Мы с истекшим сроком годности

Я смеюсь. К нам подходит мама, берет мою коляску и смотрит на меня.

– Да уж, будем откармливать.

Я крепко держусь за папу, когда мы подымаемся по лестнице, в нос ударяет запах крепкого табака. Мы заходим в комнату, папа аккуратно кладет меня на кровать. Мама заходит следом.

– Так, кресло мы поставим прямо у края кровати, чтобы ты сама, в случае чего, смогла в него сесть. Еще мы купили специальную рацию, если что-нибудь понадобится, говори в нее.

– А еще у нас есть для тебя подарок, – говорит папа.

– Так, это уже интересно.

Папа выходит из комнаты и спустя несколько секунд вновь заходит, держа в руках телевизор.

– Собственная плазма! – говорю я, не сдерживая своей радости.

– Теперь можешь смотреть телевизор, не выходя из комнаты, – говорит мама.

– Спасибо. Вы самые лучшие.

– Стараемся, – говорит папа.

Поцеловав меня в макушку, родители покидают мою комнату, предоставив мне необходимый покой, который назначил Николас.

Я погрузилась в сон всего на полчаса, а затем почувствовала, что мой мочевой пузырь вот-вот разорвется. Я не могу больше терпеть. В больнице все было гораздо проще, я нажимала кнопочку, медсестра клала под меня судно, и я справляла нужду. Но теперь я дома, и даже простой поход в туалет для меня превратился в настоящее испытание. Мне стыдно звать маму, чтоб та посадила меня на унитаз, как маленького ребенка, так что придется действовать самой. Я подтягиваю свои безжизненные ноги к краю кровати, еле-еле сажусь в кресло и начинаю ликовать, потому что прежде я еще никогда самостоятельно не садилась в него. Я подъезжаю к ванной комнате, открываю дверь и вижу, что родители купили специальное туалет-кресло для инвалидов. Я закрываю дверь, расстегиваю джинсы, снимаю их и белье, приподнимаю свое тело и сажусь на туалет-кресло. Все не так уж и плохо. Раз у меня с первого раза получилось быть хоть немного самостоятельной, значит, в дальнейшем я смогу сама о себе заботиться, сняв обязанности со своих родителей. Справив нужду, я надеваю джинсы, многократно ерзая и поломав пару ногтей. Теперь нужно всего лишь пересесть в свое кресло.

Но на этом этапе меня в буквальном смысле заклинило. Я сижу, не могу пошевелиться из-за тупой ноющей боли в голове, у меня началось жуткое головокружение, чувствую, что я теряю ориентацию в пространстве, но все-таки заставляю нижнюю часть тела подчиниться господствующей верхней, приподнимаюсь, дотягиваюсь одной рукой до кресла, но случайно отодвигаю его, головокружение продолжается, я ничего не соображаю пару мгновений, но затем я чувствую, как падаю на пол, оказываюсь на боку, туалет-кресло переворачивается, и все содержимое судна выливается на меня. Я начинаю кричать и реветь одновременно. От одной мысли, что я, взрослая девушка, не могу самостоятельно сходить в туалет, мне становится еще хуже. Мне казалось, что я смогу справиться, я правда надеялась на это, но теперь, лежа на полу в собственной моче, и не способная встать, я жалею, что не погибла в той аварии. Лучше бы я умерла, чем вот так существовать.

Мама с папой вбегают в ванную. Папа поднимает и сажает меня в кресло, снимает мокрую одежду и бросает в стирку. Мама вытирает пол и возвращает туалет-кресло в прежнее положение. Родители все это делают с такими невозмутимыми лицами, будто заранее знали, что все так будет.

– Почему ты упала? – спрашивает папа, вытирая мое тело мокрым полотенцем.

– Голова закружилась, – говорю я, все еще трясясь от истерики.

Когда я оказалась в своей постели, я уже успокоилась. Хотя, скорее, я притворялась, что спокойна, внутри меня все еще что-то происходило, какое-то непонятное чувство, овладевшее мной с такой силой, что аж живот начало схватывать. Наверное такое чувство испытывает человек, ощущая себя полнейшим ничтожеством.

Мама заходит в комнату.

