История Лизи

– Я приеду как смогу быстро. И… Дарл?

Нет ответа, только все те же сдавленные звуки, вроде бы они даже становились громче.

– Если она услышит, что ты смеешься, то вновь возьмется за нож, только на этот раз порежет тебя.

Смех тут же прекратился. Лизи услышала, как Дарла набирает полную грудь воздуха.

– Ее мозгоправа здесь больше нет, знаешь ли. – Наконец к Дарле вернулась способность говорить. – Этой Уитлоу. Которая всегда ходила, обвешанная бусами. Уехала. Насколько мне известно, на Аляску.

Лизи слышала про Монтану, но едва ли это имело хоть какое-то значение.

– Ладно. Посмотрим, насколько она плоха. Есть одно местечко, которым интересовался Скотт… «Гринлаун», по пути к Двойному городу[30 - Двойной город – название, объединяющее города СентПол и Миннеаполис, расположенные по обоим берегам реки Миссисипи.]…

– Ох, Лизи! – Голос доброго мамика, но из уст Дарлы.

– Что «Лизи»? – резко ответила она. – Что «Лизи»? Или ты собираешься переселиться к ней и следить, чтобы она не вырезала инициалы Чарли Корриво на своих грудях, когда у нее в следующий раз поедет крыша? Или ты думаешь, что к ней переселится Канти?

– Лизи, я не хотела…

– А может, Билли сможет вернуться домой из университета и позаботиться о ней? Одним студентом в академическом отпуске больше, одним – меньше, какая разница?

– Лизи…

– А что ты предлагаешь? – Она слышала грозные нотки в своем голосе и ненавидела их. Это еще одна привычка, которая появляется у человека, если в течение десяти или двадцати лет он не испытывает проблем с деньгами: ты думаешь, что у тебя есть право пинками пробивать себе путь из угла, в котором оказался. Она вспомнила, как Скотт говорил, что людям нельзя разрешать строить дома с более чем двумя туалетами. Если их больше, люди начинают мнить себя великими. Она вновь посмотрела на лопату. Та блеснула в ответ. Успокоила. Ты его спасла, сказала лопата. Не по твоим часам. Это правда? Лизи не могла вспомнить. Еще момент из тех, которые она сознательно забывала? Этого она тоже не могла вспомнить. Тьфу ты! Черт знает что!

– Лизи, извини… Просто…

– Я знаю, – оборвала ее Лизи. Она чувствовала, что устала, мысли путаются и ей стыдно за свой срыв. – Мы что-нибудь придумаем. Я сейчас приеду. Хорошо?

– Да. – Голос Дарлы переполняло облегчение. – Хорошо.

– Этот француз, – добавила Лизи. – Каков подонок! Таким оказался дерьмом.

– Подъезжай как можно скорее.

– Приеду. До встречи.

Лизи положила трубку. Направилась в северо-восточный угол комнаты и взялась за черенок серебряной лопаты. Ей показалось, что она делает это впервые, но стоило ли удивляться? Когда Скотт передал ей лопату, ее интересовал только блестящий серебряный штык с выгравированной надписью, а к тому времени, когда пришла пора замахнуться лопатой, ее руки действовали как бы сами по себе… или так казалось; она предполагала, что какая-то примитивная, ориентированная на выживание часть ее мозга командовала ими, заменив собой Совершенно Современную Лизи.

Она провела ладонью по гладкому дереву, наслаждаясь этими приятными ощущениями, и ее взгляд вновь упал на три поставленные друг на друга коробки с черной надписью на каждой: «СКОТТ! РАННИЕ ГОДЫ!» В коробке наверху когда-то стояли бутылки джина «Джилбис», а после того как содержимое изменилось, клапана не заклеили лентой, а лишь зацепили друг за друга. Лизи смахнула пыль, удивляясь, как ее много, удивляясь тому, что руки, которые касались этой коробки последними (наполняли ее, зацепляли клапана, ставили на самый верх), теперь сами, сложенные, лежали под землей.

Коробку заполняла бумага. Рукописи, предположила Лизи. На чуть пожелтевшей титульной странице красовалось название, написанное большими буквами и подчеркнутое. А ниже – аккуратно напечатанные имя и фамилия автора. Все это Лизи узнала, как узнала улыбку, которая не изменялась с тех пор, как она встретила на презентации молодого Скотта. Что Лизи не узнала, так это название романа:

АЙК ПРИХОДИТ ДОМОЙ

Скотт Лэндон

Это роман? Рассказ? Одного взгляда на содержимое коробки определенно не хватало, чтобы ответить на этот вопрос. Но в коробке, похоже, тысяча страниц, а то и больше, основная часть в стопке под титульным листом, а остальные поставлены вертикально, заполняя два больших зазора. Если всю эту коробку занимает один роман, то объемом он будет больше «Унесенных ветром». Возможно ли такое? Лизи полагала, что да. Скотт всегда показывал ей свою работу после того, как ставилась последняя точка, и в процессе, с радостью, если она просила (этой привилегией не обладал больше никто, даже его постоянный редактор Карсон Форей), но если она не просила, то ничего и не показывал. И его отличала удивительная плодовитость, до самого последнего дня. Скотт Лэндон писал и дома, и в дороге.

