Хрестоматия по социологии физической культуры и спорта. Часть 2

Социально-интегративная функция спорта.Спорт обладает социально-интегративной функцией, заключающейся в том, что он объединяет индивидуумы из различных групп, социальных слоев и наций в один коллектив, создает осознанный коллектив и открывает возможности идентификации, пробуждает в сознании и подтверждает в действительности социальные ценности и нормы, которые существуют в обществе.

Социально-интегрирующая функция спорта обосновывается тем, что он открывает возможность пробуждать чувство общности, товарищества, принадлежности к определенному слою и равенства личностей из разных социальных слоев, различного этнического происхождения, разных наций и т. д. Спорт может уменьшить социальную дистанцию между лицами. Он объединяет разных индивидов в один групповой союз и увеличивает шансы каждого к идентификации с коллективом. Тем самым передается не только важный социальный опыт, но и открывается возможность понять социальные образцы поведения, культурные представления о ценностях общества и вести себя в соответствии с этими образцами ценностей [см.: Beisser, 1967; Heinil?, 1966; Sch?fer, 1969]. (…)

Политическая функция спорта.Спорт (…) пробуждает национальные чувства идентичности и способствует поощрению национального престижа. Эта политическая функция является частичной областью интегрирующей функции спорта на политическом уровне. Члены общества идентифицируют себя с командой в международных соревнованиях; хотя победа является специфическим достижением команды, ожидают, что успех в общем приписывается всей нации.

Никогда не было недостатка в попытках использовать спорт для политических целей. Уже физкультурное движение в Германии в 19-м веке поставило спорт на службу политическим целям. (…) [Bernett, 1977, p. 140]. (…) Спорт может использоваться и как политическое средство санкций. Так как странам предоставлена полная свобода в вопросе о том, с кем они хотят вести спортивные соревнования, то спортивные соревнования с отдельными странами могут быть запрещены, чтобы таким путем оказывать влияние на их политику. Так, страны черной Африки отказывались от участия Олимпийских играх, если в них будет участвовать Южная Африка. (…)

Спорт как инструмент социальной мобильности.Спорт обладает также функцией повышать социальную мобильность и преодолевать классовые и расовые ограничения. Эту функцию выполняют прежде всего те виды спорта, которые являются профессиональными и тем самым гарантируют выигравшему игроку высокие доходы и большой престиж; особенно это имеет место в тех обществах, в которых существуют сильные этнические различия, дифференциация в доходах и социальные ограничения. Ожидание того, что спорт может способствовать мобильности, основывается, по – видимому, на трех факторах: 1) на «демократизации» спорта [Page, 1973, pp. 18 f.], которая приводит к ликвидации различия между особыми и массовыми видами спорта (оно было типично для доиндустриалъных обществ), так что все виды спорта в принципе оказываются доступными каждому члену общества; 2) на возрастающем значении индивидуальных достижений в спорте, по сравнению с которыми традиционные ценности и социальное происхождение спортсмена отступают на второй план; 3) на возрастающем значении профессионального спорта.

(…) Статус, который приобретает спортсмен в связи со своими достижениями в пределах спорта, едва ли можно переносить во внеспортивные области. (…) Это является следствием институциональной автономии спорта, а также и автономии других общественных сфер существования. (…) Однако существуют три механизма, которые приводят к увеличению мобильности или шансов на мобильность [см.: Loy, 1972, р.18 f., а также Hammerich, 1972]. (…)

