Империя хлопка. Всемирная история

Поскольку господство плантаторов над их рабочей силой радикально отличалось от того, как были связаны английские торговцы с сельскими жителями, выращивавшими хлопок в Индии или османскими землевладельцами в Анатолии, они могли оказывать все более сильное давление на своих рабов, придумывая все более зверские методы воспитания своих работников. В самом деле, по мнению историка Эдварда Баптиста, пытки лежали в основе возможности американских плантаторов производить все больше хлопка. Новаторские способы трудового учета помогали плантаторам выжимать больше труда из своих работников. Как сказал теоретик менеджмента Билл Кук: «Сегодня нет никаких сомнений в том… что она [плантация] была местом первоначального развития промышленной дисциплины». А с ростом продуктивности хлопковых плантаций цены упали, что позволило британским производителям стать еще более конкурентоспособными на мировых рынках, а это, помимо множества других обстоятельств, в конечном итоге подорвало производство в Индии и во всех остальных местах и сильно облегчило последующую интеграцию ее сельской местности в глобальную империю хлопка[240 - Caitlin C. Rosenthal, “Slavery’s Scienti?c Management: Accounting for Mastery,” in Sven Beckert and Seth Rockman, eds., Slavery’s Capitalism: A New History ofAmerican Economic Development, (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, forthcoming, 2015); Frederick Law Olmstead, A Journey in the Back Country (Williamstown, MA: Corner House, 1972), 153–54, исходная публикация 1860 г.; Bill Cooke, “The Denial of Slavery in Management Studies,” Journal of Management Studies 40 (December 2003): 1913. Совсем недавно важность «биологических инноваций» была отражена в Alan L. Olmstead and Paul W. Rhode, “Biological Innovation and Productivity Growth in the Antebellum Cotton Economy,” National Bureau of Economic Research Working Paper No. 14 142, June 2008; Alan L. Olmstead and Paul W. Rhode, Biological Innovation and American Agricultural Development (New York: Cambridge University Press, 2008). Убедительный критический разбор также можно найти в Edward Baptist, “The Whipping-Machine” (unpublished paper, Conference on Slavery and Capitalism, Brown and Harvard Universities, March 10, 2011, находится у автора). О важности снижения цен для завоевания господства на рынках см.: Stephen Broadberry and Bishnupriya Gupta, “Cotton Textiles and the Great Divergence: Lancashire, India and Shifting Competitive Advantage, 1600–1850,” Center for Economic Policy Research (April 12, 2005), http://www.cepr.org/meets/wkcn/1/1626/papers/Broadberry.pdf.].

Рационализация контроля труда посредством кнута: Томас Аффлек рекламирует свою конторскую книгу для хлопковых плантаций

Ритм промышленного производства проникал на плантации и другими путями. Поскольку расширение культивации хлопка зависело от предоставления кредита, иногда обеспеченного залогом рабов, большая часть которого поступала с лондонского денежного рынка, модели этого расширения теперь следовали конкурентной логике рынка, а не прихотливым личным устремлениям и местным обстоятельствам – капитал приходил туда, где можно было производить хлопок в большем количестве и с меньшими издержками. К великому сожалению южных плантаторов, фактор – торговец, продающий хлопок плантаторов, поставляющий им товары и предоставляющий кредит, а с ним и денежный рынок Лондона был определяющим источником их богатства и власти. Однако лондонский денежный рынок и ланкаширские производители в той же мере зависели от местных экспертов в области насильственной экспроприации земли и работников. Старый патернализм плантаторов восточного побережья, частично огражденный меркантилистской логикой взаимовыгодного и защищенного обмена между родиной и колониями британской имперской экономики, уступил более свободному, более конкурентному и гибкому социальному порядку, опосредованному торговым капиталом. Ненасытный аппетит к накоплению ускорил «социальный метаболизм» хлопкового производства. Логика военного капитализма теперь фактически исходила из его промышленного (опиравшегося на наемный труд) центра в Ланкашире. Тогда как в XVIII веке рабство позволило промышленности встать на ноги, теперь оно стало неотъемлемой частью ее непрерывной экспансии[241 - См.: по этой теме Philip McMichael, “Slavery in Capitalism: The Rise and Demise of the U.S. Ante-Bellum Cotton Culture,” Theory and Society 20 (June 1991): 335; о концепции социального метаболизма см., например: Juan Martinez Alier and Inge Ropke, eds., Recent Developments in Ecological Economics (Northampton, MA: Edward Elgar Publishing, 2008); Dale W. Tomich, Through the Prism of Slavery (Lanham, MD: Rowman & Little?eld, 2004), 61.].

