Сияние

– Все равно мне лучше побыстрее убраться отсюда. Расплатишься со мной утром.

– Годится, – отозвался Эл, даже не обернувшись.

Вдвоем они без особых затруднений поменяли колеса и добрались до дома Эла Шокли. Загнав автомобиль в гараж, хозяин заглушил двигатель.

В наступившей тишине он сказал:

– Ты как знаешь, а я бросаю пить, Джеки. Пора ставить точку. Я прикончил сегодня своего последнего «марсианина».

И сейчас, потея в душной телефонной будке, Джек вдруг понял, что с самого начала нисколько не сомневался в способности Эла сдержать слово. В ту ночь он поехал к себе домой, включив радиоприемник в «фольксвагене» на всю катушку, и какая-то дискогруппа повторяла один и тот же навязчивый припев, который, вероятно, при других обстоятельствах мог бы приободрить человека: Делай то, что хочешь, и на все плевать… Просто сделай это, и на все плевать… Если очень хочешь… Но как бы громко ни орала музыка, Джек слышал лишь визг шин и грохот удара. А стоило на секунду прикрыть глаза, и перед ними вставало раздавленное велосипедное колесо с торчавшими к небу спицами.

Когда он вошел, Уэнди спала на диване в гостиной. Заглянул в комнату Дэнни и увидел в кроватке сына, крепко спавшего на спине, с рукой, все еще закованной в гипс. В мягком сиянии уличного фонаря, проникавшем через окно, Джек мог разглядеть темные штрихи на белом гипсе, где все доктора и медсестры детского отделения больницы оставили свои автографы.

Это был несчастный случай. Он упал с лестницы.

(ах ты мерзкий лжец)

Это получилось случайно. Я потерял контроль над собой.

(ты никчемный отвратительный пьяница бог однажды выковырял из носа козявку и так получился ты)

Да брось стенать, эй! Умоляю тебя, это был просто несчастный…

Но и последняя попытка оправдаться рухнула перед воспоминанием о дрожащем луче фонарика, когда они рыскали среди облетевших ноябрьских зарослей в поисках распластанного на земле тела, которое по всем признакам должно было лежать там в ожидании полиции. И не важно, что машину вел Эл. Часто по ночам пьяным за руль садился он сам.

Джек хорошенько укрыл Дэнни одеялом, прошел в их с женой спальню и достал с верхней полки стенного шкафа испанский пистолет «льяма» тридцать восьмого калибра. Он хранил его в коробке из-под ботинок. Потом просидел на постели почти час, разглядывая оружие, загипнотизированный смертоносным блеском стали.

Уже совсем рассвело, когда он положил его обратно в коробку и убрал на полку.

В то утро он позвонил Брюкнеру, главе школьного отдела филологии, и попросил по возможности отменить свои уроки. У него разыгралась простуда. Брюкнер согласился, но куда более недовольным тоном, чем обычно. В последний год Джека Торранса просто одолели простудные заболевания.

Уэнди приготовила яичницу-болтунью и кофе. Они молча поели. Звуки доносились только с заднего двора, где Дэнни увлеченно гонял игрушечные грузовички по куче песка, управляясь одной здоровой рукой.

Она взялась за мытье посуды. Стоя спиной к нему, сказала:

– Джек, я в последнее время много думала.

– Неужели?

Он прикурил сигарету дрожащей рукой. Странно, но в это утро похмелья не было. Его только трясло. Он на секунду прикрыл глаза. В наступившей темноте велосипед снова ударился о лобовое стекло, покрыв его трещинами. Завизжали покрышки. Забегал луч фонарика.

– Я хочу поговорить с тобой о том… О том, что будет лучше для меня и для Дэнни. И для тебя, наверное, тоже. Этого я не знаю. Но, как я теперь понимаю, нам с тобой давно следовало это обсудить.

– Не могла бы ты кое-что для меня сделать? – спросил он, разглядывая трясущийся кончик сигареты. – Оказать мне услугу?

– Какую? – Ее голос звучал ровно и бесстрастно. Он смотрел ей в спину.

– Давай поговорим обо всем ровно через неделю, начиная с сегодняшнего дня. Если тебе все еще захочется поговорить.

Она резко повернулась к нему, ее руки покрывали кружева мыльной пены, хорошенькое личико выглядело побледневшим и огорченным.

– Я больше не верю твоим обещаниям, Джек. Ты обещаешь, а потом тут же снова…

Она осеклась, встретившись с ним глазами, неожиданно озадаченная и растерявшаяся.

– Через неделю, – повторил он. Его голос тоже лишился свойственной ему уверенной силы и перешел в шепот. – Пожалуйста. Я ничего не стану обещать. И если тебе по-прежнему захочется поговорить со мной, мы поговорим. О чем тебе будет угодно.

Они долго смотрели друг на друга через залитую солнцем кухню, но стоило ей молча вернуться к мытью посуды, как его начало трясти по-настоящему. Боже, как же ему хотелось выпить! Немного. В качестве лекарства, чтобы видеть ситуацию более отчетливо…

– Дэнни приснилось, что ты попал в аварию на машине, – неожиданно сказала она. – Ему иногда снятся странные сны. Он рассказал мне сегодня утром, когда я помогала ему одеваться. Это правда, Джек? Была авария?

– Нет.

К полудню желание выпить довело его до лихорадочного состояния. Он отправился к Элу.

– Ты трезв? – спросил Эл, прежде чем впустить его в дом. Сам он выглядел отвратительно.

– Как стеклышко. А ты похож на Лона Чейни в «Призраке оперы».

– Заходи.

Они до конца дня играли в вист. Но не пили.

Миновала неделя. Они с Уэнди почти не общались. Хотя он знал, что она наблюдает за ним и все еще не верит. Он стал пить кофе без молока и в огромных количествах поглощал кока-колу. Как-то вечером выпил целиком упаковку из шести банок, а потом метнулся в туалет, где его вырвало. Уровень жидкости в бутылках в домашнем баре оставался неизменным. После уроков он неизменно шел к Элу Шокли – а Уэнди ненавидела Эла Шокли, как никого другого, – и когда возвращался, она готова была поклясться, что улавливает запашок виски или джина. Однако до ужина он говорил вполне внятно, выпивал чашку кофе, после еды играл с Дэнни, делясь с ним бутылкой колы, читал ему перед сном, а потом усаживался проверять сочинения учеников, продолжая пить черный кофе, чашка за чашкой, и ей приходилось признавать свою неправоту.

Так прошло еще несколько недель, и не высказанное однажды слово уже не спешило срываться с ее губ. Джек чувствовал, что оно затаилось в ее сознании, и знал: это слово никогда уже не исчезнет из него насовсем. Жить стало немного легче. А потом – Джордж Хэтфилд. Он снова потерял контроль над собой, хотя на этот раз был абсолютно трезв.

– Сэр, ваш абонент все еще…

– Алло! – послышался голос запыхавшегося Эла.

– Говорите, – недовольным тоном произнес оператор.

– Эл, привет. Это Джек Торранс.

– Джеки, старина! – В голосе слышалась неподдельная радость. – Как поживаешь?

– Все хорошо. Я звоню, чтобы поблагодарить. Мне дали работу. Как раз то, что нужно. Если я не смогу закончить свою чертову пьесу, сидя всю зиму в заваленных снегом четырех стенах, то не закончу ее уже никогда.

– Закончишь непременно.

– Сам-то ты как? – нерешительно спросил Джек.

– Трезв, – ответил Эл. – А ты?

– Как стеклышко.

– Тоскуешь по бутылке?