Наш новый приятель показал этот ключ, вытащив его из сумки. Размером с ладонь, покрытый ржавыми пятнами, – казалось, им открывают амбар, а не хранилище реликвий. Так и тускнеют впечатления детства. Книга открыла мне мир легенд, который стал почти осязаем, а теперь я узнаю, что и ключ не золотой, и сокровищница разграблена.
Несмотря ни на что, перенесенные страдания не сломили старика. Отчасти это объясняется его смелостью и упорством, свойственным всем фанатичным людям, но имелись у него и другие причины не сидеть сложа руки.
Он, как многие хранители до него, принимал активное участие в политике Нардарии и сопредельных областей. Этот факт удивителен тем, что все важные дела проворачивались им в столице. Покинуть город старик не мог. Всю информацию о мире и его опасностях он видел чужими глазами.
Он не только следил за ценностями храма – в его ведении находилось множество приютов Варамиада. Этакий покровитель сирот, руками богачей и прочих меценатов помогающий обездоленным. Неудивительно, что и в мятежных землях нашлись люди, которые с глубоким уважением относились к деятельности старика. Которые желали положить конец бесчисленным разрушительным войнам. Нардарцы чтут свое прошлое, но методы Эстерида чересчур кровавы, а люди, на которых он опирается, – вероломны и беспощадны. Так что и здесь, поодаль от главного восстания, полно сторонников примирения с Эллас-Амином. Сеть соглядатаев и саботеров обширна, разнообразна и включает, в том числе, беспризорников. Про обслугу в нашем особняке-гостинице и говорить нечего. Однако время, когда полагаться можно только на помощников и их весточки, прошло.
– Пока ходят мои ноги и зрят очи, – твердо заявил Осий, – я обязан вернуть то, что утерял. Я посылал на верную гибель тех, кто был мне дорог, кто не смог бы даже в припадке ярости хоть что-то противопоставить так называемому Эстериду, и теперь пришла моя пора держать ответ. У врага на островах не все гладко, ему противостоят множество сил, человеческих и божественных. Я обязан быть там.
Слова достойного служителя Первозданного. При всем этом я очень надеялся, что нам на верную гибель по прихоти старика идти не придется. Риск неизбежен, но знания, которыми он обладает, могут значительно снизить его. Знания и маленькая щепотка везения.
Доверившись неожиданному союзнику, я завел разговор о великой ценности в руках горного лорда. Настолько великой, что не помешало бы направить пару быстроходных кораблей с пиратами на перехват. К великому огорчению, мои предложения и доводы Осия не заинтересовали. Он не поверил мне, хоть и объяснил отказ иначе. Сказал, что большая удача – довольствоваться хотя бы одним кораблем. Все равно мы будем не единственными его пассажирами.
Порт Триводья походил на столичный рынок, с тем исключением, что женщин встречалось совсем мало. Много людей сновало то тут то там, и подавляющее большинство из них имело при себе оружие. Так уж получилось, что сегодня с Кандлиге прибыло аж целых три корабля, и долгое томление сменилось надеждой. А ее, в свою очередь, держали под руку алчность, агрессия и страх. Никто из присутствующих не хотел прозябать здесь и дальше. Споры, ругань, проклятия и угрозы раздавались со всех концов каменистой пристани. Кто-то пытался выкупить у незнакомцев право сесть на корабль, кто-то просто надеялся на чудо.
Один из кораблей – большой трехмачтовый неф – доставил в город зерно, но ушлые искатели приключений и здесь попытались добиться своего. Они теснили стражу и носильщиков, пытаясь прорваться к капитану. Тот явно не ожидал такого напора.
– Платим золотом! Позаботимся о припасах! Двадцать человек! – ревели из толпы оголтелые воины.
Капитан в конце концов потерял терпение:
– Вы что, идиоты?! – он постучал кулаком по лбу. – Это грузовой корабль, дайте проход моим людям!
Разумные доводы тут работали слабо. Один из городских стражников, получивший по лбу, вытащил меч и грозился пустить его в дело. Столько непристойных выражений я не слышал даже от портовой шлюхи, обманутой клиентом. И средь всей этой неразберихи и бесконечного гомона шагали мы. Осий брел первым и почти никого не задевал. Лишь изредка его объемная котомка ударяла по плечу какого-нибудь наемника, но за этим сразу следовало короткое извинение и конфликт угасал. Я такой проворностью похвастаться не мог. Потревоженные вояки недобро щурились на меня, и по их глазам я понимал, что они совсем не прочь почесать кулаки. Хорошо еще, что эти проходимцы не в курсе моих планов убраться отсюда. Зависть – штука серьезная.
