– На все четыре стороны, – поправил я.
– Да хоть на все пять. Свободен.
– А как же мои документы?
– Ну, ты же видел, мы заезжали. Этого упыря дома нет. Значит, его хрен найдешь. Он может быть где угодно. Заезжай через недельку-другую. Если что-нибудь отыщется, мы тебе вернем. Но, честно говоря, я сильно в этом сомневаюсь. Очень сильно…
– Что же я буду делать без документов?
– Не знаю. А ты спроси у своего адвоката. Может, через посольство как-то можно получить русский паспорт?
– Мне в Россию нельзя. Мне нужен американский.
Виктор засмеялся.
– Все хотят в свободную Америку. Но не у всех получается здесь остаться. Надеюсь, тебе повезет, Степан. Ну, ладно, мэн, давай. – Он протянул руку, которую я крепко, от всей души, пожал.
Фрэнку я тоже кивнул на прощанье. Кэйт видно не было. Жаль. Хотелось увидеть и ее тоже. Очень мне эта джувиш девушка понравилась с первого взгляда.
Я вышел на темную улицу. После того, что случилось, отходить далеко от полицейского участка было довольно боязно. Но – на мне все же полицейская форма и ботинки, подумал я, это должно отпугнуть всякую шваль. И потом, сколько можно боятся? Пора дать им всем прикурить! Я же русский! Я покрутился немного на освещенном пятачке возле участка и вернулся. Дежурный уставился на меня непонимающе.
– Виктор, – сказал я, – ай нид ту спик виз Виктор.
– Ок-ок, – ответил он, махнул рукой.
У Виктора я попросил взаймы двадцать долларов – «только на первое время, перекантоваться».
– Ладно уж, – выдавил он с неудовольствием, и дал мне двадцать баксов. – Разбогатеешь, вернешь.
– Само собой.
Я и сам был расстроен, что приходится фактически побираться. Снова распрощавшись, я наконец покинул гостеприимный участок и направился в неизвестном направлении по улице, отметив, что уже светает. Надо бы вернуться в хостел – и выспаться как следует. Но этим утром выспаться мне было не суждено.
Через пару кварталов, возле темного парка на меня налетела какая-то американская баба лет сорока и, вереща что-то, потащила за собой.
– Да я не коп! – орал я, отбиваясь. – Ай эм нот а полисмэн. Ду ю андерстенд? Ай эм нот…
Но она ничего и слушать не хотела, скороговоркой проговаривая что-то непонятное. Мне удалось только разобрать, что кто-то приехал в ее квартиру. А она его не ждала. И что этот кто-то хулиганит, ей очень нужен полис, или этому кому-то нужен полис, а ей этот кто-то совершенно не нужен. Я выбился из сил… Как же плохо не знать язык, не уметь объясниться, сразу ощущаешь себя человеком второго сорта и полным идиотом. Но я выучу, обязательно буду говорить не хуже, чем тот же Виктор.
Я даже не могу понять логику своего поступка. Зачем я потащился за этой женщиной? Наверное, мне было ее немного жаль. Но я направился вместе с ней в ее квартиру, чтобы помочь ей – все равно дура не понимает, что я не настоящий полицейский. А еще мне хотелось доказать себе, что я мужик, и могу еще справиться с каким-то зарвавшимся хулиганом. Мы поднялись на второй этаж. Она распахнула дверь и показала на одну из комнат: «He's there»… Тут мне стало зябко, но не от холода, а от нехорошего предчувствия.
– Ху из хи? – спросил я.
Она всплеснула руками.
– My son.
– Ё сан? – удивился я.
– Yes. My son Leonard.
Тудум – стукнуло в башке – а не тот ли это Леонард, которого активно ищет полиция? Что там Виктор про него говорил. Кажется, если увидишь его, быстрее удирай со всех ног, а то пришьет…
Но удирать было поздно. Из указанной комнаты вразвалочку вышел Леонард. Он оказался крепким парнем с проступающей рельефной мускулаторой. На нем были тренировочные штаны, кроссовки и черная майка с пантерой без рукавов. Он смотрел на меня и на мать и нагло ухмылялся.
