Каждый из нас

Каждый из нас
Сулименко Д.Л.

Пожилой владелец мотеля находится на гране банкротства; страдающая от комплекса низкого роста молодая женщина тиранит своего мужа и дочь; одинокий молчаливый мальчишка проводит целые дни, наблюдая за прохожими; молодой юноша старательно выдаёт себя за успешного юриста, проживая на последние гроши; отставной дворецкий узнаёт о смерти своего близкого друга и получает в наследство роскошный особняк – вот основные персонажи и сюжетные арки романа «Каждый из нас». Романа, на страницах которого, каждый найдёт близких ему по духу персонажей, подметит в них свойственные ему или его близким черты характера, столкнётся с перекликающимися с его повседневностью проблемами, а также откроет для себя новый взгляд на ту или иную ситуацию из своей жизни.

Д. Л. Сулименко

КАЖДЫЙ ИЗ НАС

ГЛАВА I

Тёплые лучи раннего майского солнца невидимым дождём стекали по налившимся зеленью листьям старого, ветвистого тополя. Давным-давно, когда этот тополь был ещё небольшим, свежим деревцом, настойчиво пробивающим себе путь к живительному теплу солнца, он одиноко рос на окраине небольшого провинциального городка средней полосы Америки. Но шли годы, город, как и тополь, разрастался, и вскоре произошло неизбежное столкновение творения природы с творениями рук человеческих. Обычно, в таких ситуациях, природа всегда выступает проигравшей стороной, но в этот раз, по воле архитектора, чьё имя было слишком малозначительным, для того чтобы о нём остался след в истории, этому тополю была уготована иная судьба. Так вокруг довольно типичного представителя местной флоры возникло довольно типичное строение придорожного мотеля.

По первоначальной задумке архитектора, дереву было отведена роль украшения, лишь декоративного элемента, которое придавало бы мотелю хоть какое-то отличие от огромного множества других подобных ему заведений. Формально эта роль со временем не изменилась, но каждый, кто волею судьбы оказывался во дворе этого мотеля, неосознанно понимал, что этот тополь являлся чем-то большим, чем просто элементом декора. Он был центром, магнитным полюсом жизни всего заведения.

Это прекрасно осознавал и нынешний владелец, а по совместительству и администратор заведения – мистер Дэйв Рейнхард. Вот и сейчас, выйдя из маленького помещения на первом этаже здания, которое служило своего рода хозяйственной комнатой, и, окинув взглядом это, величественное, окутанное лучами утреннего солнца, дерево он невольно стал вспоминать большую часть из своих вот уже семидесяти прожитых лет, которые, так или иначе, были связанны с этим местом. Толи из-за этих согревающих воспоминаний, толи из-за теплоты майского утра, но на морщинистом чёрном лице мистера Рейнхарда заиграла добродушная улыбка. Это был тот тип улыбки, который можно увидеть лишь на беззаботных, ещё неискажённых тяготами и превратностями жизни, лицах детей или лицах стариков, для которых все невзгоды уже были позади. Неподвижно простояв несколько минут, мистер Рейнхард ещё раз глубоко втянул в себя сладкий, наполненный приятными запахами весны, воздух и окинул взглядом свои «владения».

«Владения» эти были довольно скромны и состояли лишь из самого здания мотеля, выполненного в виде незавершенного квадрата и довольно обширного внутреннего дворика, в центре которого и располагался тополь, с разбитой вокруг него клумбой. Три стороны здания занимали квартиры и комнаты, сдаваемые в аренду постояльцам, и имели высоту в два этажа. Оставшаяся же четвёртая сторона была одноэтажна и состояла из офиса администратора, хозяйственных помещений и комнаты которую занимал сам мистер Рейнхард.

Проинспектировав пристальным взглядом, местами потрёпанную крышу, матово-серые стены здания, клумбу, засаженную цветами самых разных цветов и оттенков, кое-где потрескавшийся бетон внутреннего дворика и оставшись в целом довольным состоянием своих «владений» мистер Рейнхард всё же почувствовал, как на его сердце нахлынула волна лёгкой тоски. Тоски по тем временам, когда крыша мотеля была ещё целой, краска стен не казалась такой побледневшей, в бетоне не было не единой трещинки, а он сам был значительно моложе. В те далёкие, счастливые времена, зачастую в мотеле даже не было свободных номеров и потому ему частенько приходилось, со свойственной ему добродушной улыбкой, любезно объяснять неудачливым проезжим, в каких ещё местах они могли бы найти место для ночлега и отдыха. Но это были воспоминания из времён, когда мотель располагался таким образом, что был одним из первых зданий города, которые попадалось на пути желающему передохнуть путнику. Но город продолжал неотвратимо расти и странников, доходящих до мотеля мистера Рейнхарда, становилось всё меньше и меньше. В конце концов, чтобы не допустить банкротства ему пришлось сменить профиль заведения и начать сдавать комнаты на более долгие сроки. Но и это решение не стало тем спасительным кругом, на которое он рассчитывал. Вот и сейчас из двенадцати квартир были заняты лишь четыре.

Слегка встряхнув плечами, словно пытаясь сбросить с себя этот невидимый груз проблем, и решив, что не стоит портить столь прекрасно начавшийся день дурными мыслями, мистер Рейнхард взял в руки стоявшее рядом с его ногами ведёрко с садовыми инструментами и направился к клумбе. Подойдя к ней, он аккуратно поставил ведёрко на землю и, достав из него небольшой ручной культиватор, принялся тщательно разрыхлять землю вокруг цветов. Острые, заточенные зубцы культиватора раз за разом впивались в почву и, вырывая небольшие комья, насыщали её более глубокие слои кислородом, который жизненно необходим для роста цветов и растений.

В это самое время, в угловой квартире под номером «9», располагавшейся на втором этаже здания, молодая, симпатичная женщина невысокого роста, с аккуратно уложенными золотистыми волосами, одетая в короткую чёрную юбку и такого же цвета блузку с накинутым поверх неё передником, стояла у плиты и готовила. Женщину эту звали Лилиан Томпсон. Буквально в шаге от неё, за небольшим обеденным столом, нервно накручивая пальцем, кончики таких же золотистых волос, ожидала свой завтрак её двенадцатилетняя дочь – Клара. Строгая светло-серая школьная форма и туго набитый портфель, стоящий рядом с ножками стула, указывали на то, что она уже была готова к выходу в школу. Но сначала нужно было позавтракать. Именно приготовлением завтрака для своей дочери и была занята в эту секунду миссис Томпсон. Со стороны эта картина, заботливой матери и послушной дочери, могла показаться идеальным утром молодой семьи. Но это впечатление было обманчивым. Достаточно было всего лишь заглянуть в печально-покорные глаза Клары и обратить внимание на острые, резкие движения миссис Томпсон, как становилось очевидными, что между ними висит тяжёлое, молчаливое напряжение. Так же бросалось в глаза и то, что и мать, и дочь, старались избегать взгляда друг друга. В такой молчаливой, напряжённой обстановке они и провели всё то время, пока миссис Томпсон, ловко орудуя кухонной лопаткой, перемешивала омлет не давая ему подгореть на шипящей сковородке.

Наконец омлет был готов и сняв с плиты ещё горячую сковороду, миссис Томпсон подошла к столу и переложила её содержимое в стоящую перед Кларой тарелку.

– Ешь быстрей, а не то опоздаешь на автобус – коротко и сухо обратилась она к дочери.

Взяв в руки вилку Клара покорно принялась завтракать, в то время как её мать взялась за гору скопившейся в мойке посуды. По-прежнему в квартире стояла напряжённая тишина. Лишь звуки воды, под давлением вырывающейся из крана, да изредка раздающийся скрип идеально вымытой тарелки разбавляли эту тишину.

Покончив с завтраком и бросив в сторону матери короткое и тихое «спасибо», Клара подобрала с пола свой тяжёлый школьный портфель и ловким, отработанным до автоматизма движением, накинула его на свои хрупкие детские плечи.

– Подойди ко мне – скомандовала ей миссис Томпсон.

Молча и покорно, девочка подошла к матери.

– Повернись – поступил ещё один приказ.

Клара, как послушный солдат, молча, развернулась. Раскрыв портфель миссис Томпсон внимательно, словно пристальный таможенный инспектор, досматривающий подозрительный багаж, проверила его содержимое. Оставшись довольной результатами своей проверки она закрыла портфель дочери, и сняв, наконец, с себя передник, взяла со стола свою сумочку и они обе направились к выходу.

Выйдя из своей квартиры и спустившись по металлическим ступенькам, которые звонко отчеканивали каждый шаг стройных, обутых в босоножки на высокой танкетке, ног миссис Томпсон, они спустились во внутренний дворик, где и встретили мистера Рейнхарда, всё также обрабатывающего землю вокруг кустов.

– А, миссис Томпсон, доброе утро – расплылся в добродушной улыбке мистер Рейнхард.

– Доброе утро – с неохотой и раздражением от вынужденной остановки ответила миссис Томпсон.

– Добро утро Клара – обратился Дейв, к выглядевшей запуганной девочке.

– Доброе утро – тихо ответила она.

– Какой сегодня чудесный день, не правда ли? – продолжил Дейв сделав глубокий вдох и втянув в себя наполненный ароматом весны воздух. – Какое яркое и тёплое солнце, какое чистое безоблачное небо… и вы такие красивые и нарядные…

– Спасибо мистер Рейнхард, это очень приятно и день действительно тёплый и светлый, но мы спешим, поэтому… – миссис Томпсон старалась поскорее избавиться от этого, казавшегося ей недокучливого и вечно не к месту улыбающегося, старика.

– О да, да, не смею вас задерживать – инстинктивно поняв её желание, поспешил ответить Дейв – Просто хотел пожелать вам удачного дня.

Ничего не ответив и увлёкла за собой дочь миссис Томпсон поспешила к выходу со двора мотеля, в то время как мистер Рейнхард, всё так же добродушно улыбаясь, провожал их взглядом. Дойдя до небольшой бетонной арки, служившей своего рода воротами во внутренний двор мотеля, миссис Томпсон остановилась и, раздражённо одёрнув свою дочь, сделала ей довольно грубое замечание относительно её осанки, после чего девочка, итак державшая спину предельно ровно, выпрямила её ещё больше.

«Бедный, бедный ребёнок» – подумал про себя мистер Рейнхард и вернулся к своему занятию, в то время как миссис Томпсон и Клара повернули за углом здания и скрылись из виду. Опустившись коленями на слегка сырую землю и достав из ведёрка садовые ножницы, мистер Рейнхард принялся аккуратно подстригать разросшиеся кусты, насвистывая при этом себе под нос весёлую мелодию. Одну из тех, которые мы когда-то от кого-то услышали, но уже не можем вспомнить, где и когда, а потому зачастую приписываем её авторство самим себе.

А в это время, проникнув через окно небольшой детской комнаты, яркий луч солнца поднявшись по перилам кровати и скользнув по поверхности одеяла, добрался до ещё сомкнутых глаз спящего одиннадцатилетнего мальчика. От этого настойчивого луча весеннего солнца, который буквально требовал ожить, воспрянуть, всё к чему он прикасался, не было укрытия. Именно поэтому мальчик сперва невольно поморщившись, желая избавиться от этого надоедливого света, но поняв, что этого сделать не удастся, открыл глаза. В этих широко, по-детски открытых, голубых глазах уже не было и следа того сна, которому он всецело предавался всего несколько минут назад.

Скинув с себя одеяло, он сел на краю кровати и как разведчик, оказавшийся на новом месте, обвёл взглядом свою комнату. У самого изголовья кровати располагался небольшой письменный стол, на котором лежал вчерашний, незаконченный им, рисунок и несколько наполовину сточенных цветных карандашей. Вдоль стены, между столом и дверью, валялись, ещё не распакованные со времени их недавнего переезда, коробки с выведенными на них аккуратным, каллиграфическим почерком, надписями: «Книги», «Игрушки», «Вещи Питера». Наконец, сделав полный круг, взгляд мальчика добрался обратно до кровати, на которой лежал небольшой резиновый мяч. Увидев этот мяч, Питер улыбнулся так, как будто бы увидел старого приятеля. Протянув к нему руки и взяв мяч подмышку, он спустился с кровати, ступив босыми ногами на прохладный голый пол.

Выйдя из своей комнаты, мальчик на секунду задержался в проёме двери, оглядывая просматриваемые с этой точки общую комнату и кухню. Но на это раз он не просто изучал обстановку комнат, он искал что-то. Искал следы того, что родители ещё не успели уйти на работу. Но, к его глубокому сожалению, дверь в их спальню была открыта, их домашние тапочки стояли у входной двери, а на столике в прихожей не было связок их ключей. Все эти свидетельства были бесспорными доказательствами того, что он опять остался дома один. «Ну, ничего, завтра я встану пораньше, пока они ещё не ушли» – подумал про себя Питер и, утешив себя, этой мыслью, направился на кухню.