На корабль, стоящий у последнего причала, я сразу обратил внимание. Всем нутром чувствовал, что именно к нему направляется старик. И не ошибся – на изящный когг с белыми парусами, чуть закругленными бортами и треугольной носовой надстройкой тащили по трапу бочки с вином и питьевой водой, какие-то ящики, а его команда проверяла документы у немногочисленных счастливчиков, вовремя купивших право отправиться в плавание. Заправлял всем этим действом рослый широкоплечий мужчина с обветренным лицом и хитрым прищуром. Он расхаживал вдоль борта, что-то говорил своим людям и отмахивался от назойливых крикунов. На оскорбления и угрозы не реагировал. Улыбался только, поправляя жилет из бычьей кожи, надетый поверх рубахи с широкими рукавами.
Осий замедлил шаг и дождался нас.
– Капитана, напомню, зовут Жан Батист. Кажется легкомысленным и беспечным, но не обманывайтесь. Хранит тайны, как распутная глухонемая содержанка. Ему можно доверять.
Я едва заметно кивнул. Положительные качества капитана несомненно радовали, но самым важным среди них я считал умение управлять судном. Все прочее – второстепенно. Хотя веселый нрав и доброжелательность, которую при некоторых оговорках можно назвать искренней, Жан Батист проявил сразу, я понял, что команда подчиняется ему не только из-за хорошего чувства юмора. Он раздавал приказания, лично проверял груз и следил за тем, чтобы никто не отлынивал от работы. Отвлекся, лишь увидев нас. Осий явно имел с ним деловые отношения многократно – они понимали друг друга с полуслова. Жан Батист взглянул на нас без опаски, приблизился и обнял старика.
– О, мой давний приятель! Сколько лет и зим? Эмм, одну? – вдруг поднял он бровь. – Но неважно, твое послание и твоя оплата пришлись кстати. А это кто, твои телохранители? Помню, ты говорил про одного человека.
– Времена нынче опасные. Проще переплыть океан, чем вести дела в этом городе, поэтому надо приспосабливаться и искать союзников в самых неожиданных местах. Вот грамоты, а про этих ребят я расскажу тебе позже.
По лицу капитана пробежала легкая улыбка. Он кивнул и произнес, глядя на нас:
– Добро пожаловать на борт, господа. Я уверен, плавание на этом быстром и маневренном суденышке покажется вам увлекательным и незабываемым приключением. Жан Батист Креве Младший по прозвищу Рыжебородый к вашим услугам. Полным именем обращаться ко мне необязательно.
Я посмотрел на его темно-русые волосы, едва заметную щетину того же цвета и не удержался от вопроса.
– Рыжебородый?
– О, просто я люблю отращивать бороду и красить ее охрой. Сбриваю, когда кого-нибудь прикончу, – Жан Батист поджал губы и вздохнул. – Уже пару лет не вырастает и на полмизинца.
Плавание действительно обещало быть интересным.
Глава 4
Заговорщики
Ветер наполнял паруса и увлекал корабль в море со скоростью, которой позавидовали бы даже альбатросы. Ясное небо, невысокие волны, попутный ветер – что еще надо для успешного плавания? Жан Батист не соврал, говоря о скоростных качествах своего судна.
Я провожал глазами берег, оглядывал окружающую меня лазурь и испытывал противоречивые чувства. Даже сейчас я не до конца понимал, зачем раз за разом удаляюсь от привычных мне мест. Откуда такая уверенность, что Энрико еще можно спасти? Мысли сменяли друг друга, как волны, разрезаемые носом корабля, и кое-что начало проясняться.
Я посвятил себя военному ремеслу, смог сохранить жизнь и больше всего на свете хотел тихо и мирно завершить ее в городе у моря, в великолепном Шэрдашехе. Интересная ирония – вместо этого я стал участником гражданской войны в Парлании, а теперь плыву туда, где скоро развернется последняя битва южных мятежников с империей. Видимо, здесь нечто большее, нежели простое безрассудство и невезение. Судьба нашептывает мне, что я давно определился с тем, как должна закончиться моя жизнь, хоть и пытался себя обмануть. Выбравший путь меча от меча и погибнет. «Так чего ждать? – рассуждал внутренний голос, который я хотел заглушить. – Умирать за правое дело куда веселее и почетнее». Только правое ли дело месть…
«Ты не спасешь Энрико», – частенько говаривал Лексо. Иногда витиевато, иногда так, как я и процитировал. И в его словах совершенно точно ощущалась близость к истине. Я не слишком-то отрицал это. Да, Энрико в огромной опасности, и князь Дамиан, что славится резкой переменой своего настроения, возможно уже лишил моего друга жизни, но то, что нельзя исправить, можно превратить в навязчивую идею. В данном случае это будет идея отмщения. Князю, купцу Хавьеру – плевать. Всем, кто исполнял приказ злодеев. И наградой послужит не только успокоение души, но и камень невероятной ценности, который стоит больше, чем сто кораблей Жана Батиста.