Но роман в тысячу страниц? Конечно, Скотт упомянул бы про него. Готова спорить, это всего лишь рассказ, который ему не понравился. А что касается остальной бумаги в этой коробке, листов, которые лежат ниже и заткнуты сбоку? Вторые и третьи экземпляры ранних романов. Или гранки. То, что он называл «черновыми материалами».

Но разве он не отправлял все черновые материалы в Питтсбургский университет после того, как заканчивал с ними работу, для Коллекции Скотта Лэндона в их библиотеке? Другими словами, для того, чтобы инкунки могли пускать над ними слюни. И если в этих коробках лежали экземпляры его ранних рукописей, откуда взялись другие экземпляры (отпечатанные еще под копирку) в чуланах наверху, помеченных табличкой «КЛАДОВАЯ» на дверях? И теперь, раз уж она об этом подумала, что лежало в двух клетушках по обе стороны побеленного курятника? Что хранилось там?

Она посмотрела наверх, словно была Суперледи и могла увидеть ответ благодаря своему рентгеновскому зрению, и в этот самый момент вновь зазвонил телефон.

4

Она подошла к столу, сорвала трубку с рычага, переполненная предчувствием дурного и раздражением… но раздражение преобладало. Существовала вероятность (маленькая), что Аманда отрезала себе ухо а-ля Ван Гог или полоснула ножом по шее вместо руки или ноги, но Лизи в этом сомневалась. Зато Дарла всю жизнь славилась тем, что перезванивала через три минуты после окончания разговора, чтобы выпалить в трубку: «Я только что вспомнила…» или «Я забыла сказать тебе…»

– Что еще, Дарл?

Последовала пауза, а потом в трубке раздался мужской голос (Лизи решила, что знакомый голос): «Миссис Лэндон?»

Теперь паузу взяла Лизи, чтобы пробежаться по списку мужчин. Более чем короткому. Просто удивительно, как после смерти мужа сокращается круг твоих знакомств. Она поддерживала контакты с Джейкобом Монтано, адвокатом Скотта в Портленде, Артуром Уильямсом, нью-йоркским бухгалтером, который выпускал из своих рук доллар, если только орел на банкноте молил о пощаде (или умирал от асфиксии), Деком Уильямсом (не родственником Артура), строителем из Брайтона, который превратил сеновал в рабочие апартаменты Скотта и переделал второй этаж их дома, после чего темные комнаты стали царством света, Смайли Фландерсом, сантехником из Моттона, неиссякаемым кладезем анекдотов, приличных и не очень, Чарли Хэддонфилдом, агентом Скотта, который время от времени обращался к ней по делам (главным образом насчет продажи авторских прав на зарубежные публикации и рассказов для антологий), плюс на связи оставалась горстка друзей Скотта. Но никто из них никогда не звонил по этому номеру, даже если он и был в справочнике. А был ли? Она не могла этого вспомнить. В любом случае голос принадлежал человеку, который не входил в вышеуказанный список, так что оставалось непонятным, откуда она могла знать раздавшийся в трубке мужской голос (или подумать, что знает его). Тогда, черт побери…

– Миссис Лэндон?

– Кто вы? – спросила она.

– Мое имя не имеет значения, миссас, – ответил голос, и перед мысленным взором Лизи возник как живой Герд Аллен Коул, губы которого двигались, словно он беззвучно молился. Да только длиннопалая рука поэта держала револьвер. Святой Боже, нет… неужели еще один, подумала она. Неужели еще один Блонди? Она вновь увидела в руке серебряную лопату (инстинктивно ухватилась за деревянный черенок, когда срывала с рычага трубку), и лопата эта твердила: «еще один, еще один».

– Для меня имеет, – ответила она, поразившись деловитости собственного голоса. Как могла такая резкая, не терпящая возражений фраза выскочить из ее внезапно пересохшего рта? И тут же до нее дошло, где и когда она слышала этот мужской голос: сегодня, несколькими часами раньше, с автоответчика, установленного на этом телефонном аппарате. И неудивительно, что она не сумела сразу его вычислить – голос произнес только два слова: «Я перезвоню». – Если не желаете представиться, я кладу трубку.

На другом конце провода вздохнули. Устало и добродушно.

– Не создавайте мне трудностей, миссас. Я же пытаюсь вам помочь. Действительно пытаюсь.

Лизи подумала о голосах в любимом фильме Скотта «Последний киносеанс»[31 - «Последний киносеанс» – фильм (1971) режиссера Питера Богдановича по роману Ларри Макмартри о жизни маленького техасского городка в середине 1950-х гг.], о песне Хэнка Уильямса «Джамбалайя». «Одетый модно, шагающий грозно…»

– Я кладу трубку, прощайте. Удачи вам в жизни. – Но даже не оторвала трубку от уха, полагая, что время еще не пришло.

– Можете называть меня Зак, миссас. Это имя ничуть не хуже других. Согласны?

– А дальше?

– Зак Маккул.

– Тогда я – Элизабет Тейлор.

– Вы хотели имя, вы его получили.

Тут он ее уел.

– И где вы взяли этот номер, Зак?

– В телефонном справочнике. – Значит, номер в справочнике есть. Это что-то да объясняло. Возможно. – А теперь вы меня выслушаете?

– Я слушаю. – Слушаю… и сжимаю в руке серебряную лопату… и жду ветра перемен. Прежде всего этого ветра. Потому что перемены надвигались. Каждый нерв ее тела говорил об этом.