Куджо

– Куджо, старый сукин сын, – сказал Гэри. Он отставил стакан и стал рыться в карманах в поисках собачьих бисквитов, которые он всегда держал для Куджо – чертовски хорошего пса.

Он нашел пару в кармане рубашки:

– Сидеть! А ну, сиди!

Как бы он ни был пьян, вид двухсотфунтового пса, послушно садящегося по его команде, не переставал его забавлять.

Куджо сел, и Гэри заметил уродливый порез на собачьем носу. Он швырнул Куджо бисквиты, сделанные в форме костей, и Куджо схватил их на лету. Один упал.

– Хороший пес, – сказал Гэри, протягивая руку, чтобы потрепать Куджо по голове. – Хор…

Куджо заворчал. Это был тихий, почти рефлективный звук. Он смотрел на Гэри, и в его глазах было что-то далекое и холодное, заставившее Гэри вздрогнуть. Он быстро отдернул руку. С таким псом лучше не шутить. Если вы не хотите остаток жизни проходить с пришитой задницей.

– Что с тобой, парень? – спросил Гэри. Он никогда не слышал, чтобы Куджо на кого-нибудь ворчал. По правде говоря, он просто не верил, что старина Куджо способен на это.

Куджо чуть вильнул хвостом и подошел к Гэри, словно устыдившись своего минутного срыва.

– Вот так-то лучше, – проговорил Гэри, ероша шерсть пса. Стояла чертовская жара, и Джордж Мира говорил, что, по словам старой Эвви Чалмерс, будет еще жарче. Он думал, что все дело в этом. Собаки еще хуже переносят жару, чем люди. Но все равно странно, что Куджо ворчал на него.

– Давай ешь бисквит, – сказал Гэри.

Куджо подошел к упавшему бисквиту, взял его зубами – при этом изо рта выбежала струйка слюны – и уронил. Он вопросительно поглядел на Гэри.

– Ты не хочешь бисквит? – не веря своим глазам, спросил Гэри. – С каких это пор?

Куджо поднял бисквит и съел.

– Так-то лучше, – повторил Гэри. – Эта жара тебя не убьет. Да и меня тоже, но моему геморрою от этого не поздоровится. Ты об этом знаешь? – Он согнал надоедливого москита.

Куджо улегся рядом со столом, и Гэри опять взялся за свой стакан. Пора было пойти его освежить, как говорят эти суки в кабаках.

– Освежите мою задницу, – сказал Гэри, махнув стаканом куда-то в сторону крыши и залив руку смесью водки и апельсинового сока. – Куджо, видишь эту трубу? Вот-вот рухнет к чертовой матери. Скоро здесь все развалится, и я останусь в чистом поле с голой задницей. Ты это знаешь?

Куджо опять махнул хвостом. Он не понимал, что говорит Человек, но голос был знакомым и успокаивал. Он слушал также разговоры по десять раз в неделю с… Да всегда, сколько он себя помнил. Куджо нравился этот Человек, у которого всегда были вкусные бисквиты. Сейчас Куджо не хотел есть, но, если Человек велит, он будет есть. А потом ляжет здесь и будет слушать его успокаивающий разговор. Но все равно Куджо чувствовал себя плохо. Он ворчал на Человека не из-за жары, а из-за того, что ему было плохо. В какой-то момент ему хотелось даже укусить Человека.

– Поцарапал нос, да? – спросил Гэри. – Кто это тебя? Ондатра? Кролик?

Куджо махнул хвостом. В кустах выводили трели цикады. За домом, в разросшейся жимолости, деловито гудели пчелы. Вроде бы все было, как всегда, но что-то изменилось. Куджо знал это.

– Лучше бы это стряслось с этим олухом из Джорджии или с мистером Рей-Ганом. Пусть хоть все зубы себе повышибут, – проворчал Гэри, вставая. Стул упал и наконец сломался. Если вы предположите, что Гэри Педье на это было начхать, вы не ошибетесь. – Извини, парень.

Он удалился в дом и налил себе еще стакан. На кухне царил хаос пакетов с мусором, пустых жестянок и бутылок от спиртных напитков.

Когда Гэри вернулся с новым стаканом, Куджо уже исчез.

В последний день июня Донна Трентон вернулась из Касл-Рока, где она оставила Тэда в садике и заехала в несколько магазинов. Она устала и запарилась, и вид помятого «форда» Стива Кемпа, расписанного по бокам яркими картинками, внезапно привел ее в ярость.

Эта ярость созревала весь день. Вик за завтраком сказал ей о намечающейся поездке, а когда она начала протестовать – ей совсем не хотелось оставаться здесь с Тэдом на две недели, а то и больше, – он изложил ей причины. Все это напугало ее, а она терпеть не могла пугаться. До этого момента вся история с «Красной клубникой» казалась ей ерундой, не заслуживающей особого внимания.

Потом Тэд завел речь о садике, где его в прошлую пятницу толкнул большой мальчик, некий Стэнли Добсон. Тэд боялся, что этот Стэнли Добсон сегодня опять будет толкаться. Он плакал и цеплялся за нее, когда она высаживала его из машины, и ей пришлось отрывать его пальцы от блузки по одному, чувствуя себя при этом нацисткой: «Ты пойдешь в садик или нет?» – «Йа, майн мама!»