1. Возможность заработка в спорте открывает возможность для роста лицам из низших социальных слоев и этнически дискриминационных групп, если они имеют способности и могут успешно выступать в качестве футболистов, боксеров, хоккеистов, баскетболистов и т. д. (…) Одновременно спортивные достижения могут улучшить профессиональные шансы на улучшение карьеры. Такие шансы особенно высоки в тех случаях, где пути роста связаны с формальными квалификациями (на службе в качестве представителей и т. п.) или там, где спортивный успех может оказывать эффективное влияние на рекламу (например, в спортивных магазинах, в гостиницах и т. д.). Правда, как подтверждают эмпирические исследования, значение этого способа мобильности не должно переоцениваться. В исследовании профессиональных боксёров в Америке [Weinberg, Around, 1952, pp. 460 f.] показано, что хотя они почти всегда выходили из низших социальных слоев, однако, (…) как правило, у них не отмечалось очень больших социальных и финансовых успехов; социально-экономический подъем в большинстве случаев отсутствовал, и когда спортивная карьера спортсмена заканчивалась, вынужденно происходил как бы возврат в старый социальный слой. Лишь в редких случаях, когда спортсмен смог перенести полученные во время своей спортивной карьеры способности, опыт, знания и т. д. в профессиональную область, полученный ранее статус мог сохраниться. (…)

Следовательно, шансы на карьеру профессионального спортсмена определяются такими факторами, как степень профессионализма, организация спорта (…), популярность вида спорта, а также такими социоэкономическими условиями, как величина социальной дистанции между отдельными социальными слоями, различие доходов и состояний, социальная дискриминация отдельных социальных групп, степень «открытости» общества. (…)

2. В спорте могут быть приобретены или закреплены способности, навыки и структура мотиваций, которые облегчают социальный подъем в других сферах жизни. Спортивная форма при определенных обстоятельствах может положительно влиять на производительность труда; (…) тренировки могут приводить к рациональному использованию времени и энергии; к числу таких факторов относятся и социальные способы поведения, такие, как приспособление к требованиям группы, солидарность, кооперация. (…)

3. Успешная деятельность в спорте может обусловить различные формы производственного поощрения: например, финансовую поддержку за повышение квалификации, за профессиональную подготовку или возможность достижения карьеры на производстве (…); или в том случае, когда спортсмен в своей команде или в своем спортивном союзе находится вместе с людьми, с которыми он может завязать отношения, которые принесут пользу для его профессионального восхождения. (…)

Биологическая функция спорта. Полагают, что спорт обладает биологической функцией, компенсируя недостаток движений и тем самым оказывая положительное влияние на здоровье. (…)

Когда спорту приписываются многообразные функции, то:

1) в большинстве случаев о нем говорят не дифференцированно, хотя, без сомнения, качество и польза спорта зависят от особенностей отдельных дисциплин, от его организации, его положения в общественном мире и тем самым от его популярности и от многих других причин, а действие и значение спорта, наверняка, различны в зависимости от того, тренируются ли, например, регулярно и долгое время или иногда посещают спортивную площадку, бассейн и т. д. или вообще знают о спорте только с точки зрения телезрителя. (…)

2) Как правило, исходят из того, что спорт выполняет эти различные по своей сути функции в равной степени на основе своих «естественных» закономерностей и не учитывают при этом, что функции должны выполняться на основе совершенно специфической организации спорта. (…)

3) Часто не учитывают, что на основе институциональной автономии спорта достижения спорта, как правило, остаются ограниченными самой сферой спорта и не оказывают влияния на другие «сферы существования» (…).

4) Возникает вопрос: может ли спорт вообще выполнять приписываемые ему функции? Для ответа на него редко использовались эмпирические исследования. Полученные данные недостаточны для того, чтобы однозначно подтвердить или опровергнуть тезис о той или иной функции спорта.

(…) В случае многочисленных выводов относительно функций спорта скорее речь идет об узаконивании спорта и в меньшей степени об эмпирически доказуемых воздействиях. За такими попытками узаконивания может скрываться стремление устранить сохраняющуюся в течение длительного времени общественную недооценку спорта, дать ему общественное признание (и материальную поддержку), особо подчеркивая достижения и функции спорта, которые он может дать каждому отдельному индивидууму. (…)

Спорт как современный социальный феномен: функциональный подход

Печатается с сокращениями по изданию: Стивенсон К. Л. Спорт как современный социальный феномен: функциональный подход // Спорт и образ жизни: Сб. статей./ Сост. В. И. Столяров., З. Кравчик. – М.: ФиС, 1979. – С. 58–65.