– Я привела полицию, – торжествуя, закричала по-английски чернокожая добропорядочная гражданка, решившая сдать собственного сына – так он, видимо, ее допек.
– Ну, чего, коп, ты один пришел, или там на улице еще копы? – поинтересовался Леонард Диггер (Могильщик – по-нашему). Выглядел он при этом горделиво – мол, смотрите, как я нагло разговариваю с копом, я совсем его не боюсь. Я крутой мэн!
Я продемонстрировал ему надорванный рукав куртки и проговорил:
– Ай эм нот э коп. Ай эм ё френд… – И улыбнулся на всякий случай.
Леонард сильно озадачился таким поворотом событий. Его тяжелая челюсть малость отвисла.
– Ай эм рашн, май нейм из Степан, – добил я его окончательно. Подмигнул ему.
Но тут все пошло наперекосяк. Леонард выдернул из-за спины пистолет, который до поры – до времени прятал в штанах, дожидаясь удобного момента, и направил на меня, держа его в вытянутой руке. Лицо его было злым и решительным.
Дальше разговор пошел на английском. Причем, речь была торопливой. У меня откуда-то проснулось знание языка. Наверное, помог направленный на меня ствол.
– Постой, постой, – закричал я. – Не надо стрелять. Ты совершаешь большую ошибку. И упускаешь отличную возможность.
– Я не знаю, кто ты, – сказал он, – но ты мне не нравишься. Тебя привела моя мать.
Матери, между тем, уже и след простыл, она спряталась в глубине квартиры, предоставив «полиции» самой разбираться с опасным сынком.
– Лиссен, ай эм ё френд. Ду ю хэв сам пот? Летс смок энд спик виз ми…
– About what?
– Эбоут дилс, – брякнул я. – Мы можем с тобой делать крутые дела, Леонард, и зарабатывать очень хорошие деньги. Я знаю одно место, где можно взять много, очень много денег.
Он молчал, явно размышляя – пристрелить меня или все-таки стоит выслушать.
– Ок, – сказал Диггер… – You are not a cop. Who are you?
– А эм рашшн, – повторил я, подивившись его непонятливости. – Степан.
Видимо, русских он знал не понаслышке. Репутация у выходцев из нашей страны в Америке была не очень – среди достойных граждан. Зато всякое отребье, вроде этого типа, напротив – нас уважали. Так что вскоре мы уже курили гашиш из большого фарфорового дракона. Впервые в жизни я видел такой огромный пыхательный аппарат. Комната у Диггера оказалась смешной – совсем детской, с плакатами баскетболистов на стенах и обоями в медвежатах. Не похоже было, что здесь живет крутой грабитель наркодилеров. Наверное, он давно покинул родное гнездышко, но иногда наведывался проведать маму. Что там между ними произошло, я не знаю, должно быть – серьезная ссора…
Она появилась на пороге комнаты, увидела, что коп раскуривает с ее сыном-преступником дракона и, причитая, убежала вглубь квартиры. Увиденное ее сильно расстроило. Даже не так – немножечко свело с ума. Коррупция и оборотни в погонах захватили управление Южного Бронкса, должно быть, подумала она. И больше уже не появлялась. Только из дальней комнаты доносился ее причитающий голос – по-моему, она молилась богу, причем, истерично крича, не переставая…
Трава сближает. Мы сидели и улыбались друг другу, не обращая внимания на вопли несчастной женщины. Причем, он не ухмылялся, а именно улыбался – во весь рот, набитый золотыми коронками. Я раньше думал, такие только цыгане носят. На шее у него тоже было золото. Цепь шириной с мизинец.
«Сидит, улыбается, дурачок, – думал я, – и не знает, что я собираюсь сегодня же доставить его прямиком в полицейское управление, чтобы отблагодарить Виктора».
Он в то же время думал примерно следующее: