– Конечно.
– Думаете, она есть?
Я уже хотел сказать ему, что ничего не знаю насчет причин, только насчет цепочек событий… как они формируются, звено за звеном, из ничего, как вплетаются в уже существующий мир. Иногда можно ухватиться за такую вот цепь и, воспользовавшись ею, вытянуть себя из темноты. Но по большей части в них запутываются. Если просто запутываются, считай, что повезло. Если же цепи становятся удавками – то нет.
И тут я заметил, что опять смотрю через автостоянку на гараж Б. Смотрю и думаю: если с умом воспользоваться тем, что стоит под его крышей, Нед Уилкокс, возможно, привыкнет жить без отца. Люди привыкают практически ко всему. Полагаю, это главный закон нашей жизни. И конечно же, главный кошмар.
– Сэнди? О чем вы думаете?
– Я думаю, ты обратился не по адресу. Я многое знаю насчет работы, надежды. Как отправить какого-нибудь психа на встречу с ЗПД.
Он улыбнулся. В патрульном взводе Д о ЗПД все говорили очень серьезно, словно речь шла об одном из подразделений сил охраны правопорядка. На самом деле эта аббревиатура расшифровывалась как «золотые пенсионные денечки». Я думаю, ЗПД ввел в наш лексикон Хадди Ройер.
– Я также знаю, как сохранять вещественные доказательства, чтобы ни один шустрый адвокат не вышиб из-под тебя стул во время судебного процесса, выставив на посмешище. А в остальном я обычный, мало что понимающий в этой жизни американский мужчина.
– По крайней мере вы – честный.
Но был ли я честен? Или ждал этого чертова вопроса? Честным я себя тогда не чувствовал. Скорее ощущал себя человеком, который, не умея плавать, смотрит на ребенка, барахтающегося на глубокой воде. И вновь мой взгляд вернулся к гаражу Б. «Здесь холодно? – в стародавние времена спросил отец этого мальчика. – Здесь холодно или мне кажется?»
Нет, ничего ему не казалось.
– О чем вы задумались, Сэнди?
– Ничего особенного, – ответил я. – Как ты собираешься провести это лето?
– А?
– Что ты собираешься делать этим летом? – Уж точно не играть в гольф в Мэне или ходить под парусом на озере Тахо. Стипендия или нет, Неду требовались зелененькие бумажки.
– Наверное, пойду в департамент парков и организации отдыха, – ответил он. – Я работал там прошлым летом, до того как… вы знаете.
До того, как погиб его отец. Я кивнул.
– Я получил письмо от Тома Маккланнахэна. Пишет, что держит для меня место. Упомянул о тренировке детской бейсбольной команды, но, думаю, это всего лишь приманка. В основном придется махать лопатой и устанавливать распылители для полива, как в прошлом году. Я могу махать лопатой и не боюсь испачкать руки. Но, Том… – Он пожал плечами, вместо того чтобы закончить фразу.
Я знал, о чем умолчал Нед. Есть два вида алкоголиков, которые еще способны работать. Одни такие крепкие, что им удается и пить, и работать, другие такие милые, что люди покрывают их промашки, пока они не переходят черту безумия. Том относился к крепким – последний побег семейного дерева, укоренившегося в плодородной почве округа в начале девятнадцатого столетия. Маккланнахэны подарили обществу сенатора, двух членов палаты представителей, полдесятка членов законодательного собрания Пенсильвании и множество чиновников округа Стэтлер. Том, по всем меркам, был строгим боссом, лишенным, правда, политического честолюбия. И ему нравилось учить подростков вроде Неда, тихих и хорошо воспитанных, добиваться своего и толкаться локтями. И разумеется, по мнению Тома, им никогда не хватало ни настырности, ни силы в локтях.
– Пока не пиши ответа, – сказал я. – Сначала я хочу кое с кем переговорить.
