Воображаемый друг

Она присела на краешек кровати и через плечо сына прочла пару строк, заправляя прядь волос ему за ухо. Беглый осмотр его спальни напомнил ей о двух обещаниях, данных ею в расчете на выигрыш в лотерею.

На первом месте шел книжный шкаф.

Она не собиралась делать эту покупку в стоковом отделе торгового центра или в ИКЕА. Нет уж, дудки. Чтобы выбрать для сына первый в его жизни настоящий книжный шкаф, Кейт прочесала весь город и в конце концов обнаружила замечательный антикварный магазин. И разрешила Кристоферу выбирать. Мебель там была великолепная. Дуб. Сосна. Кедр. Но Кристофер выбрал какую-то оклеенную бумагой с утятами рухлядь. Нелепую, под стать новогодней елке Чарли Брауна.

– Здесь очень большой выбор. Чем тебя привлек этот шкаф, солнце? – спросила она.

– Тем, что от него пахнет бейсбольными перчатками.

На втором месте шла серебряная рамка для фото. Кристофер торжественно водрузил ее на самое видное место, на книжный шкаф. Мама вгляделась в портрет ныне покойного мужа. Застывший черно-белый момент. Отец Кристофера улыбался, стоя у наряженной елки. Это был один из счастливых деньков.

Кейт прилегла рядом с сыном и минут двадцать слушала, как он читает; голос его звучал приглушенно, будто шорох дождя. Потом она поцеловала Кристофера в щеку и укутала его на ночь.

– Кристофер… ты купил своей маме дом. Знаешь, кто на это способен?

– Нет, не знаю.

– На это способны только победители.

Со словами «Раз-два-три, сон смотри!» она погасила свет. А потом спустилась в кухню. Там сделала пару глотков пива со льдом и пошла приводить в порядок свою спальню. Свою отдельную спальню. Если не считать нескольких лет, прожитых с мужем, ей за всю жизнь так и не довелось прочувствовать, что такое надежный дом.

А теперь она обустраивала именно такой дом для сына.

Развесив все свои вещи, она заметила, что просторный стенной шкаф заполнился только на треть. Кейт Риз привыкла не ждать от жизни ничего хорошего. Но сейчас она попала в рай. В настоящий рай. Она восстановила в памяти все решения, все моменты, которые привели ее сюда, в собственный дом, где по крыше тихонько стучали дождевые капли.

Надумай кто-нибудь тщательно спланировать такую историю, ничего лучшего все равно было бы не придумать.

Глава 19

Кристофер свернулся калачиком в своем спальном мешке с изображением Плохого Кота. Под перестук дождя он наслаждался теплом и уютом. В окно эркера лился лунный свет, отбрасывая пятнышки на новый книжный шкаф и на папино фото. Мама разрешила ему выбрать краску для стен в этой комнате по своему вкусу, потому как им больше не придется беспокоиться насчет аренды и гарантийных взносов. Он сказал, что хочет голубой с белым. Как небо. Или как глаза мистера Эмброуза.

Ничем не нарушая тишины, Кристофер выбрался из спального мешка.

Подошел к окну эркера и забрался на подоконник. Сел по-турецки и стал смотреть на задний двор. Где на цепях качалась шина. И простиралось большое игровое поле, идеально подходящее для бейсбола.

А дальше был Лес Миссии.

Небо прочертила молния. Дождь оставлял на окне свои следы, подобные слезам на лобовом стекле. На уроке катехизиса в ОКЦ кто-то сказал, что дождь – это слезы Бога. Тогда ему подумалось: а Ноев ковчег – из гнева.

Или из рыданий Бога.

Кристофер распахнул окно. Устремил взгляд вверх и увидел облака. На карниз падали мелкие дождевые капли. Они холодили румяно-красные щеки. Так он просидел с полчаса – приглядывался, прислушивался, ощущая себя особенным и счастливым. Что-то знакомое просматривалось в этих облаках. А что именно – он никак не мог вспомнить. Но вроде бы они улыбались. И Кристофер послал им ответную улыбку.

Нет, голоса не было. Был ветер. Был шорох. Совсем не похожий на голос. Ну разве что на отголосок. Кристофер не столько его слышал, сколько припоминал, как нечто подобное кто-то ему говорил. Но сомнений быть не могло. Он долетал из леса.

И звал его к себе.

Кристофер схватил башмаки и брошенную на пол красную кенгурушку. Скользнул глазами по отцу, обрамленному в серебро. А потом отворил дверь спальни. Выглянул в коридор. У мамы в комнате свет не горел. На цыпочках спустившись по лестнице, он прошел через кухню. Там больше не витал запах печенья.