Иногда Тэд казался ей слишком маленьким даже для своих лет, слишком беззащитным. Его пальцы были измазаны шоколадом и оставили на ее блузке коричневые следы, напоминающие кровавые отпечатки в дешевых детективах.

Вдобавок на обратном пути ее «пинто» начал капризничать, будто уловив ее плохое настроение. Потом он исправился, но, похоже, ненадолго и…

…и вот, в довершение всего, явился Стив Кемп.

– Ладно, не бесись, – пробормотала она себе, взяла сумку с покупками и вышла из машины, симпатичная темноволосая и сероглазая женщина двадцати девяти лет. Несмотря на жару, она выглядела сравнительно свежей в блузке-безрукавке и серых коротких шортах.

Она быстро поднялась по ступенькам и открыла дверь. Стив развалился в любимом кресле Вика и потягивал его пиво. Он курил сигарету – на этот раз из своих запасов. На включенном телеэкране мелькнули эпизоды «Главной больницы».

– Их высочество прибыли, – сказал Стив с приятной и в то же время опасной улыбкой. – Я уж думал, что ты никогда не…

– Выметайся-ка отсюда, сукин сын, – проговорила она, не повышая голоса, и прошла на кухню. Она поставила сумку на стол и начала выкладывать из нее покупки. Она не помнила, когда в последний раз ее охватывала такая злость, что желудок стягивался тугим ноющим узлом. Быть может, во время бесконечных споров с матерью. Когда Стив подошел сзади и легонько обнял ее, коснувшись обнаженного живота, она отреагировала мгновенно и почти не раздумывая, заехав ему локтем в грудь. Ее гнев не остыл от того, что локоть ударился словно о каменную стену – Стив Кемп долго и упорно играл в теннис.

Она повернулась и посмотрела в его ухмыляющееся лицо, обрамленное бородой. Ее рост был пять футов одиннадцать дюймов – на дюйм выше Вика, но в Стиве было почти шесть футов пять дюймов.

– Ты что, не слышишь? Я хочу, чтобы ты убрался!

– Почему же? – удивился он. – Малыш как раз сшибает яблоки с головы воспитателя из лука… или чем там они в саду занимаются… А любящий супруг трудится в офисе… и самое время их высочеству и странствующему поэту зазвонить в колокола сексуальной гармонии.

– Ты оставил машину у подъезда, – сказала Донна. – Почему бы тогда не написать на боку: «Я приехал трахаться с Донной Трентон» – или что-нибудь еще похлеще?

– У меня алиби. – Стив продолжал улыбаться. – Я привез тебе гардероб, дорогая.

– Оставь его на крыльце. Я выпишу чек.

Улыбка погасла. Теперь она могла разглядеть подлинного Стива Кемпа, и он ей совсем не понравился. Ее бросало в дрожь от мысли, что она спала с ним. Она лгала Вику, чтобы залезть в постель с этим типом. Теперь все это в прошлом. Но остался Стив Кемп – небезызвестный поэт, реставратор и торговец мебелью, хороший игрок в теннис, прекрасный любовник и… подлец.

– Ты серьезно? – спросил он оторопело.

– Ну конечно, кто же откажет неотразимому Стивену Кемпу! Это, должно быть, шутка. Но я не шучу. Так что давай-ка, неотразимый Стивен Кемп, сгружай свой гардероб, бери чек и уматывай.

– Не говори со мной так, Донна. – Его рука потянулась к ее груди и больно сдавила ее. К ее гневу прибавился легкий страх, но разве она не чувствовала нечто подобное, пока продолжалось эта постыдная связь? Она отбросила его руку.

– Не надо со мной так, Донна. – Он больше не улыбался. – Это чертовски опасно.

– Да что ты?! – Страх только усилил ее гнев. Его лицо густо поросло черной бородой, и, глядя в него, она внезапно осознала, что, хотя она хорошо разглядела его пенис – и даже держала его во рту, – ей ни разу не удавалось как следует заглянуть ему в лицо. – Разве не ты сюда приперся?

– Я говорю о том, – сказал он, – что ты немного расслабилась, а когда я стал не нужен, выгоняешь меня. Так? Тебе ведь нет никакого дела до моих чувств.

– Не дыши на меня, – сказала она и, оттолкнув его, стала ставить в холодильник молоко.

Он не ожидал толчка и неуклюже отступил назад. На лбу его внезапно проступили морщины, на скулах заходили желваки. Иногда она видела его таким на теннисном корте, когда он пропускал легкую подачу. Она несколько раз наблюдала, как он играет, и однажды он легко обставил ее мужа – и всякий раз в такие моменты у нее возникали сомнения относительно ее отношений с ним. Он опубликовал два десятка стихов в разных журналах и выпустил в Батон-Руж книжку «Волшебный закат». Он окончил университет в Нью-Джерси, любил рассуждать о современном искусстве, об угрозе ядерной войны и о фильмах Энди Уорхола.

Теперь он подошел, взял ее за плечи и повернул к себе лицом. Пакет молока вырвался из ее рук и с треском ударился об пол.

– Ну вот, погляди, – сказала Донна. – Только этого не хватало.