Я думал, он проявит любопытство, но Нед только кивнул. Я смотрел на него, сидящего на скамье, с письмом на колене, и думал, что он больше похож на юношу, которому отказали в приеме в колледж, чем на получившего сообщение, что его не только приняли, но и положили большую стипендию.
Потом пришла другая мысль. Отказали не в приеме в колледж, а в месте в жизни. Конечно, действительности это не соответствовало, письмо из Питтсбурга – тому свидетельство, но в тот момент у меня сложилось такое вот впечатление. Не знаю, почему успех иной раз повергает нас в большее уныние, чем неудача, но это так. И помните, ему было лишь восемнадцать, возраст Гамлета, если таковой реально существовал.
В какой уж раз я посмотрел на гараж Б, думая о том, что в нем стоит. Никто из нас этого не знал.
* * *
Наутро я позвонил полковнику Тегью в Батлер, где располагалось наше региональное управление. Объяснил ситуацию, подождал, пока он свяжется с большими шишками в Скрантоне. Много времени Тегью не потребовалось и вернулся он с хорошими новостями. Потом я переговорил с Ширли, очень порадовав ее: она благоволила и к отцу, а уж сына просто обожала.
И когда Нед во второй половине дня пришел на нашу базу, я спросил, не хотел бы он провести лето, обучаясь работе диспетчера и получая за это приличные деньги, вместо того чтобы слушать стоны и вопли Тома Маккланнахэна в департаменте парков и организации отдыха. На мгновение он остолбенел… застыл, как статуя. А потом его лицо осветила широченная улыбка. Я думал, он бросится мне на шею. Если б я прошлым вечером обнял его, точно бы бросился. Но я не обнял, вот и он ограничился тем, что сжал кулаки и победно их вскинул, крикнул: «Да-а-а-а!»
– Ширли согласилась взять тебя в ученики, и ты получил официальное разрешение из Батлера. Махать лопатой, как для Маккланнахэна, тебе не придется, но…
На этот раз он бросился мне на шею, радостно смеясь, и, должен отметить, мне понравилось. К такому я мог бы и привыкнуть.
Обернувшись, он увидел Ширли, которая стояла между двумя патрульными, Хадди Ройером и Джорджем Станковски. В серой форме все трое выглядели очень уж серьезными. Хадди и Джордж еще и надели форменные шляпы, отчего их рост увеличился чуть ли не до девяти футов.
– Вы не возражаете? – спросил Нед Ширли. – Правда?
– Я научу тебя всему, что знаю, – ответила Ширли.
– Да? – спросил Хадди. – И что он будет делать после первой недели?
Ширли ткнула его локтем. Удар пришелся чуть повыше рукоятки «беретты» и достиг цели. Хадди картинно воскликнул: «О-о-ох!» – и пошатнулся.
– Я тут для тебя кое-что приготовил, – сказал Джордж очень спокойно, с добродушной улыбкой. Одну руку он держал за спиной.
– Что? – чуть нервно спросил Нед, хотя на лице по-прежнему сияла радостная улыбка. За спиной Джорджа, Ширли и Хадди начали собираться другие патрульные.
– Только терять это нельзя, – добавил Хадди назидательным тоном, очень серьезно.
– Что это, что? – В голосе Неда добавилось нервозности.
Рука Джорджа появилась из-за спины с маленькой белой коробочкой. Он протянул ее юноше. Нед посмотрел на коробочку, на патрульных, взял ее, открыл. Внутри лежала большая пластиковая звезда с выбитыми на ней словами «ПОМОЩНИК ШЕРИФА».
– Добро пожаловать в патрульный взвод Д, Нед. – Джордж пытался сохранять серьезность, но ему это не удалось. Он загоготал, а вскоре смеялись и все остальные, окружив Неда, пожимая ему руку.
– Ну вы и весельчаки, – говорил он, – вот уж шутка так шутка. – Он улыбался, но я подумал, что он вот-вот расплачется. Внешне это ничем не проявлялось, но слезы могли политься в любой момент. Думаю, Ширли Пастернак тоже это почувствовала. И когда парнишка извинился, сказав, что ему надо в туалет, я догадался: ему нужно время прийти в себя, убедиться, что происходящее с ним – не очередной сон. Иногда, когда все идет наперекосяк, мы получаем больше помощи, чем надеялись. Но случается, что и ее не хватает.