На задний двор вела раздвижная дверь. Туман сгустился, но еще глазом различались качавшиеся на ветру деревья. Это зрелище его успокоило. Подобно колыбельной, подобно любимой стороне подушки.

Ноги ступали по мокрой, стылой траве. Кристофер двигался сквозь туман, мимо качелей, сделанных из шины, в дальний конец двора. Он оглянулся на свой дом. Увидел бревенчатый домишко на другой стороне улицы. В окнах света не было. И Кристофер свернул в сторону деревьев. Вот же он. На расстоянии вытянутой руки.

Лес Миссии.

Кристофер не спускал глаз с деревьев. Они раскачивались – красивые, голые, молчаливые. Так в церкви раскачиваются поднятые руки. Туда-сюда. Туда-сюда. Он никого не видел, но ощущал их присутствие. И втягивал носом запах бейсбольной перчатки, хотя его бейсбольная перчатка лежала в гостиной, в еще не распакованной коробке.

– Ты тут? – шепнул наконец Кристофер.

Деревья зашуршали. Кристофер услышал треск сухих веток. У него горели уши. Он знал, что надо бы поостеречься, но почему-то не испытывал страха. Наоборот, он вздохнул с облегчением[34 - Белый пластиковый пакет, казалось, вздохнул с облегчением. – Белый пакет также появляется в культовом фильме Сэма Мендеса «Красота по-американски» (2000), удостоенном премии «Оскар» в пяти номинациях, в том числе «за лучший фильм». Один из героев кинокартины, Рикки Фиттс, увлекается любительской видеосъемкой и запечатлевает в кадре все, что кажется ему красивым. Самым прекрасным сюжетом в его «киноколлекции», по словам самого героя, является «танец» белого полиэтиленового пакета и опавшей листвы, подгоняемых осенним ветром. За просмотром этой записи герой произносит один из ключевых монологов фильма, в котором утверждает, что «за каждой вещью скрывается целая жизнь, невероятно добрая сила, которая показала мне, что не нужно бояться». Эти слова, адресованные возлюбленной Рикки, отсылают нас к строкам: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх» (1 Ин. 4:18). Необходимо отметить, что именно наблюдения за полетом пластикового пакета на парковке супермаркета подтолкнули Алана Белла к написанию сценария, также отмеченного премией американской киноакадемии.]. Потому что знал: нечто есть тут, поблизости. Наблюдает за ним.

– Спасибо, что у моей мамы теперь есть дом, – прошептал Кристофер.

Ответом ему была тишина. Но не молчание. Его слушали. Кристофер оглянулся – прямо позади него ощущалось какое-то соседство. Он это чувствовал затылком.

– Ты пытаешься со мной заговорить? – спросил Кристофер.

Ветер боролся с листвой. В этом ветре чудился голос. Но он не разговаривал. А все равно слова щекотали затылок. Как будто ветер еле-еле пробивался сквозь заросли, силясь быть услышанным.

Кристофер вошел в лес.

Дождь падал на кроны деревьев и ручейками стекал по стволам. Кристофер не знал, куда идет, а ноги почему-то знали. Так бывает, когда долго не катаешься на велосипеде. Рассудок может забыть, как это делается, а тело будет помнить.

Ноги вели его на голос.

У Кристофера екнуло сердце. Он по-прежнему никого не видел, но что-то чувствовал. Как чувствуется порой искра, когда соприкасаются руки. Он шел в чащу, и тропа освещалась все ярче. В ноздри ударил запах. Восхитительный запах осени. Спелых яблок. Кристофер увидел имена, вырезанные на древесных стволах. Инициалы влюбленных подростков из минувшего века. Ныне – стариков.

И ныне покойных.

Кристофер добрался до лесной поляны. Постоял в молчании, разглядывая гигантское дерево, похожее на деформированную артритом руку. Заметил на земле облепленный грязью пластиковый пакет. Подобрал, заботливо ополоснул под свежими, холодными струями дождя. Вытер своей красной курточкой; пластик оказался белым. Затем, подойдя вплотную к дереву, нацепил пакет на нижнюю ветку. На глазах у Кристофера пакет заплясал, как воздушный змей на веревке. Что-то знакомое виделось в этом зрелище, а что – сразу и не вспомнить. Нечто надежное и ободряющее. Подобное старинному другу.

– Привет, – обратился Кристофер к белому пластиковому пакету.

ты меня слышишь?

Белый пластиковый пакет, казалось, вздохнул с облегчением.

– Да, слышу тебя, – ответил Кристофер.

прямо не верится. кто-то меня услышал.

Кристофера бросило в жар. Он с трудом сглотнул застрявший в горле ком.

– А ты всамделишный? – усомнился Кристофер.

да.

– Ты – не плод моего воображения?