Плоды рабства: индексированные цены на хлопок «американский мидлинг» в Ливерпуле (1860 = 100)

Замысловатое сочетание экспроприированных земель, рабского труда и господства государства, которое предоставляло колоссальную свободу рабовладельцам в отношении их рабов, приносило баснословные прибыли тем, кто мог ей воспользоваться: уже в 1807 году доход на инвестиции в хлопковую плантацию на реке Миссисипи составлял, по оценкам, 22,5 %. Тысячи плантаторов двигались вместе с границей территории культивации хлопка, чтобы поучаствовать в этих прибылях. Прибыльность хлопка также отражена в резко выросших ценах на рабов: молодой раб мужского пола в Новом Орлеане в 1800 году стоил приблизительно 500 долл., а перед гражданской войной уже 1800 долл. Вот история молодого плантатора из Джорджии Джозефа Клэя. Он купил Ройял Вейл, рисовую плантацию в округе Чатэм, штат Джорджия, в 1782 году. До 1793 года он выращивал рис. В тот год он, услышав о волокноотделительной машине Уитни, взял кредит на 32 000 долл., купил на эти деньги новых рабов, велел им переделать часть своей земли под хлопковые поля и установил ряд волокноотделительных машин. Это предприятие оказалось столь прибыльным, что лишь семь лет спустя он смог выплатить свой долг, с роскошью обставить свой особняк и купить новых рабов и волокноотделительные машины. Когда в 1804 году Клэй умер, его состояние было оценено в 276 000 долл[242 - Gray, History of Agriculture, 688; Eugene Genovese, “Cotton, Slavery and Soil Exhaustion in the Old South,” Cotton History Review 2 (1961): 3–17; о ценах на рабов см.: Adam Rothman, “The Domestic Slave Trade in America: The Lifeblood of the Southern Slave System,” in Johnson, ed., The Chattel Principle, 95; о Клэе см.: Savannah Unit Georgia Writers’ Project, Work Projects Administration in Georgia, “The Plantation of the Royal Vale,” Georgia Historical Quarterly 27 (March 1943): 97–99. Анализ прибыльности рабства см.: Robert Fogel and Stanley Engerman, Time on the Cross. The Economics ofAmerican Negro Slavery (Boston: Little Brown & C?, 1974).]. Похожим образом плантатор индиго из Южной Каролины Питер Гайярд поправил свои дела благодаря хлопковому буму. К 1790 году бизнес Гайярда по производству индиго практически рухнул из-за исчезновения британского рынка, и на плантации он стал выращивать пропитание для своей семьи.

Как сообщал один из его друзей, «те зловещие десять лет перед появлением хлопка как рыночного товара ввергли его, как и других, в долги и нужду». В 1796 году, однако, он начал выращивать хлопок – «блестящие перспективы открылись теперь глазам отчаявшихся плантаторов» – культуру столь прибыльную, что уже через четыре года он расплатился со всеми долгами и в 1803 году отстроил новый особняк в своих владениях. Принудительный труд означал скорую прибыль; к 1824 году у него было пятьсот рабов. Уэйд Хэмптон I из Южной Каролины повторил этот опыт. По имеющимся данным, его первый урожай хлопка в 1799 году принес прибыль 75 000 долл., а к 1810 году он получал ежегодно по 150 000 долл. со своих хлопковых плантаций. Его сын впоследствии использовал часть этой прибыли при переезде в дельту реки Миссисипи в середине 1840-х годов. Будущий хлопковый плантатор Дэниел Джордан, исследуя возможности выращивания хлопка в Миссисипи, видел «поле для деятельности, где я могу делать деньги… в этом штате я могу за 5 лет сделать столько денег, сколько может понадобиться человеку»[243 - Samuel Dubose and Frederick A. Porcher, A Contribution to the History of the Huguenots ofSouth Carolina (New York: Knickerbocker Press, 1887), 19, 21; Edwards, The Growth of the British Cotton Trade, 91; Coclanis and Ford, “The South Carolina Economy Reconstructed and Reconsidered,” 97; Cobb, The Most Southern Place on Earth, 10; Daniel W.Jordan to Emily Jordan, Plymouth, August 3, 1833, in Daniel W.Jordan Papers, Special Collections Department, Perkins Library, Duke University.].

Усиленные своим богатством, уверенные в своей способности с помощью рабов выжимать из земли все больше хлопка, американские хлопковые плантаторы в 1802 году достигли доминирующего положения на британском рынке. К 1830-м годам они захватили также возникающие рынки Европы и Северной Америки. В результате пострадали те, кто производил хлопок раньше, особенно в Вест-Индии: «Конкуренция, если предоставить ей полную свободу и ничем не ограничивать, не может долго поддерживаться колонистами [в Вест-Индии], так как та цена, которая приносит обильную прибыль американскому хлопководу, не может покрыть расходов колониста на культивацию», – заметил автор анонимного письма в 1812 году. Другие потенциальные конкуренты, как, например, фермеры в Индии, сажали хлопок приблизительно на той же площади, что и плантаторы Северной Америки уже в 1850 году, но их присутствие на мировых рынках оставалось очень незначительным[244 - Philo-Colonus, A Letter to S. Perceval on the Expediency of Imposing a Duty on Cotton Wool of Foreign Growth, Imported into Great Britain (London: J. Cawthorn, 1812), 9; Lowell Joseph Ragatz, Statistics for the Study of British Caribbean Economic History, 1763–1833 (London: Bryan Edwards Press, 1927), 16; Planters’ and Merchants’ Resolution Concerning Import of Cotton Wool from the United States, 1813, in O?cial Papers of First Earl of Liverpool, Add. Mss. 38 252, f. 78, Manuscript Collections, Liverpool Papers, British Library; John Gladstone, Letters Addressed to the Right Honourable The Earl of Clancarty, President of the Board of Trade, on the Inexpediency of Permitting the Importation of Cotton Woolfrom the United States During the Present War (London: J. M. Richardson, 1813), 7. В одной западной Индии в 1850 г. хлопок выращивался на 4 млн акров, и в других частях Индии хлопком было занято значительно больше земли. В США в 1850 г. под хлопком находилось около 7 млн акров. Amalendu Guha, “Raw Cotton of Western India: 1750–1850,” Indian Economic and Social History Review 9 (January 1972): 25.].

В результате этого хлопкового бума, насильно преобразовавшего обширные сельские районы Северной Америки, США мгновенно начали играть в империи хлопка стержневую роль. В 1791 году объем капитала, инвестированного в производство хлопка в Бразилии, по оценкам Казначейства США все еще более чем в десять раз превышал объем капитала, инвестированного в США. К 1801 году, всего через десять лет, в хлопковую отрасль США было инвестировано уже на 60 % больше, чем в Бразилии. Хлопок, еще более чем на Карибских островах и в Бразилии, наделил беспрецедентной ценностью землю и рабов и сулил рабовладельцам блестящие возможности в отношении прибыли и власти. Уже к 1820 году хлопок составлял 32 % всего экспорта США – по сравнению с мизерными 2,2 % в 1796 году. Более половины американского экспорта с 1815 по 1860 год составлял хлопок. Хлопок настолько доминировал в экономике США, что статистика производства хлопка «становилась все более определяющим элементом в оценке американской экономики». Именно за счет хлопка, и, таким образом, на спинах рабов произошло возвышение экономики США в мире[245 - U.S. Treasury Department Report, 1836, p. 16, цит. по: Barbosa, “Cotton in 19th Century Brazil,” 150; см. также: Rothman, “The Expansion of Slavery in the Deep South,” 15. О важности промышленной революции для развития рабовладения в США см. также: Barbara Jeanne Fields, “The Advent of Capitalist Agriculture: The New South in a Bourgeois World,” in Thavolia Glymph, ed., Essays on the Postbellum Southern Economy (Arlington: Texas A&M University Press, 1985), 77; Wright, The Political Economy of the Cotton South, 13; Scherer, Cotton as a World Power, 150; The Proceedings of the Agricultural Convention of the State Agricultural Society ofSouth Carolina: From 1839 to 1845— Inclusive (Columbia, SC: Summer & Carroll, 1846), 322; Rohit T. Aggarwala, “Domestic Networks as a Basis for New York City’s Rise to Pre-eminence, 1780–1812” (unpublished paper, представленная на Business History Conference, Le Creusot, France, June 19, 2004), 21; Michael Hovland, “The Cotton Ginnings Reports Program at the Bureau of the Census,” Agricultural History 68 (Spring 1994): 147; Bruchey, Cotton and the Growth of the American Economy, 2.].

Настолько важную роль стал играть американский хлопок в западном мире, что один немецкий экономист заметил: «Исчезновение американского Севера или Запада было бы менее значимым для всего мира, чем устранение Юга». Южные плантаторы, убежденные в своей центральной роли для глобальной экономики, с ликованием объявили, что они держат в своих руках «рычаг, направляющий судьбу современной цивилизации». Как об этом написал American Cotton Planter в 1853 году: «Рабский труд США до сих пор дарил и все еще продолжает дарить человечеству неоценимое благо. Для того чтобы это благо продолжило поступать, рабский труд также с необходимостью должен быть продолжен, поскольку нет смысла говорить о производстве хлопка для мирового потребления с помощью свободной рабочей силы. Еще никогда не удавалось успешно выращивать его с помощью добровольного труда»[246 - Halle, Baumwollproduktion und P?anzungswirtschaft, viii; Organization of the Cotton Power: Communication of the President (Macon, GA: Lewis B. Andrews Book and Job Printer, 1858), 7; American Cotton Planter 1 (January 1853): 11.].

Американским фермерам удалось стать самыми крупными производителями самого важного товара индустриальной эпохи. Их «гигантские плантации», как заметил один британский торговец в индийском Телличерри, «теперь поставляют материал для одежды половины цивилизованного мира». А с появлением потока выращенного рабами в США хлопка стоимость готового продукта упала, что сделало одежду и простыни доступными все более широкому рынку. Как было сказано в Манчестерской торговой палате в 1825 году, «мы твердо убеждены в том, что причиной столь быстрого роста этого производства стали очень низкие цены на сырье». В 1845 году хлопковые плантаторы Южной Каролины считали: «почти половина населения Европы… не владеет такой удобной вещью, как хлопковая рубашка», представляя собой «нетронутый рынок… открывая все больше возможностей для наших предприятий». Мир хлопка, который до 1780 года состоял в основном из рассеянных региональных и местных сетей, теперь все в большей степени становился одной глобальной матрицей с единым центром. И рабство в США было его основой[247 - Экономическая важность местоположения южных плантаций часто опускается историками американского Юга. См.: Immanuel Wallerstein, “American Slavery and the Capitalist World-Economy,” American Journal of Sociology 81 (March 1976): 1208; Francis Carnac Brown, Free Trade and the Cotton Question with Reference to India (London: E?ngham Wilson, 1848), 43; Копия Memorial Respecting the Levant Trade to the Right Honourable the Board of Privy Council for Trade and Foreign Plantations, воспроизведенная в Proceedings of the Manchester Chamber of Commerce, meeting of February 9, 1825, in M8/2/1, Proceedings of the Manchester Chamber of Commerce, 1821–27, Archives of the Manchester Chamber of Commerce, Manchester Archives and Local Studies, Manchester; The Proceedings of the Agricultural Convention of the State Agricultural Society of South Carolina, 323.].

Военный капитализм перекраивает мировую хлопковую отрасль: мировой урожай хлопка, 1791–1831 гг. (приблизительная оценка)

Несмотря на этот безусловный успех, зависимость европейских производителей хлопка от одной страны и одной своеобразной системы труда не давала покоя некоторым потребителям хлопка-сырца. Еще в 1810-х годах британские производители, в частности, начали волноваться о том, что сделались слишком зависимы от единого поставщика их ценного сырья. В 1838 году торгово-промышленная палата Глазго пронзительно предостерегала о «тревожном факте почти полной зависимости Британии от иностранных поставок этого товара, который теперь едва ли менее необходим, чем хлеб». Шесть лет спустя A Cotton Spinner с «большой тревогой» смотрел на зависимость Соединенного Королевства от поставок хлопка из США. Эта зависимость стала важна в тот момент, когда колонии в Северной Америке начали свой медленный и болезненный процесс отделения от империи, показывая, что связи, установленные через Атлантические океан, могли быть разорваны политическими и военными действиями. Производители хлопка понимали, что их процветание полностью зависело от рабского труда, и «боялись суровости перемен, неизбежно грядущих рано или поздно». К 1850 году один британский наблюдатель подсчитал, что 3,5 млн человек в Великобритании были заняты в хлопковой отрасли страны – и все они зависели от прихотей американских плантаторов и их слабого политического влияния в своей стране[248 - Letter by [illegible] to “My Dear Sir” (a former president of the Board of Trade), Liverpool, June 16, 1828, in Document f255, Huskisson Papers, Manuscript Collections, British Library, London; “Memorial of the Directors of the Chamber of Commerce and Manufactures Established by Royal Charter in the City of Glasgow, 15 December 1838,” in O?cial Papers Connected with the Improved Cultivation of Cotton (Calcutta: G. H. Huttmann, 1839), 6, 8; A Cotton Spinner, India Our Hope; Or, Remarks Upon our Supply of Cotton (Manchester: J. Clarke, 1844), 13; Mann, The Cotton Trade of Great Britain, 56; Mac Culloch, Цит. по: Bremer Handelsblatt 1 (1851): 5.].

Импорт хлопка в Великобританию, годовые средние значения, в процентах, по странам происхождения

Беспокойство производителей хлопка по поводу зависимости от сырья из США сосредотачивалось на трех темах. Во-первых, они опасались, что США будут отправлять все больше своего хлопка на собственные фабрики, что уже начало происходить в довольно существенных масштабах в 1810-х годах, уменьшив количество хлопка, доступного европейским потребителям. Во-вторых, британских производителей особенно волновало то, что континентальные производители станут покупать все большую долю мирового объема хлопка, конкурируя за поставки из Америки. В-третьих, самый главный предмет опасений заключался во «все большей неопределенности по поводу дальнейшего существования рабовладельческой системы». «Использование запятнанного кровью продукта» составляло «самоубийственную зависимость» от «преступления американского рабства»[249 - A Cotton Spinner, India Our Hope, 5; J. G. Collins, An Essay in Favour of the Colonialization of the North and North-West Provinces of India, with Regard to the Question of Increased Cotton Supply and its Bearing on the Slave Trade (London: W. H. Allen & C?, n. d., c. 1859), 35; John Gunn Collins, Scinde & The Punjab: The Gems ofIndia in Respect to Their Past and Unparalleled Capabilities ofSupplanting the Slave States of America in the Cotton Markets of the World, or, An Appeal to the English Nation on Behafl ofIts Great Cotton Interest, Threatened with Inadequate Supplies of the Raw Material (Manchester: A. Ireland, 1858), 10; эти рассуждения обобщены в Bremer Handelsblatt, August 8, 1857, 281.].