Очевидное расширение социального объема и значения спорта в обществе заставляют нас поставить вопрос: «Почему этой происходит? Почему спорт как элемент современного общества, современной культуры получает вдруг такое центральное значение?» Объяснение, которое я мог бы предложить, опирается на социологическую теорию функционального анализа. (…)

Джоном Е. Никсоном и мною разработана временная квазипарадигма, с помощью которой мы пытаемся объяснить спорт как социальный и культурный феномен, приписывая ему 5 основных социальных функций: 1) социоэмоциональную функцию; 2) функцию социализации; 3) интегративную функцию; 4) политическую функцию; 5) функцию социальной мобильности.

1. Социоэмоциональная функция охватывает потребности человека, которые необходимы для сохранения его социально-психической стабильности, и указывает на три механизма, присущих спорту: а) контроль над напряжениями и конфликтами в человеке посредством катарсиса и эстетики; б) создание ситуаций, которые вызывают чувство общности, дружбы и товарищества; в) существование «спорта как ритуала», как символа сохранения культурного и социального наследия, как источника подтверждения тех связей общественной структуры и культурных воззрений, которые упрочивают это наследие.

2. Функция социализации отражает мнения, что спорт имеет важное значение для человека. Эти мнения упрочиваются культивируемыми моральными и религиозными представлениями о том, что спорт развивает личностные качества. Считается, что социализация осуществляется через два взаимосвязанных процесса – укрепление и формирование. Идея укрепления охватывает теории оперативной физической подготовки, санкционирования понимания и позитивного и негативного поведения. Формирование означает создание конкретного примера, модели поведения для социализируемых и стоящей за этой моделью «системы воззрений». Считается, что в спорте действуют оба механизма и что желательные для общества модели поведения и воззрений внутренне присущи спорту.

3. Функция интеграции представляет спорт как средство возможного достижения гармонического объединения людей с коллективом и их идентификации с ним. Социализация, как мы считаем, есть средство для включения (интеграции) человека непосредственно в систему воззрений и поведения, выработанную культурой. Достичь этой цели можно, включая человека в коллектив, который, в свою очередь, включается в эту культурную схему. Здесь стоит обсудить два взаимосвязанных механизма: а) механизм развития чувств общности и товарищества при социоэмоциональной функции; (…) б) механизм развития группового и внегруппового сознания, причем коллектив идентифицируется как «мы», как группа внутри себя, а другой коллектив – как «другие», «враги» вне группы.

4. Политическая функция состоит в применении спорта в качестве политического инструмента. С одной стороны, можно сказать, что политическое использование спорта – это расширение его интеграционных функций, причем задача спорта состоит в создании национального чувства идентификации и национального престижа. С другой стороны, спорт может рассматриваться как политическое средство для признания или непризнания других наций.

5. Во многих странах распространены воззрения, что спорт является эффективным средством повышения социальной мобильности для бедняков, представителей этнических и расовых меньшинств. Такого рода социальная мобильность в целом протекает по двум главным направлениям: через повышение социального престижа или через социальный престиж плюс материальное вознаграждение. Продолжительность и проницаемость этой, направленной вверх, социальной мобильности существенно зависит от масштаба институциональной стабильности, которая существует в этом обществе и спорте, а также от масштаба мобильности, т. е. от того, является ли она только внутриспортивным случаем или это попытка преодолеть социальные, классовые и расовые ограничения. (…)

Каковы же отношения между этими социальными функциями? На этот вопрос можно ответить трояким образом.

1. Отношения между пятью социальными функциями спорта таковы, что все они служат одновременно одной социальной функции, а именно функции «социальной интеграции».

2. Отношения между социальными функциями определяют специальную область посредством общего механизма. Воспитание чувств общности и товарищества, например, было гипотетически рассмотрено в качестве аспекта и социоэмоциональной и интегративной функций. Подобно этому идентификация с общественным бытием ведет последовательно к соединению с этим бытием и его основными элементами, причем пусковым механизмом здесь являются интегративная, политическая функции и функция социальной мобильности.