– Я позвонила доктору Халлигану, он сказал, что головокружение вызвано энцефалопатией. Завтра к нам приедет медсестра.

– Прости меня.

– За что?

– За все это. За то, что ты, молодая, красивая женщина, обречена возиться с инвалидом.

– Ну что ты говоришь, Вирджиния?!

– Я не хочу так жить, мам.

– О, Господи. Если бы ты знала, как же больно слышать такие слова из уст родной дочери. Вирджиния, вспомни, что сказал Халлиган. Ты должна продолжать жить, инвалидность – это не приговор. Мы – твои родители, мы будем рядом с тобой всегда. Мы справимся. – Сделав минутную паузу, мама продолжает. – Я люблю тебя, Вирджиния, и если бы ты погибла в той аварии, я бы легла с тобой вместе в могилу, потому что я не смогу без тебя. Так что, я умоляю тебя, выброси все эти дурные мысли из головы, понятно?

Весь вечер я провела сидя в Интернете – на мой e-mail пришла куча писем от одноклассников и знакомых, с пожеланиями о скорейшем выздоровлении. Ну и, конечно, не обошлось без знакомой мне теперь фразы: «Сочувствую, держись». Мой скайп завопил, оказалось, это был долгожданный звонок от Лив.

– Привет!

– Привет, как ты? – спрашиваю я, разглядывая нечеткое изображение лица Лив на экране.

– Отлично. Тебя уже выписали?

– Да, первый день дома.

– Круто, наконец-то. Кстати, познакомься, это Клэр. – Лив двигает камеру, и на экране моего ноутбука появляется изображение полноватой девушки с красными волосами и кольцом в носу. – Мы с ней познакомились в самолете и она предложила пожить у нее в квартире.

– Здорово.

– Привет, Лив мне рассказала про трагедию, что с тобой случилась. Сочувствую.

– Спасибо.

– Джина, давай я тебе завтра перезвоню, а то тут пришли друзья Клэр и у нас тут что-то типа небольшой вечеринки?

– Ладно… пока. – Я фальшиво улыбнулась и закрыла крышку ноутбука.

Теперь во мне поселилось новое чувство. С одной стороны, я рада за Лив. Но с другой, я ей жутко завидовала. Я знаю, это паршиво завидовать своей лучшей подруге, но, черт возьми, я тоже хочу куда-нибудь поехать, я тоже хочу жить нормальной жизнью, познакомиться с новыми людьми, повеселиться на вечеринке… но достаточно посмотреть на мои ноги-бревна или же на стоящую рядом инвалидную коляску, как снова хочется закрыть лицо ладонями и зареветь в голос. Теперь, ясное дело, я уже не нужна Лив, потому что у нее появились новые друзья, а возиться с подругой-инвалидкой как-то не круто. И обидно и горько, пусть это и выглядит весьма эгоистично.

В комнату заходит мама.

– Так, пора спать. – Она берет ноутбук и кладет на стол.

Наконец, наступило время снять ужасно неудобный корсет, который, казалось, уже врос в мое тело. Сняв корсет, мама ужаснулась. На спине и на животе было несколько крупных ужасно болезненных мозолей, некоторые из которых кровили.

– Сейчас принесу мазь. – Через несколько минут мама возвращается с тубой противно пахнущей мази.

– Чем займемся завтра?

– Не знаю.

– Значит, я сама что-нибудь придумаю, – говорит мама, вытирая руки о салфетку.

Затем она приближается к моему лицу и дотрагивается влажными губами до моего лба.

– Спокойной ночи.

Но ночь у меня была отнюдь не спокойная. Бессонница была очередным моим наказанием, а головная боль и боль в позвоночнике ей сопутствовали. Из-за неожиданных болевых схваток я так крепко сжимала краешек подушки, что чуть не порвала ее. Смогла уснуть лишь под утро, когда лучи еще не проснувшегося солнца коснулись моей кровати.

Мама и впрямь решила меня откормить, поэтому завтрак был настолько плотным, что у меня аж живот заболел с непривычки. В больнице едой особо не баловали. После обеда к нам приехала медсестра. Она ощупывала мой позвоночник, смотрела мои зрачки и проверяла моторику пальцев рук.

– Как часто случаются головокружения?