В 1835 году Томас Бэринг внимательно наблюдал за Соединенными Штатами, ожидая, что «дальнейшее обсуждение вопроса о рабах может существенно изменить результат, разумеется, благотворно сказываясь на ценах». Ведь как в промышленно развивавшейся Америке собственность на рабов могла быть надежной при возрастающих симпатиях в пользу их освобождения? Произойдет ли столкновение политической экономии южных плантаторов с политической экономией северных экономических элит? И могут ли все более возраставшие экспансионистские планы богатых и могущественных рабовладельцев на американском Юге и их протонационалистический проект находиться внутри промышленно развивающихся США? Южные плантаторы, «лорды бича», осмелевшие от своего богатства, начали сетовать на свою подчиненную роль в мировой экономике; их зревшие планы по революционному изменению собственной позиции в ней представляли еще одну угрозу системе в целом. С точки зрения «лордов ткацкого станка», производители сырья должны были быть политически подчинены воле и указаниям промышленного капитала[250 - Baring Brothers Liverpool to Baring Brothers London, Liverpool, October 22, 1835, in HC3.35,2, House Correspondence, ING Baring Archive, London; по этому поводу также см.: Schoen, The Fragile Fabric of Union, 1–10.].

К самим же плантациям подкрадывалась другая угроза. Посещение «черного пояса» создавало у многих впечатление, что рабовладение было нестабильным из-за того, что в любой момент могла вспыхнуть война между рабами и их хозяевами. Журнал A Cotton Spinner в 1844 году предупреждал, что «безопасность этой страны зависит от увеличения поставок хлопка к нам из Британской Индии», так как в Америке «при первой возможности… эти шайки рабов, естественно, разбегутся, недальновидные негры перестанут выращивать хлопок, и никакой белый человек не займет их место; культивация хлопка в Америке прекратится». Он опасался «уничтожающей войны рас – перспективы слишком ужасной, чтобы рассуждать о ней». Его беспокоило, что освобождение может потрясти «нашу страну… до самых [ее] оснований». Разговоры о беглых рабах, об отказах от работы и даже о настоящих бунтовщиках держали в тонусе плантаторов и европейских производителей хлопка. Торговец Френсис Карнак Браун в 1848 году опасался «расы недовольных рабов, управляемых тиранами и повседневно угрожающей разрушительным взрывом, который, как известно, рано или поздно должен произойти». Американцы старались объяснить своим европейским клиентам, что рабство в США, в отличие от Сан-Доминго, было безопасным – не в последнюю очередь, как заявил Тенч Кокс, из-за присутствия сильной белой милиции и потому, что у рабов нет ни артиллерии, ни оружия. Хотя они многочисленны, они надежно разделены реками, каналами и пространствами, густо заполненными белыми людьми». Однако напряжение сохранялось[251 - A Cotton Spinner, The Safety of Britain and the Suppression of Slavery: A Letter to the Right Hon. Sir Robert Peel on the Importance of an Improved Supply of Cotton from India (London: Simpkin, Marshall, 1845), 3, 4; A Cotton Spinner, India Our Hope, 6; Brown, Free Trade and the Cotton Question, 44; Collins, Scinde & The Punjab, 5; Anonymous, The Cotton Trade of India: Quaere: Can India Not Supply England with Cotton? (London: Spottiswoode, 1839); Committee of Commerce and Agriculture of the Royal Asiatic Society, On the Cultivation of Cotton in India (London: Harrison & C?, 1840); John Forbes Royle, Essay on the Productive Resources ofIndia (London: Wm. H. Allen, 1840); Tench Coxe to Robert Livingston, June 10, 1802, in Papers of Tench Coxe, Correspondence and General Papers, June 1802, Film A 201, reel 74, Historical Society of Pennsylvania.].