3. Третий, существенно упрощенный, подход указывает для пяти функций различные задачи в общественных интегративных процессах. Общественная функция как прямой интегратор должна обеспечить популяризацию информацией, стабилизирующей основополагающую систему воззрений, и пробудить потребность жить потом именно с таковой. Косвенные функции, такие, как интегративная и политическая функции, функция социальной подвижности, можно было бы описать как функции, возбуждающие потребность действовать в согласии с обществом и усвоенной системой воззрений. И, наконец, можно рассмотреть социоэмоциональную функцию как вырабатывающую «необходимые предпосылки» для удовлетворительного действия прямых и косвенных интеграторов.

Если исходить из концепции функционально-социологического анализа, можно в заключение сказать, что необходимо многомерно объяснять спорт как феномен современности, причем в основу анализа следует класть «общество». Парадигма Стивенсона – Никсона позволяет применять 5 основных социальных функций спорта при его объяснении на основе представлений об «общественной интеграции». Интегративная и политическая функции и функция социальной подвижности рассматриваются как исходные пункты косвенной интеграции; социоэмоциональная функция гипотетически создает «необходимые предпосылки».

В заключение нужно еще раз подчеркнуть, что в объяснение этих механизмов органически вписывается представление о том, что все они одновременно служат одной общественной функции [Betts, 1969 b; Larson, 1964, рр. 34, 36–37].

Основные тенденции влияния спорта на личность

Печатается с сокращениями по изданию: Визитей Н. Н. Основные тенденции влияния спорта на личность // Нравственный потенциал современного спорта: Материалы IV Всесоюзного методол. сем. (г. Суздаль, 10–12 марта 1988 г.). – М.: Сов. спорт, 1989. – С. 7–14.

Первый вопрос, который встает перед исследователем проблемы «спорт и личность», – это вопрос о специфике тех обстоятельств, в которые оказывается поставленным человек в силу того, что он вступает в сферу спорта, становится субъектом именно данной, а не какой-либо другой деятельности, или это вопрос об отличительных признаках спорта, о его системообразующем качестве, о том, что может быть взято при его анализе как основание «синтеза многих определений» (Маркс К.). Проблема выявления такого основания в случае исследования спортивной деятельности должна исходно формулироваться и решаться (…) как проблема объективного содержания этой деятельности, как поиск ответа на вопрос: что всегда и при всех обстоятельствах необходимо осуществляет человек в спорте вне зависимости от интересов, которые его сюда привели, и от целей, которые он здесь преследует, а также вне зависимости от тех функций, которые спортивная деятельность может выполнять или выполняет в данном исторически конкретном обществе; иначе говоря, спорт должен быть взят и рассмотрен как «естественно-историческое» (Мамардашвили М. К.) явление. Именно такой подход открывает возможность методологически корректно подойти к проблеме анализа субъективного содержания спорта, к характеристике личностных особенностей спортсмена и к исследованию социальной роли спортивной деятельности в обществе. (…)

По своему объективному содержанию спорт прежде всего – соревновательная деятельность. Все основное, что производит данный социальный институт, он производит через соревнование и непосредственно в процессе, соревнования. Если данный вид общественного производства лишить соревновательного начала, то не останется и какой-либо осмысленной, целостной социальной деятельности, в то время как такие (внешне аналогичные спорту) виды официальных соревнований, как производственное социалистическое соревнование или конкурсные соревнования в сфере художественного творчества, лишившись соревновательного момента, просто переходят в производственную или, соответственно, в исполнительскую деятельность, т. е. остаются полноценными социальными институтами. Можно сказать: спорт – самая соревновательная деятельность из всех официально существующих соревнований. Уникальность положения человека в спорте связана именно с этим обстоятельством.

