– Ну и правильно… Фрэнк, – крикнул Виктор. – Летс го. Поехали на базу.
«База» оказалась в двух шагах. Причем, участок выглядел самым приличным зданием в этом убитом «войной» районе.
– Здесь у нас ремонт вечный, ты не обращай внимания, муниципалитет на нас экономит, – сказал Виктор, когда мы зашли внутрь, поскользнулся на строительном валике и с грохотом рухнул на колени: Брэинвошт потсмокер коксакерс! – вскричал он.
– Это ты что сейчас сказал? – заинтересовался я.
– Набор идиоматических английских выражений, – ответил Виктор, поднимаясь и отряхивая форменные брюки, – тебе все равно не пригодится. Даже не думай, что я буду тебя учить американской брани. А то ты шутник, как я погляжу. Еще скажешь судье, когда он примет решение выдворять тебя из страны, что-нибудь эдакое. И тебя обязательно спросят: «Кто научил? И зачем?» Придется сказать, Виктор, коп из Южного Бронкса…
Я улыбнулся.
– Ладно, не говори. Со временем сам узнаю.
– Это конечно. Это обязательно.
Полицейские поздоровались с дежурным, на меня он глянул устало через очки. И мы проследовали в главное помещение. Обширный зал, опенспейс-офис – по-американски. Здесь стояли столы, разделенные стеклянными перегородками. А на столах лежали папки, бумаги, стояли допотопные черные телефонные аппараты с дисковым набором номера. По стенам были развешаны карты в разноцветных пометках флажков и фотографии.
– Это все преступники? – спросил я, указывая на стену.
– Нет, родные и близкие тех, кто здесь работает.
– Шутишь?
– А ты зачем спрашиваешь?.. Сам не видишь, какие рожи. Вот этого, кстати, встретишь, – он ткнул пальцем в одну из фотографий, – сразу беги… Самый опасный отморозок на весь Южный блок. Действует в одиночку. Знаешь, чем занимается. Грабит наркодилеров. Другого бы уже нашли с перерезанной глоткой где-нибудь в сточной канаве. А этот жив-живехонек и изредка разгуливает по улицам. Кличка – Диггер. Зовут Леонард. Короче, Леонард Диггер. Не путать с Леонардом Коэном.
Слово «диггер» я знал.
– Копальщик?
– Какой еще копальщик? Могильщик. Неправильная у него кликуха. Потому что на самом деле никого он не хоронит. Бросает там, где пристрелил. А мы потом трупы за ним собираем.
Я некоторое время вглядывался в чернокожую физиономию. Парень как парень. Только нижняя челюсть слишком тяжелая и глаза навыкате. Нос пуговицей.
Из-за стола поднялась миловидная блондинка. Она, похоже, была в помещении совсем одна. Оно и понятно – ночь. Только патрульные, дежурный, остальные – спят мертвым сном.
– Кейт, – сказал Виктор по-русски, – я, конечно, с тобой не разговариваю, но мы тут привезли парня. Его сильно избили, раздели, и надо бы его осмотреть.
– Конечно, – ответила Кейт и направилась к нам.
– Она что, доктор? Она же коп? – удивился я.
– Она училась на доктора, – раздраженно ответил Виктор. – У нее диплом медсестры. И навыки есть. И вообще, что ты задаешь столько вопросов? Расслабься – и получай удовольствие.
Блондинка подошла ко мне, сначала тщательно осмотрела все ссадины и ушибы, бесцеременно повернула, взяв за плечо, затем развернула обратно, нажала на живот в области печени.
– Здесь болит?
– Нет, вроде.
– А здесь? – она нажала чуть правее.
– И здесь нет.
– Что, вообще нигде не болит? – удивилась она.
– Наоборот, болит везде. Они меня толпой били…
– Это понятно.
«Откуда «это ей понятно?» – подумал я. Но вслух сказал:
– Кстати, вы отлично выглядите. Меня Степан зовут.
– Тш-ш-ш, – зашипел Виктор, как пробитое колесо, и замер, ожидая реакции девушки.
Но та оставалась спокойной.
– Спасибо, – сказала она и посмотрела мне прямо в глаза. – Вы мочились с тех пор, как это произошло?
– Нет.
– Пойдите помочитесь. Если в моче будет кровь, скажете. Туалет за углом.
– Хорошо, – я ушел. И услышал, как за спиной начали о чем-то свирепо переговариваться Кейт и Виктор. Все-таки у них были сложные, запутанные отношения. Фрэнк при этом в разговор не встревал. Мне показалось, что Кейт несколько раз повторила, что она не доктор. Но Виктор убеждал ее, что это неважно, потому что «хи ис ол райт». Веселенькое дельце!
Но с другой стороны, представим, что Виктор привез бы меня в хоспитал. И там меня осмотрели, сказали, что все в порядке, и выписали счет. А я и так должен столько, что хоть вешайся. Кто придумал эту идиотскую пословицу: «В долгах, как в шелках?» Правильнее было бы говорить: «В долгах, как в гробу».
Я помочился. Цвет мочи меня вполне устроил. Обыкновенный цвет. Крови не было.
Тут из кабинки раздалось кряхтение, и через секунду громкий звук «пр-р-р-р-р». Плеск воды. И за ним вздох облегчения. Зажимая нос, я выбежал из туалета.
– Ну как моча? – спросила Кейт.
– Все в норме! – отчитался я.
– Я же говорил, – сказал Виктор. Девушка бросила на него убийственный взгляд – словно говоривший: ну ты и ничтожество. Не хотел бы я заслужить такой же. Тем более, что Кейт мне понравилась. Я вообще всегда любил миниатюрных блондинок с аккуратным носиком. К тому же, женщины у меня не было очень давно. В иммиграционной тюрьме я даже стал поглядывать на крупнозадых латиноамериканок, размышляя, не присунуть ли мне по случаю одной из них. Но потом передумал. Еще поймаешь какую-нибудь заразу. А тюрьма не то место – где приятно лечить венерические заболевания. Хотя процесс их заполучения наверняка приятный.
– Он так и будет голым? – спросила Кейт. – Где его одежда?
«Заботливая, – подумал я с нежностью, – даже не скажешь, что фЕминист. Похоже, Виктор на нее наговаривает».
– Нету одежды, – отрезал он. Почесал подбородок. – Ладно, это решаемо. Сейчас схожу на склад.
Он ушел, и я продолжил дёрти секшуал харразмент с Кейт.
– Говорят, ты фЕминист, – сказал я.
– Кто говорит?.. А – этот. Сам он фЕминист. Я просто не люблю, когда лапают, не спросив.