В это беспокойное время европейские производители хлопка надеялись увеличить его поставки из других регионов мира, таких как Африка и Индия. Французские власти в 1810-х и 1820-х годах рассматривали Сенегал как потенциальный альтернативный источник хлопка, но несмотря на их совместные усилия, во Францию его приходило мало. В Британии надежды на неамериканский хлопок без колебаний сосредотачивались на Индии, которая благодаря своей долгой истории экспорта хлопка представлялась превосходным вариантом для снабжения британских фабрик, не в последнюю очередь потому, что производителям эта страна виделась «переполненной запасами хлопка различных сортов». И в Индии можно было найти путь строительства хлопковой промышленности, независимой от присущей рабству и экспроприации нестабильности и специфических требований. Возможности, связанные с индийским хлопком, перечислялись и анализировались буквально в десятках книг, некоторые из которых имели такие фантастически амбициозные названия, как «Синд и Пенджаб: жемчужины Индии в отношении их прошлого и бесподобных возможностей замены рабовладельческих штатов Америки на хлопковых рынках мира». Некоторые из этих книг не были простыми памфлетами;

например, Джон Чепмен, бывший производитель сырья для текстильной промышленности и организатор строительства железных дорог в западной Индии, опубликовал в 1851 году книгу «Хлопок и коммерция в Индии, рассматриваемые с точки зрения интересов Великобритании», содержавшую более четырехсот страниц детальных описаний почв, сельскохозяйственных методов, схем землевладения, транспортной инфраструктуры и торговой информации о различных частях Индии, подкрепленных обширным набором статистических данных. Как и он, большинство авторов заключали, что «почва и климат» Индии были «благоприятны для выращивания хлопка»[252 - См., например, Ministere de la Marine et des Colonies to the Secretaire d’Etat de l’Interieur, Paris, January 27, 1819; Societe d’Encouragement pour l’Industrie Nationale to Secretaire d’Etat de l’Interieur, Paris, October 17, 1821, in F12–2196, “Machine a egrainer le coton,” Archives Nationales, Paris; A Cotton Spinner, India Our Hope, 15; An Indian Civil Servant, Usurers and Ryots, Being an Answer to the Question “Why Does Not India Produce More Cotton?” (London: Smith, Elder & C?, 1856); Collins, Scinde & The Punjab, 5; Anonymous, The Cotton Trade ofIndia; Committee of Commerce and Agriculture of the Royal Asiatic Society, On the Cultivation of Cotton in India; Royle, Essay on the Productive Resources of India, 314; J. Chapman, The Cotton and Commerce of India (London: John Chapman, 1851).].

К 1830-м годам эти отдельные голоса получили коллективное выражение. В 1836 году Манчестерская торговая палата впервые в своем годовом отчете упомянула индийский хлопок. Четыре года спустя она провела специальное собрание с целью оказать воздействие на Ост-Индскую компанию, чтобы та сделала что-либо для производства хлопка в Индии, а в 1847 году с той же целью отправила петицию в палату общин. В 1845 году Манчестерская коммерческая ассоциация – соперничающая организация манчестерских капиталистов, даже послала депутацию к директорам Ост-Индской компании, чтобы убедить их поддержать выращивание хлопка в Индии, что является предметом «наивысшей важности для интересов этой области»[253 - См., например, Report from the Select Committee on the Growth of Cotton in India, House of Commons, Parliamentary Papers, 1847–48, vol. IX; The Sixteenth Annual Report of the Board of Directors of the Chamber of Commerce and Manufactures at Manchester for the Year 1836 (Manchester: Henry Smith, 1837), 13; The Thirty-Sixth Annual Report of the Board of Directors of the Chamber of Commerce and Manufactures at Manchester for the Year 1856 (Manchester: James Collins, 1857), 34; см. также: The Seventeenth Annual Report of the Board ofDirectors of the Chamber of Commerce and Manufactures at Manchesterfor the Year 1836 (Manchester: Henry Smith, 1838), 17; Резолюция принята на заседании совета директоров Manchester Commercial Association 13 ноября 1845 г., M8, 7/1, Manchester Commercial Association Papers, Manchester Archives and Local Studies, Manchester. О дальнейшем давлении см.: копию письма John Peel, Manchester Commercial Association, to the Chairman of the Court of Directors of the Honourable East India Company, Manchester, March 1, 1848, in Home Department, Revenue Branch, October 28, 1849, Nos. 3/4, in National Archives of India, New Delhi; Thomas Bazley to Thomas Baring, Manchester, September 9, 1857, in House Correspondence, NP 6.3.1., Thomas Bazley, ING Baring Archive, London.].

Некоторые предусмотрительные производители начали понимать, что могли существовать более глубокие и в долгосрочной перспективе доходные связи между Индией в качестве рынка для их товаров и Индией в качестве производителя сырья. Они представляли себе мир, в котором индийские крестьяне будут экспортировать свой хлопок и взамен приобретать манчестерский штучный товар: «Не может быть ничего естественней того, чтобы жители, лишенные рынка для своих тканей, получили стимул для выращивания сырья»[254 - Arthur W. Silver, Manchester Man and Indian Cotton, 1847–1872 (Manchester: Manchester University Press, 1966), 58; “Memorial of the Manchester Chamber of Commerce, dated December 1838,” and “Memorial of the Directors of the Chamber of Commerce and Manufactures Established by Royal Charter in the City of Glasgow, 15 December 1838,” in O?cial Papers Connected with the Improved Cultivation of Cotton, 6, 8, 10; Mann, The Cotton Trade of Great Britain, 62; Karl Marx, Karl Marx on Colonialism and Modernization (Garden City, NJ: Doubleday, 1968), 100–101.].

