Второй Саладин

Джарди, ты был мне братом. Джарди, я любил тебя. В тебе было благородство, Джарди, ты не мог так поступить.

Почему, Джарди? Кто завладел тобой, Джарди, кто отнял тебя от нас, кто натравил тебя на нас? Ты скорее умер бы, Джарди, чем предал нас?

Один раз ты подарил жизнь, Джарди. Ты подарил жизнь моему сыну, Апо. Зачем же ты потом отнял ее, брат мой?

– Литл-Рок, ребята. Городской автовокзал, осталось минут десять. Не забывайте свой багаж.

Пассажиры зашевелились.

Улу Бег выглянул в окно: еще один бездушный сизый город.

– Да уж, твою мать, самое время, – буркнул чернокожий сосед и перевернул очередную страницу газеты.

«ЧУДОДЕЙСТВЕННЫЕ ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЕ ПИЛЮЛИ ВОЗРОЖДАЮТ ЖИЗНЕННЫЕ СИЛЫ».

«СТРЕЙЗАНД СЫГРАЕТ В ФИЛЬМЕ РЕДФОРДА».

«СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ ДОЛЖНЫ ПРОДЕМОНСТРИРОВАТЬ ВОЛЮ, ЗАЯВЛЯЕТ ДЖО ДАНЦИГ».

Глава 10

Тревитта не покидало ощущение, будто он присутствует на аудиенции у Линдона Джонсона.[20 - Линдон Джонсон (1908–1973) – тридцать шестой президент США (1963–1969).] Рослый старик, чья мумифицированная кожа никогда не потела, с кулачищами размером с хороший окорок, глазами как бритвы и неизменным пистолетом в кобуре, горячо ратующий за немногословную справедливость по-техасски: без лишних слов, огнем и мечом. Подобные личности, подобные образчики человеческого обаяния всегда были для Тревитта погибелью. Они завораживали его, и он утрачивал бдительность, а это было неразумно и опасно. Вернон Телл был инспектором пограничного патруля США, начальником погранпункта в Ногалесе, штат Аризона. Он пытался объяснить Тревитту с Биллом Спейтом, которые сидели у него в кабинете под сомнительной легендой следователей Бюро по контролю за продажей алкоголя, табачных напитков и огнестрельного оружия при Министерстве финансов, интересующихся незаконным применением автоматического оружия, как мало зацепок в деле об убийстве двух его подчиненных, совершенном одиннадцатого марта. На нем были гигантские очки с желтоватыми стеклами, а такой короткий ежик, как у него, Тревитт видел впервые в жизни.

Тревитт щурился от жары, пытаясь разложить все по полочкам. Очевидно, разговор достиг кульминации, поскольку и грузный старый пограничник, и Билл Спейт поднялись. Тревитт почувствовал, что положение выходит из-под контроля, и ощутил настоятельную потребность вновь вернуть себе верховенство, если оно вообще когда-нибудь у него было, – но против воли тоже встал, поддавшись стариковскому магнетизму Вернона Телла и желанию продемонстрировать этому зануде Спейту, что он не растерялся.

Старый офицер вдруг обернулся к нему и спросил:

– Был во Вьетнаме, сынок?

Тревитт вздрогнул и немедленно почувствовал себя как на экзамене.

– Нет, сэр, – ответил он.

– Ну, – сказал Телл, на чьей травянисто-зеленой униформе не образовалось ни складочки, несмотря на то, что кондиционер у него в кабинете не работал и Тревитт со Спейтом давным-давно испеклись в своих костюмах, – я потому спрашиваю, что ночами здесь, как во Вьетнаме.

Он махнул в сторону окна, за которым под ослепительным безоблачным небом простирался типичный пейзаж юго-запада – миля за милей низкорослая поросль, пустыня и горы, среди которых затесался случайный знак какой-то придорожной забегаловки.

– Они привозят пушки и дурь и, понятное дело, просто незаконно ломятся через границу. Летят самолетами, едут на джипах, идут пешком. Тут иной раз такое творится, что за голову впору хвататься.

– Уверен, работенка у вас нелегкая, – беспомощно сказал Тревитт.

– Идемте, – пригласил их Телл.