Кухней служила небольшая, как и вся квартирка, но вполне уютная комната с окном, выходящим во внутренний дворик мотеля и из которого была прекрасно видна клумба и тополь. Положив мяч на один из трёх стульев, стоящих у небольшого круглого обеденного стола, Питер подошёл к холодильнику, к дверце которого был прикреплён бросающийся в глаза своим ярко-жёлтым цветом – стикер, с выведенной аккуратным почерком надписью: «Внутри тебя ждёт сюрприз». Прочитав эту записку, Питер невольно улыбнулся. Открыв холодильник, он обнаружил контейнер с похожей запиской, прикреплённой к его крышке. «А вот и я» – было выведено на ней всё тем же аккуратным почерком, а в самом низу записки был пририсован улыбающийся смайлик. Забрав контейнер и разогрев его в микроволновой печи, Питер сел за стол, устроившись ровно напротив выходящего во двор окна. Открыв крышку контейнера и вдохнув моментально распространившийся по кухне аромат домашней запеканки, он, принялся завтракать, наблюдая одновременно с этим за любопытной сценой, которая в эту секунду разыгрывалась во внутреннем дворике мотеля.

Он увидел, как из открывшейся двери соседней квартиры показалась фигура молодого человека в красивом, дорогом костюме, таких же красивых туфлях, и кожаным портфелем в руках. Но поведение этого молодого человека, не было похоже на обычное поведение человека выходящего из дома на работу. Сначала, словно перископ предшествующий появлению подводной лодки, из-за двери показалась лишь его голова, и только после того, как он внимательно осмотрел весь внутренний дворик он полностью вышел из проёма и быстро запер за собой дверь. Но, как только он это сделал, он вновь замер на месте, словно заяц, застывший при звуке подозрительного далёкого шороха. Постояв так несколько секунд, он быстрыми шагами, как будто бы стараясь поскорее покинуть это место, направился к выходу со двора. Но в это время из-за тополя, держа в руках шланг и поливая из него клумбу, показался мистер Рейнхард. Заметив столь странно ведущего себя молодого человека, он добродушно улыбнулся и поприветствовал его:

– Доброе утро, мистер Сноровски.

От неожиданности этой встречи мистер Сноровски слегка вздрогнул.

– О! Мистер Рейнхард, доброе утро – смущённым голосом ответил тот. – А я вас сразу и не заметил.

– Простите, если я вас напугал.

– Нет что вы, совсем нет. Но знаете, я очень спешу, поэтому… – попытался, поскорее завершить этот разговор мистер Сноворвски.

– Ох, я не намерен вас сильно задерживать. Лишь задам Вам всего один вопрос.

От этих слов мистер Сноровски нервно сглотнул.

– Скажите, когда Вы планируете внести платёж за аренду? – все, также добродушно улыбаясь, спросил мистер Рейнхард – Ведь Вы задерживаете оплату уже почти на месяц.

– Да, да я знаю – начал сбивчиво оправдываться мистер Сноровски – Я обязательно заплачу… до конца этой недели. Обещаю. Сейчас просто нет свободного времени. Вы ведь понимаете работа, дела?

– О, я Вас прекрасно понимаю, у самого столько дел, столько дел – казалось, мистер Рейнхард сам хотел поскорее закончить этот неловкий и неприятный ему разговор. – Ну, что же тогда буду ждать.

– Да, до конца недели, даю слово.

– Тогда больше не смею Вас задерживать. Хорошего Вам дня.

– И Вам того же – уже удаляясь от Дейва ответил мистер Сноровски.

«Забавно» – подумал Питер, когда эта сцена закончилась. Как раз к этому времени он доел свой завтрак и, помыв за собой посуду, направился обратно к себе в комнату.

Открыв дверцы небольшого двустворчатого шкафа, он обнаружил в нём аккуратно сложенную стопку с одеждой и лежащую на ней записку на ярко жёлтом клочке бумаги. «Хорошего тебе дня, милый. Целую, мама» – гласила записка. Улыбнувшись, Питер взял эту записку и, вместе с теми двумя, которые он ранее обнаружил на кухне, положил в выдвижной ящичек своего стола, где уже лежала небольшая стопка таких же маленьких, жёлтых стикеров.