Ажиотаж вокруг индийского хлопка достиг своей высшей точки в течение 1850-х годов, когда цены на хлопок из США снова выросли. При этом манчестерские инвесторы по-прежнему разделялись в оценке государственного вмешательства с целью получения индийского хлопка, так как некоторые считали, что дело следует оставить на усмотрение рынка[255 - Silver, Manchester Man and Indian Cotton, 61.]. Но в 1857 году «обеспечение достаточных поставок хлопка для поддержания промышленности этого района» стало основной темой дискуссий на ежегодных собраниях торговой палаты.

Председатель палаты, производитель хлопка и член парламента Томас Безли считал, что «поставки… хлопка совершенно недостаточны» и что необходимо еще многое сделать для того, чтобы наладить поставки хлопка из Индии, Африки, Австралии и других мест, «именно потому, что британское правительство владеет этими землями». Призывая прядильщиков организовать расширение производства на территориях колоний, он был главным инициатором создания Манчестерской ассоциации поставок хлопка в ратуше Манчестера в 1857 году «с целью получения более обильных и универсальных поставок». Ассоциация, обеспокоенная растущей непредсказуемостью американской политики вследствие появления Акта Канзаса-Небраски и дела Дреда Скотта, буквально проникала во все уголки земли, рассылая волокноотделительные машины, консультируя, распространяя семена и приспособления среди фермеров, одновременно собирая информацию о различных видах хлопка и способах их выращивания. Деятельность ассоциации была микрокосмом великого проекта хлопковых капиталистов по преобразованию сельской местности по всему миру в комплекс культивации хлопка[256 - The Thirty-Sixth Annual Report of the Board ofDirectors, 13, 31–45; см.: The Thirty-Eighth Annual Report of the Board of Directors of the Chamber of Commerce and Manufactures at Manchesterfor the Year 1858 (Manchester: James Collins, 1859), 14–43; The Thirty-Seventh Annual Report of the Board of Directors of the Chamber of Commerce and Manufactures at Manchester for the Year 1857 (Manchester: James Collins, 1858), 11–12. О Manchester Cotton Supply Association см.: Cotton Supply Association, Report of an Important Meeting Held at Manchester May 21, 1857 (Manchester: Galt, Kerruish, & Kirby, 1857), 2.].

Индия манила производителей хлопка тем, что оставалась одним из самых крупных производителей «белого золота» в мире. Они считали, что в Индии выращивалось больше хлопка, чем в США. По общеизвестно неточным оценкам внутреннее годовое потребление хлопка в Индии доходило до 750 млн фунтов при годовом экспорте в 150 или более миллионов фунтов. Эти цифры указывали на более высокий объем производства, чем 756 млн фунтов совокупного объема хлопка, выращенного в США в 1839 году. Традиционно большая часть этого количества использовалась для отечественного производства, и даже тот хлопок, который использовался для дальней торговли, обычно оставался в Индии. Хлопок из центральной Индии поставлялся в Мадрас на юге или в Бенгалию на востоке, но с упадком индийского производства тканей на экспорт он во все больших количествах продавался в Бомбей и оттуда экспортировался в Китай и, в ограниченном объеме, в Британию[257 - См., например, Report from the Select Committee on the Growth of Cotton in India, House of Commons, iii; Asiatic Journal and Monthly Register, New Series, 30 (September – December 1839): 304; Mann, The Cotton Trade of Great Britain, 65; Committee of Commerce and Agriculture of the Royal Asiatic Society, On the Cultivation of Cotton in India, 17; Guha, “Raw Cotton of Western India,” 2.].

Британская Ост-Индская компания вполсилы поддерживала усилия по увеличению такого экспорта до 1788 года, но соответствующие объемы были невелики, не в последнюю очередь из-за высоких транспортных расходов. До 1830-х годов в Китай экспортировалось намного больше хлопка, чем в Европу (компания расплачивалась им за закупки чая), и увеличение экспорта в Европу обычно сопутствовало уменьшению экспорта в Китай. Таким образом, индийское хлопковое сельское хозяйство не стало заметно активнее ориентироваться на экспорт[258 - Silver, Manchester Man and Indian Cotton, 31, 34; Guha, “Raw Cotton of Western India,” 5, 33; Frederic Wakeman Jr., “The Canton Trade and the Opium War,” in John K. Fairbank, ed., The Cambridge History of China, vol. 10, part 1 (Cambridge: Cambridge University Press, 1978), 171. В середине 1840-х гг. экспорт из Бомбея в Китай составлял около 40 млн фунтов; De Bow’s Review 1 (April 1846), pp. 295–96. См. также: Sucheta Mazumdar, Sugar and Society in China: Peasants, Technology and the World Market (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1998), 105–6.].