(…) Работа по уточнению представления о спорте как соревновательной деятельности ставит перед нами в первую очередь вопрос о сути человеческой соревновательности как таковой. Нетрудно показать, что соревнование (сопоставление и оценка результатов сопоставления) есть непременный момент любого человеческого действия: и внешнего и внутреннего. По сути дела соревнование, сопоставление – это обязательная сторона любого акта человеческого самосознания, которое генетически, исходно есть процесс деятельно-практического определения человеком себя через другого и другого через себя, специфическая встреча индивида с самим собою. (…) Необычайность положения человека в спорте в том и состоит, что процесс деятельно-практического определения себя через другого, другого через себя здесь акцентирован, обнажен, сведен к определенной несложной формуле внешнего действия и одновременно задан в качестве центрального, в то время как в других институциализированных деятельностях (наука, искусство, труд в сфере материального производства и т. д.) этот процесс обычно скрыт и со своей объективной, и со своей субъективной стороны (например, в научной деятельности процесс взаимодействия я и другого не задан явно, внешним образом, и далеко не всегда самоочевиден для субъекта данной деятельности на уровне интроспекции, хотя наука, как и любой феномен культуры, диалогична по своей природе).

(…) В свете сказанного выше на данном этапе рассуждений можно дать такое, уточненное, определение понятия «спорт»: это особый вид социальной деятельности, в рамках которого моделируется (воспроизводится) в форме преимущественно деятельно-практического сопоставления человеческих способностей один из кардинальных моментов человеческого самоопределения как такового – определение человеком себя через другого и другого через себя.

Итак, человек в спорте, соревнуясь, деятельно-практически сопоставляясь с другим человеком, постоянно самоопределяется. Спортсмен всегда с большой степенью точности осведомлен о том, какое место его «профессиональная способность» занимает в иерархии аналогичных способностей всех других лиц, специализирующихся в данном виде спорта, его способность имеет в пространстве этой иерархии вполне однозначные координаты; или можно сказать также, что на вопрос «кто ты есть?» у спортсмена всегда имеется очень точный ответ. Более того, сам вопрос такого рода не создает спортсмену сколько-нибудь дополнительных трудностей к тем, которые возникают у него в процессе спортивной борьбы, не требует от него каких-либо специальных познавательных усилий (в известном смысле за него это делает сама деятельность), что в целом опять-таки не характерно для человека, специализирующегося в любой другой деятельности (более того, вопрос о месте данного конкретного человека в некоей «табели о рангах» вообще может оказаться в некоторых видах деятельности в известном отношении некорректным).

Итак, в спорте человек определен очень четко и однозначно. Это вместе с тем лишь одна сторона дела. Другая состоит в том, что сама указанная однозначность (однозначность самоопределения, четкость самосознания) при ближайшем рассмотрении обеспечивается в спорте фактически тем, что в качестве непосредственно фиксируемого, оцениваемого результата здесь выступают такого рода характеристики, как время прохождения дистанции, длина броска или прыжка, вес поднятого снаряда, количество забитых мячей или заброшенных шайб, и т. п., а это в свою очередь создает предпосылки для того, чтобы в качестве первично данных на уровне самовосприятия и в качестве непосредственно осознаваемых для спортсмена выступили способности «чисто физические» – способности к перемещению тела в пространстве: быстрота, выносливость, сила, ловкость и т. п. Таким образом, у спортсмена оборотной стороной высокой точности самооценки является тенденция к существенному сужению социокультурного контекста, в котором фактически эти самоопределение и самооценка имеют место.

В связи со сказанным обратим внимание на результаты исследования, полученные в свое время известным советским психологом спорта А. Ц. Пуни. Анализируя развитие у спортсменов навыков самоконтроля и самообладания, он делает вывод, что «спорт в целом стимулирует самосознание и самоконтроль, но это часто одностороннее самосознание: оно направлено на уяснение сильных и слабых сторон в технике, физической и тактической подготовке спортсмена. Что касается достоинств и недостатков развития волевых качеств, моральной воспитанности, интеллектуального развития, общения, поведения, то лишь 11 % (из 760 опрошенных) спортсменов обнаружили активность в их познании» [Пуни, 1962, с. 31]. (…)

Спорт не просто дает возможность спортсмену четко осознать уровень развития своих способностей, но и постоянно побуждает его к их совершенствованию. Спорт побуждает человека к постоянному саморазвитию. Но саморазвитие всегда связано с самосознанием (на то оно и саморазвитие). Поэтому неадекватность самосознания спортсмена выступает как предпосылка неадекватности его саморазвития. Если спортсмен, в частности, осознает себя субъектом «чисто физических» способностей, то и сознательно развивать он будет себя в качестве лишь такового, частичного, вообще говоря, субъекта, что имеет отрицательные последствия не только для совершенствования его как личности, но, как понятно, и для его «собственно спортивной» подготовленности.