* * *
Благодаря Неду о том лете у нас остались наилучшие воспоминания. Он нам нравился, и ему нравилось быть с нами. А особенно часы, проводимые в коммуникационном центре. Какое-то время он изучал коды, но в основном учился правильно реагировать на запросы и осваивал методику ответа на одновременные звонки. Он быстро набирался опыта, выдавал патрульным запрошенную информацию, пальцы его бегали по клавиатуре, словно по клавишам пианино, при необходимости связывался с другими патрульными подразделениями, как это случилось после сильных гроз, обрушившихся на Западную Пенсильванию в конце июня. Слава Богу, обошлось без торнадо, но уж на дождь, ветер, громы и молнии природа не поскупилась.
Единственный раз он едва не запаниковал днем или двумя позже, когда такой-то мужчина, представший перед мировым судьей округа Стэтлер, вдруг тронулся умом и начал бегать кругами, срывая с себя одежду и что-то крича про Иисуса Пениса. Именно так и кричал, у меня где-то даже рапорт сохранился. С коммуникационным центром сразу связались четверо патрульных. Двое уже находились на месте, двое мчались туда на полной скорости. Пока Нед пытался разобраться с ними, на связь вышел патрульный из Батлера, сказал, что он на дороге 99, преследует нарушителя скоростного режима… бах! Связь оборвалась. Нед предположил, что патрульная машина слетела с дороги и перевернулась, и предположил правильно (водитель остался цел и невредим, но погоня для него закончилась и нарушитель вышел сухим из воды). Вот тут Нед принялся звать Ширли, отпрянул от компьютера, телефонов, микрофона, словно они раскались добела. Она быстро перехватила бразды правления, но успела обнять его и поцеловать, прежде чем занять покинутое им кресло. Никто не погиб, никто не получил серьезных травм, а мистер Иисус Пенис отправился в психиатрическое отделение Стэтлеровской мемориальной больницы для освидетельствования. То был единственный раз, когда Нед дал маху, но он не стал зацикливаться на случившемся, наоборот, сделал соответствующие выводы.
А в целом его прогресс впечатлял.
Ширли с удовольствием учила его. Удивляться не приходилось; она и раньше проявляла желание поделиться с ним премудростями своей работы, рискуя вылететь со службы, потому что официального разрешения ей никто не давал. Она знала, мы все знали, что Нед не собирается работать в полиции, во всяком случае, он об этом даже не заикался, но Ширли это не волновало. Тем более что ему нравился ритм нашей жизни. Нравилось не спадающее напряжение, он от него как бы подзаряжался. О его единственном промахе я уже написал, и, по-моему, это только пошло Неду на пользу. Он окончательно уразумел, что работа – не компьютерная игра, что по его электронной доске движутся реальные люди. И если бы с Питтсбургским университетом не сложилось, кто знает? Он ведь уже превзошел Мэтта Бабицки, предшественника Ширли.
В начале июля (прошел год со смерти его отца) парнишка подошел ко мне, чтобы спросить о гараже Б. О дверной косяк постучали (дверь-то я практически всегда оставляю открытой), я поднял голову и увидел его, в футболке и вылинявших синих джинсах, из задних карманов которых торчали красные тряпки для протирания стекол. Я сразу понял, с чем он ко мне пожаловал. Может, из-за тряпок, может, что-то прочитал во взгляде.
– Я думал, у тебя сегодня выходной, Нед.
– Да. – Он пожал плечами. – Мне нужно было кое-что сделать. И… э… когда выйдете покурить, я бы хотел кое о чем спросить, – в голосе прорывалось волнение.
– Зачем откладывать на потом то, что можно сделать сейчас. – Я поднялся.
– Правда? Если вы заняты…