Магический артефакт древности лишился хозяйки и попал в нечестивые руки, но я не верю, что даже у главного мятежника он пробудет долго. Войско императора раздавит Эстерида и преподнесет его величеству воистину королевский подарок. Тот самый, который должен преподнести я. Во имя справедливости… И Алабели. Во имя Алабели тоже.
Она часто снилась мне в последние ночи. Я всем естеством ощущал, как гневается ее дух, как он содрогающим сердце молчанием призывает меня действовать, отомстить. Я никак не ожидал, что души погибших людей могут иметь такое влияние на мир живых. И уж тем более на меня. Я отправил в загробное царство кучу народа, но редко испытывал угрызения совести. И снились мне убиенные нечасто. Из последнего времени вспоминается лишь парланский граф, к смерти которого я имел косвенное отношение. Он стоял передо мной с расплющенной головой и что-то мычал. Свисающие на плечи глазные яблоки тогда порядком испугали меня.
С Алабелью все иначе. Это не кошмар или фантасмагория. Это явный и убедительный призыв. Костлявая рука смерти должна коснуться бывшего негоцианта, торговца доспехами Хавьера из Патса, который давно нас преследовал и, в конце концов, исполнил свой замысел. Именно он отнял у Алабели жизнь, сбросив ее в пропасть, и я ничего не смог с этим поделать. Передо мной стоял выбор: немедленно броситься за врагами, увлекшими с собой Энрико, или попытаться спасти чародейку. Я верил в чудо, несмотря на высоту обрыва, острые скалы внизу и напор горной реки. Я выбрал второй путь.
Вместе с Лексо я искал тропу вниз, рисковал свернуть себе шею на скользких камнях, но даже это не помогло мне что-то исправить. За одним уступом – другой, за размеренным течением воды – бушующий непроходимый поток. Алабель не смогла бы выжить здесь. Я прекратил поиски, когда уже вечерело. Мне пришлось смириться с неизбежным. Вместе с этим, затянувшиеся поиски позволили отряду Дамиана от нас сильно оторваться, и возмездие откладывалось на неопределенный срок.
Даже здесь, на корабле, в окружении тихого моря и птичьих криков, я с трудом сохранял отстраненный вид, вспоминая о битве у водопада. Из круговорота беспокойных мыслей меня вывел звук охваченного спазмами желудка. Отвратительный и напористый. У борта напротив стоял и кряхтел один из наемников, которого с непривычки укачало. Моряки на палубе даже не пытались помочь бедолаге: хохотали, тыкали пальцами и отпускали неуместные шуточки.
– Не на палубу – и то хорошо, – разрядил обстановку Жан Батист. Он спустился со скрипучих шканцев, подошел ко мне и произнес:
– А ты, гляжу, привычен к морским путешествиям.
– Довелось прогуляться по всем возможным поверхностям, – я отвечал непринужденно, ничем не выказывая нежелание продолжать разговор. Даже рад был, на самом деле, отложить неприятные воспоминания о Скалистом Крае.
Мои слова, казалось, устроили капитана, поскольку он начал интересоваться о другом.
– Говорят, ты с вольного города. А с какого, если не секрет?
– Ярв.
Жан Батист присвистнул.
– Далеко же тебя ноги занесли.
Я промолчал о том, что носят меня ноги по разным странам уже очень давно. Лишь кивнул с улыбкой и сказал:
– Профессия воина везде востребована. И торгаша тоже. Старик не говорил, откуда ты родом, но я не вижу в тебе нардарца или жителя островов. Уж прости, коли ошибаюсь.
Жан Батист преобразился на глазах. В том смысле, что стал гораздо веселее.
– Я вообще-то из южных провинций Гелетии. Слышал, наверное, про тамошние театры, школы поэзии и виноградники. А уж какие там девицы! Вспоминаю, и хочется плакать. Даже сегодня сон снился: поглаживаю я напудренную красавицу по бедру, скольжу выше, выше. Вот оно – средоточие страсти. И черт меня дернул голову поднять. Вместо прежнего милого личика – кривая морда старого рулевого. Такие вот коварные сны.
– И ты добровольно избрал жизнь на чужбине?
– Абсолютно, можешь мне верить. Скучать по милым ухоженным дамам – это одно, а воплотить мечту о покорении моря – совсем иное. Да и чужбина перестала быть таковой уже давненько. Знаешь, жители Кандлиге не любят чужаков. Я стал для них своим в доску. Они считали, что женщина на корабле – к несчастью. Глядя на мои успехи, засомневались.