Он двинулся вперед по сверкающему коридору под взглядами многочисленных официальных портретов и провел их через зеленую двустворчатую дверь. За ней оказались ворота, которые старый полицейский проворно открыл. Они очутились еще в одном коридоре, и чем дальше они в него углублялись, тем сильнее становились духота и дискомфорт. По обеим сторонам тянулись пустые камеры, но у них была иная цель: в конце коридора в аккуратной конурке сидели двое пограничников в форме.

– Ну, как сегодня наш малыш? – осведомился Телл.

– Почти без изменений, сэр.

– Эти господа приехали с самого восточного побережья, чтобы поговорить с ним.

Открылась еще одна дверь, и за ней обнаружилась комнатка полутюремного типа, потайная каморка. В камере валялся на койке один-единственный парнишка-мексиканец, тощий и угрюмый.

– Вот наш улов, – сказал Телл. – Его зовут Гектор Мурильо. Ему шестнадцать лет, он из деревушки Хайтцо милях примерно в ста от Мехико. Кто-нибудь из вас говорит по-испански?

Тревитт и Спейт покачали головами.

– Мы считаем, что Гектор перешел границу вчера ночью. Остальные полегли в пустыне, вернулись на свою сторону или благополучно скрылись. Но по следам на месте преступления мы определили, что границу перешли по меньшей мере семеро. Один из них, тот, который стрелял, был в сапогах. Мы до сих пор пытаемся установить производителя.

– Ну и какую жалостную историю он рассказал? – отрывисто спросил Билл Спейт, утирая лицо промокшим платком.

Он посерел от жары, волосы обвисшими прядями липли ко лбу. В кабинете он был веселым и дружелюбным, но жара все-таки доконала и его.

– Как ни забавно, никакую. Нашли его, полумертвого от жажды и на грани помешательства, в горах, через неделю после перестрелки. Говорит, что ничего не помнит. Гектор! Como esta la memoria?[21 - Как память? (исп.)]

– Esta nada.

Nada. Ничего.

Угрюмый парнишка взглянул на них с полным отсутствием интереса, потом повернулся и элегантно харкнул в жестянку из-под кофе, после чего уткнулся лицом в стену.

– Ох уж эти мексиканские ребятишки. Гвозди бы из них делать, – хмыкнул Телл. – Но если в нашем деле не случится какого-нибудь прорыва, ему светит обвинение в соучастии в убийстве первой степени по кодексу штата и нарушении гражданских прав двух моих ребят по федеральному кодексу.

– Господи, – ахнул Тревитт, – он ведь совсем ребенок! – И по яростному взгляду Спейта понял, что сделал ошибку.

– Они там, по ту сторону забора, взрослеют быстро.

– Мексиканские власти какую-нибудь помощь оказывают? – поинтересовался Спейт.

– Как обычно. Цветы вдовам и извинения. Ну, высадят двери в паре-тройке борделей в Ногалесе.

– Есть какие-нибудь соображения, кто мог их переправить?

– Мистер Спейт, в мексиканском Ногалесе найдется десятка два с лишним контор, которые переправляют товар – будь то нелегалы или наркотики – в Лос-Эстадос. И еще сотни одиночек, любителей, совместителей и вовсе случайных людей. Спросите у Гектора.

Но юный мексиканец даже не взглянул на них.

– В былые времена он бы у нас заговорил, как миленький, – сказал Телл. – Но нынче все изменилось.

Однако Тревитт, разглядывавший парнишку в кедах, синих джинсах и грязной футболке, этого мнения не разделял. Такого хоть месяц лупи, все равно ничего не выжмешь; крепкий орешек, гвозди можно делать, как выразился старый пограничник. Тревитт содрогнулся от ощущения тяжести на душе. Он пытался представить, что сделало этого парнишку таким отрешенным, пытался вообразить себе его детство в каких-нибудь мексиканских трущобах. Но его воображение не шло дальше избитых образов дебелых смуглых матрон, тортилий и людей, поголовно облаченных в белые одеяния мексиканских крестьян. И все же этот мальчишка его тронул.

– Ладно, мистер Телл, – сказал Спейт, – спасибо, что уделили нам время.

Наверное, ему хотелось поскорее вернуться в бар в мотеле, к своему рому с колой. Тревитт никогда еще не видел, чтобы человек пил столько рома с колой.

– Рано или поздно Гектор надумает побеседовать с нами, – пообещал начальник. – Я вам звякну.

– Как думаете, можно нам взглянуть на вашу картотеку контрабандистов и проводников? – попросил Спейт.