Второй Саладин

* * *

Мы услышали вертолеты еще до того, как увидели их. Они появились над горой. Это зрелище показалось мне совершенно невиданным. Я таращилась на них, как громом пораженная.

Их было, как и обещал Пол, шесть. Они повисли в небе. Амир Тофик на земле поджег дымовую шашку. Столб зеленого дыма взвился в небо.

Вертолеты были серые, на фюзеляжах красовались опознавательные знаки иранской армии. Носы их блестели: солнце отражалось в стекле или в пластике. Они оказались куда больше, чем я воображала. Шум стоял невообразимый. Они летели строем в два ряда, по три в каждом. Вертолеты начали снижаться, большие и темные. Я уже могла различить в кабинах пилотов в шлемах и солнечных очках.

Винты поднимали пыль, она клубилась и кружилась вихрями. В воздухе вились клочья зеленого дыма. Ветер сбивал нас с ног, срывал листья с деревьев.

Я видела двух маленьких мальчиков, Апо и Мемеда, они сидели в сторонке. Я видела Амира Тофика с женой; рука у нее была вся в бинтах. Видела старого Кака Фарзанду – он терпеливо ждал. Видела Хаджи Исмаила – до того, как присоединиться к повстанцам в горах, он был носильщиком в Багдаде. Я видела Зульхею, старуху в черном платке, – она рассказывала мне сказания и легенды, которые я записывала, – и ее дочь Насрин, стряпуху. Я видела… в общем, я видела их всех, этих людей, с которыми я прожила семь месяцев и которых успела, насколько это возможно для иностранца, вернее для иностранки, полюбить.

Вертолеты зависли над деревьями, и какое-то время я не вполне понимала, что происходит. Я стояла столбом, как дура. Внизу началась сумятица.

Улу Бег обернулся ко мне, и я услышала его слова:

– Это русские.

Люди из вертолетов принялись стрелять по деревьям. Поднялась пыль. Я видела, как разлетались ветки. Орудия стали изрыгать языки цветного огня. Они словно обливали деревья светом. Вокруг летели искры, начались пожары.

Улу Бег рядом со мной застрочил из своего русского автомата. Козырек одной кабины разлетелся, и вертолет дрогнул.

„Сбей их“, – поймала я вдруг себя на мысли.

Машина начала падать, неудержимо заваливаясь вперед. Она рухнула и разбилась. Лопасть пропеллера вспорола землю. Подбитый вертолет вспух огромным шаром маслянистого пламени, мгновенно распространившегося по поляне. Меня сбило с ног.

Люди из вертолетов расстреливали нас. Пули рикошетом отскакивали от камней. В нос мне ударил едкий запах горящего бензина. В голове так помутилось, что я чуть не бросилась в пылающий ад под нами, но Улу Бег схватил меня за руку и потащил по другому склону вниз, в темное ущелье. Мы кубарем слетели по склону, оскальзываясь на осыпи. Я была в таком ужасе, что даже не чувствовала боли. Мы забирались глубже и глубже, пока не забились в темную расщелину. Над головой стрекотал вертолет. Он висел над нами целую вечность. Улу Бег сжимал в руках свой русский автомат. Потом вертолет набрал высоту и исчез. В небо поднимались два столба дыма – один толстый и черный, второй зеленый».

– Твой русский не рассказывал тебе об этом? – спросила Джоанна, когда он отложил последнюю страницу.

– Нет, – покачал головой Пол. – Никаких подробностей.

– Та засада была частью сценария? Частью какого-то большего предательства? Ты действовал по чьему-то приказу? Все те месяцы, когда я любила тебя, когда ты сражался на стороне курдов, – ты знал? Ты знал, что все так кончится?

– Разумеется нет.

– Но тогда, по радио, это был ты?

Чарди помнил это, правда, не слишком хорошо. Рация была советская, модель «ЛП-56», с двойным усилением и чем-то вроде частотного сканера, стандартное снаряжение советских танковых частей. Ему вспомнился микрофон в его руке – тяжелая, монументальная штука.

«А они изрядно отстали в радиотехнике», – помнится, подумалось тогда ему.

Он словно оцепенел.

– Ты? – подстегнула она.

– Да, – ответил он.

Полковник КГБ Спешнев остался тогда весьма доволен его поведением.

– Почему, Пол? – проговорила она тихо.

– Я… Для них было очень важно убить Улу Бега или взять его в плен, – сказал он.

– Но почему ты стал им помогать?

– У меня не было выбора.

– Тебя пытали.

– Да, они покуражились надо мной всласть. Но дело было не в этом.

– Так расскажи мне, Пол. Почему?

– Джоанна, я не могу тебе этого сказать. Да теперь уже ничего и не изменишь. Наверное, на самом деле я здесь затем, чтобы попытаться загладить свою вину.

– Вину перед курдами так никто и не загладил.

– Джоанна, он здесь, чтобы убивать. Что, если в перестрелку попадут дети? Что, если произойдет еще одно массовое убийство? Что, если пострадают невинные…

– Это мы дали Улу Бегу оружие. Мы поддерживали его. Мы подстрекали его. Пол, невинных тут нет.

– Джоанна…

– Пол, убирайся отсюда. Я ничем не могу тебе помочь, я не стану тебе помогать. Чему быть, того не миновать. Иншалла, все в руках Божьих. У курдов есть пословица: не дрогни, когда возмездие готово обрушиться на голову твоего врага.

Он поглядел на нее.

– Уходи, Пол, я страшно устала.

Он поднялся.

– И не смей больше пытаться увидеться со мной. Клянусь, я вызову полицию.

* * *

Чарди стоял перед ее домом. Было холодно. Он подумал, что за ним, наверное, следили. Через несколько минут и в самом деле подъехал фургон. Чарди перешел улицу и забрался внутрь.

– Как все прошло? – поинтересовался Ланахан.

– Ужасно, – ответил он, усаживаясь напротив юнца.

Фургон тронулся, и Чарди стал смотреть из окна на проносящиеся мимо уличные фонари и темные дома.

– Какого черта она из себя воображает? Думает, с ней в бирюльки играют, да? Ладно, если она отказалась нам помогать, мы ей такое устроим! Мы…

Чарди ухватил сопляка за плотные лацканы плаща и приложил о стенку фургона так, что его голова с силой ударилась о стекло.

– Эй, эй. – Кудесник из техотдела на переднем сиденье испуганно обернулся. – Спокойно, ребята.