Пост сдал

– Тогда шансы, что она договорилась с матерью об убийстве и самоубийстве, падают до нуля.

– Да.

– Но не исключается вероятность, что мать все решила сама. Она могла влить водку с растворенными таблетками в питательную трубку Стоувер, пока та спала, а потом лечь в ванну, чтобы довершить начатое.

– Но Нэнси Олдерсон сказала…

– …что они были счастливы. Да, знаю. Просто указываю на такой вариант. Хотя и не верю в него.

– У тебя усталый голос.

– Обычный упадок сил в конце рабочего дня. Подзаряжусь после того, как поем. – Никогда в жизни он не испытывал такого отвращения к еде.

– Съешь побольше. Ты очень исхудал. Но прежде скажи, что ты нашел в пустом доме.

– Не в доме. В гараже.

Он ей рассказывает. Она не прерывает его. Ничего не говорит и после того, как он замолкает. Холли иногда забывает, что она на телефоне, поэтому Ходжес задает наводящий вопрос:

– И что ты думаешь?

– Не знаю. Я хочу сказать, действительно не знаю. Это просто… очень странно. Ты со мной согласен? Или нет? Потому что я могу реагировать слишком остро. Иногда со мной такое бывает.

«Мне можешь этого не говорить», – думает Ходжес, но на этот раз таких мыслей у него не возникает. И он от нее этого не скрывает.

– Ты говорил мне, что Джейнис Эллертон, по твоему мнению, ничего не взяла бы у мужчины в куртке с заплатой и рабочей одежде.

– Да, говорил.

– Тогда это означает…

Теперь его черед молчать, предоставляя ей возможность закончить мысль.

– Это означает, что двое мужчин действовали сообща. Двое. Один дал Джейнис Эллертон «Заппит» и фальшивый вопросник, подойдя к ней в магазине, тогда как другой наблюдал за ее домом из гаража на противоположной стороне улицы. И этот бинокль! Дорогой бинокль! Наверное, эти мужчины могли работать и порознь…

Ходжес ждет. Еле заметно улыбается. Когда у Холли процесс мышления включается на полную, он буквально слышит, как у нее в голове вращаются шестеренки.

– Билл?..

– Да, я жду, когда ты закончишь мысль.

– Знаешь, они точно работали вместе. Мне это понятно. И что-то сделали с этими женщинами. Ну, ты согласен?

– Да, Холли. Да. Завтра в девять тридцать мне надо быть у врача…

– Пришли результаты обследования?

– Да. С Питом и Изабель я хочу встретиться раньше. Половина девятого тебя устроит?

– Конечно.

– Мы им все изложим, расскажем об Олдерсон и портативной игровой приставке, которую ты обнаружила в доме шестнадцать ноль один. Посмотрим, что они думают. Ты согласна?

– Да, но она ни о чем не думает.

– Возможно, ты ошибаешься.

– Конечно, и небо мы завтра можем увидеть зеленым в красный горошек. А теперь поешь чего-нибудь.

Ходжес заверяет ее, что так и сделает, разогревает банку куриного бульона с вермишелью, смотрит ранний выпуск новостей. Съедает большую часть банки, не спеша, смакуя каждую ложку, уже поздравляет себя: «Ты можешь это сделать, можешь».

Он споласкивает тарелку, когда боль в левой половине живота возвращается, и ее щупальца тянутся к пояснице. Она словно пульсирует в такт ударам сердца. Желудок сжимается. Ходжес успевает подумать о том, что надо бежать в ванную, но поздно. Наклоняется над раковиной и блюет, плотно закрыв глаза. С закрытыми глазами нащупывает кран и открывает воду, чтобы все смыть. Он не хочет видеть, что в раковине, потому что во рту и в горле вкус крови.

«Ох, – думает он, – у меня проблемы».

Серьезные проблемы.

14

Восемь вечера.

Когда звонят в дверь, Рут Скапелли смотрит какое-то глупое реалити-шоу, основная цель которого показать полуголых молодых мужчин и женщин. Вместо того чтобы идти к двери, она, надев домашние шлепанцы, спешит на кухню и включает монитор камеры наблюдения, установленный на крыльце. Живет она в безопасном районе, но рисковать незачем. Как говаривала ее покойная мать, дерьмо может всплыть везде.

Она не просто удивлена, ей становится не по себе, когда она узнает мужчину, стоящего у двери. Он в твидовом пальто, очевидно, дорогом, на голове мягкая фетровая шляпа с перышком. Из-под шляпы видны идеально подстриженные седые волосы, длинные у висков. В руке плоский портфель. Это доктор Феликс Бэбино, заведующий отделением неврологии Кайнера и главный невролог Клиники травматических повреждений головного мозга Озерного региона.

Вновь звонок, и она идет к двери, чтобы впустить его в дом, думая: «Он не может знать о том, что я сегодня сделала. Дверь была закрыта, и никто не видел, как я вошла в палату. Расслабься. Дело в другом. Может, что-то связанное с профсоюзом».

Но он никогда раньше не обсуждал с ней профсоюзную тематику, хотя последние пять лет она входила в руководство отделения профсоюза медицинских сестер всей больницы. Доктор Бэбино мог и не узнать ее, проходя мимо по улице, если бы она была без униформы медсестры. Мысль эта заставляет Рут вспомнить, в каком она сейчас виде: старый домашний халат и еще более старые шлепанцы с мордашками кроликов. Но с этим уже ничего не поделаешь. Слава Богу, что не накрутила волосы на бигуди.

«Ему следовало позвонить, – думает она, но следующая мысль крайне тревожна: – А если он хотел застать меня врасплох?»

– Добрый вечер, доктор Бэбино. Заходите в тепло. Извините, что встречаю вас в домашнем халате, но я никого сегодня не ждала.

Он заходит, но остается в прихожей. Рут вынуждена протискиваться мимо него, чтобы закрыть дверь. Видя его так близко вживую, а не на мониторе, она понимает, что и он не подготовился к встрече должным образом. Она в домашнем халате и шлепанцах, а у него щеки поблескивают седой щетиной. Доктор Бэбино (никому и в голову не придет назвать его доктор Феликс) не чужд тенденциям моды, у него на шее красиво повязанный кашемировый шарф, но ему следует побриться, и давно. К тому же под глазами у него лиловые мешки.

– Позвольте мне взять ваше пальто, – говорит она.

Доктор ставит портфель между ногами, расстегивает пуговицы, протягивает ей пальто вместе с дорогим шарфом. Он до сих пор не произнес ни слова. Лазанья, которую Рут съела на ужин, показавшаяся ей такой вкусной, теперь вдруг становится кирпичом, который разрывает желудок.

– Не хотите ли…

– Пройдем в гостиную. – Он проходит мимо нее, словно дом принадлежит ему. Рут Скапелли семенит следом.

Бэбино берет пульт дистанционного управления с подлокотника ее кресла, нацеливает на телевизор и убирает звук. Молодые мужчины и женщины продолжают бегать по экрану, но уже без дурацких комментариев ведущего. Скапелли сейчас не просто не по себе – она охвачена страхом. За работу, да, за должность, добиться которой ей стоило огромных усилий, но также за свою жизнь. Взгляд у него очень странный, в глазах пустота.

– Могу я вам что-нибудь принести? Газировки или чаш…

– Слушайте меня, медсестра Скапелли. И очень внимательно, если хотите сохранить свою должность.