Указанная выше тенденция тем более опасна, что современный спорт, как известно, действует на человека очень «концентрированно». Уже сама высокая определенность, однозначность уровня «профессиональной подготовленности» и постоянная нацеленность на максимально возможный результат обеспечивают именно такой характер влияния спорта на личность. В дополнение следует указать и на другие обстоятельства: тренировки в большом спорте проводятся в наши дни ежедневно (в ряде случаев по два-три раза), объем и интенсивность тренировочных нагрузок очень велики, свободное время зачастую почти полностью отсутствует; наконец, спортивную специализацию сегодня в ряде видов спорта начинают в очень юном возрасте, когда формирующие воздействия деятельности на личность особенно велики. (…)

Деятельно-практическое сопоставление индивидов, составляющее, как мы видим, само существо спортивной деятельности, не есть просто некий индифферентный акт. Это всегда акт самоутверждения личности[2 - «Во всем, чем человек выражает себя вовне, – от слова до тела – …происходит напряженное взаимодействие я и другого: их борьбы (честная или взаимный обман), равновесие, гармония (как идеал), наивное незнание Друг друга, вызов, непризнание… и т. д.». [Бахтин, 1979 б, С. 320].]. Спортивная деятельность остро ставит перед спортсменами не только вопрос «кто я? каковы мои способности?», но и вопрос «кто есть для меня другой? что есть для меня способность другого человека? а именно: выступает ли для меня эта способность как продолжение моей способности, или, напротив, как ее граница, или, может быть, эта другая способность есть для меня просто некая абстрактная точка моего самоотсчета?». Фактически это две стороны одного и того же вопроса, а социокультурное содержание, которое реально имеет спортивная деятельность, при ближайшем рассмотрении во многом зависит от того, с какой эмоционально-волевой установкой друг на друга действуют в спортивном соревновании индивиды, каково нравственное содержание отношений каждого из них с соперником. Самоопределение не есть единственно познавательный акт, оно всегда одновременно есть также и акт нравственный.

Предполагает ли спортивная деятельность изначально какой-либо определенный тип эмоционально-волевой установки у соревнующихся индивидов? – В определенной степени – да, ведь спорт устанавливает с самого начала одни и те же правила для соревнующихся стран, спорт – это соревнование в соответствии с принципом «честной игры».

Вместе с тем следует подчеркнуть, что конкретное содержание этой формулы определяется опять-таки особенностями социального (исторически определённого) контекста, в который реально вписан спорт. Причем разнообразие вариантов здесь очень велико. Например, в ситуации, когда человеческая способность как таковая для меня самоценна, другой человек и его способность также ценны для меня, ибо способность другого здесь выступает фактически как продолжение моей способности. В таком случае то обстоятельство, что в данный момент моя подготовленность оказывается ниже, не оскорбляет и не унижает меня ни в коей мере. Здесь моя способность есть то, что связывает меня с другим человеком, и вопрос усиления, развития моей способности стоит для меня по сути дела как вопрос об усилении связи с другим человеком. (…)

Иного рода ситуация имеет место, если в силу общих особенностей жизнедеятельности общества способность другого человека выступает для меня – человека, живущего в этом обществе, как моя абсолютная граница. Здесь наши способности (мои и другого) опосредуют друг друга чисто внешним образом, здесь способность другого вызывает у меня не восхищение, а «зависть и жажду нивелирования» (К. Маркс). В такой ситуации самоценна победа и только победа, а развитие моих способностей по своему внутреннему смыслу становится для меня эквивалентным редукции способностей другого человека. В спортивной деятельности при рассматриваемых обстоятельствах принцип равной борьбы если и акцентирован, то очень слабо, эмоционально-волевая готовность действовать жестко и агрессивно по отношению к сопернику (вплоть до нанесения ему телесной травмы) выражена очень сильно. В результате сам принцип «равного соперничества» оказывается чисто внешней формой спортивного соревнования, и, как понятно, даже на таком уровне его сохранить обычно не удается. Возникает устойчивая тенденция превращения спорта в сферу деятельности, в рамках которой соревнующиеся стороны взаимно деятельно-практически отрицают друг друга. Спорт теряет свою социально-культурную глубину, специфическим образом упрощается, оказывается сведенным к вульгарно-практическому сопоставлению физических способностей индивидов.

Рассмотренную выше оппозицию двух типов самоопределения человека в спорте мы проанализируем теперь в несколько ином контексте, что позволит, мы надеемся, четче уяснить содержание каждого из противопоставленных друг другу случаев и одновременно непосредственно рассмотреть вопросы целенаправленного формирования личности в спорте. Начнем анализ со следующего достаточно хорошо известного специалистам факта: при попытке однозначно и кратко ответить на вопрос, какое качество прежде всего отличает спортсмена от представителей – субъектов – других социальных деятельностей, чаще всего указывают на высокую мотивацию достижения, присущую спортсмену, или на какие-либо ее производные. Вместе с тем должной конкретизации содержания этого качества обычно не дается. Если обратиться к тем случаям взаимодействия способностей спортсменов, происходящим в процессе соревновательной деятельности, которые мы рассмотрели выше, то следует, по нашему мнению, с каждым из них соотнести свою модель «стремления к успеху».

В первом случае успех мною оценивается и эмоционально положительно переживается как полный лишь тогда, когда он укрепляет доброжелательные отношения ко мне со стороны окружающих меня людей, в частности тех, с кем я соревнуюсь, и когда сами эти люди выступают для меня как соратники, как люди мне близкие. В спорте, как и в любой другой сфере социальной жизнедеятельности, мне должен быть дорог не сам по себе успех, не сама по себе победа, а истина человеческих отношений (или успех в той мере, в какой он является успехом в деле утверждения истинного принципа человеческих отношений). Это не значит, конечно, что соперник не может вызвать у меня отрицательные эмоции (например гнев или даже ярость), но он должен вызвать у меня такие эмоции не просто как человек, который мне противостоит, должен их вызвать не просто потому, что он противостоит мне, – негативизм, возмущение он должен рождать во мне лишь как противник истины, как человек, нарушающий своими действиями тот принцип человеческих взаимоотношений, который мне дорог как истинный, в частности, принцип справедливого, демократического соревнования, который исходно закреплен правилами спортивной борьбы, и лишь в том случае, если он такое нарушение позволяет себе.

Стремление к успеху может оказаться и чисто индивидуалистическим стремлением. Победа в таком случае – это определенный, положительный для меня итог борьбы, которая начиналась во враждебном мне окружении и в таком же окружении (или даже в еще более враждебном) закончилась; здесь победа – это успех в борьбе за выживание. Очевидный драматизм такого рода соревнования, на первый взгляд, чрезвычайно активизирует человека на тренировке и в соревновании. Поэтому установка на агрессивное поведение довольно часто расценивается тренером как наиболее приемлемая для спортсмена если не в нравственном плане, то хотя бы с точки зрения имеющей место при этом силы мотивации. Это, конечно, ошибка: индивидуалистическое стремление, взятое со стороны его «энергетических возможностей», всегда оказывается более слабым, чем стремление коллективистское, поскольку первое противоречит человеческой природе, а второе ей соответствует (первое ее разрушает, а второе укрепляет), поскольку желание победы моего «индивидуального я» при прочих равных условиях всегда слабее во мне, чем желание победить, характерное для того «мы», которое также во мне присутствует и без которого нет и моего «я» (того «мы», по отношению к которому мое «я» вторично). Человек, действующий ради одного лишь себя, всегда может сделать меньше, чем человек, действующий ради другого, ради других. Радость сугубо индивидуального, личного успеха вообще всегда внутренне противоречива и половинчата как радость именно человеческая, ибо в общем случае «не я в себе радуюсь, а другость моя радуется во мне», – очень точно сказано у М. Бахтина [Бахтин, 1979 а, С. 84].