Но манчестерские производители хотели большего. Они оказывали давление на Британскую Ост-Индскую компанию, британское правительство и, позднее, на британскую колониальную администрацию, чтобы развить разнообразную деятельность по поощрению выращивания и экспорта индийского хлопка. Частной инициативы было недостаточно для того, чтобы изменить индийскую хлопководческую сельскую местность, так как «частные компании не справлялись», и требовалось государственное вмешательство. По их мнению, инфраструктурные усовершенствования были первейшей и важнейшей задачей: «мост [необходимо было] построить, железную дорогу провести, канал вырыть, хлопок вырастить, машины установить». В 1810 году компания выслала американские семена хлопка для посадки в Индии. В 1816 году совет директоров отправил волокноотделительные машины Уитни в Бомбей. В 1818 году были запущены четыре экспериментальных хлопковых фермы. В 1929 году было основано еще несколько экспериментальных ферм, и европейцам была выделена земля «для выращивания одобренного вида хлопка». В 1831 году бомбейское правительство создало агентство по покупке хлопка-сырца в округе Южная Маратта. В 1839 году в Ост-Индской компании началось обсуждение вопросов инвестиций в инфраструктуру, экспериментальных ферм и перевода капитала из производства опиума в выращивание хлопка. Продвижению к этим целям способствовали законодательные изменения: начиная с 1829 года бомбейское правительство стало наказывать заключением в тюрьме на срок до семи лет тех, кто нелегально паковал и продавал хлопок. В 1851 году с похожими целями в действие был введен еще один «Акт о более основательном подавлении мошенничества». Многочисленные инициативы предпринимались для увеличения и развития экспорта хлопка из Индии. И когда в 1853 году британцы получили столицу Берара, территорию примерно в 300 милях к северо-востоку от Бомбея, генерал-губернатор Индии лорд Далхаузи хвастался тем, что это «обеспечило лучшие из известных на всем индийском континенте хлопковые территории; и таким образом… открыло огромный дополнительный канал поставок, с помощью которого можно исправить ощущавшийся недостаток сырья для одной из важнейших отраслей промышленного производства»[259 - См.: оценку Calcutta Review: “Bombay Cottons and Indian Railways,” Calcutta Review 26 (June 1850): 331; M. L. Dantwala, A Hundred Years of Indian Cotton (Bombay: East India Cotton Association, 1947), 45–46; См. также: K. L. Tuteja, “Agricultural Technology in Gujarat: A Study of Exotic Seed and Saw Gins, 1800–50,” Indian Historical Review 17, nos. 1–3 (1990–91): 136–51; J. G. Medicott, Cotton Hand-Bookfor Bengal (Calcutta: Savielle & Cranenburgh, 1862), 296; “Cotton in Southern Mahratta Country, Agency for the Purchase of Cotton Established,” Compilation Volume 27/355, 1831, Compilation No. 395, Revenue Department, Maharashtra State Archive, Mumbai; Minute by the Vice President, Metcalfe, March 3, 1831, in Revenue Department, Revenue Branch, “A,” July 1831, No. 69/74, Part B, in National Archives of India, New Delhi; Home Department, Revenue Branch, G.G. August 1839, No. 1/4, in National Archives of India, New Delhi; цит. по: Silver, Manchester Man and Indian Cotton, 74; о различных прочих мерах, предпринятых компанией для улучшения и повышения экспорта индийского хлопка, см.: Royle, On the Culture and Commerce of Cotton, 86–90.].

Столь же важны были способы сбора, усвоения и распространения знаний. Множились мероприятия по изучению состояния индийского хлопководческого сельского хозяйства. В 1830 году администрация поручила составить детальные отчеты о разведении хлопка в Индии. В 1848 году индийское правительство обследовало практически весь субконтинент, оценив потенциал всех областей для повышения производства хлопка на экспорт. Как и повсюду, получение статистической и прочей информации о территории обычно происходило до включения в мировую экономику, а в середине века знания европейцев о климате, почвах, болезнях сельскохозяйственных культур, обеспечении рабочей силой и социальной структуре по-прежнему были приблизительными. В то же время в Индию ввозились экзотические семена, особенно из США, доставлялись новые волокноотделительные машины, а также основывались новые экспериментальные фермы в Гуджарате, Коимбатуре и других местах[260 - См., например: Territorial Department, Revenue— Cotton to Thomas Williamson, Secretary to Government, June 21, 1830, in 43/324/1830, Compilations, Revenue Department, Maharashtra State Archive, Mumbai; “Abstract of the Replies of Local Authorities to the Board’s Circular of 21st February 1848 Calling for Certain Information Relative to the Cultivation of Cotton in India and Required by the Honourable Court of Directors,” in Home Department, Revenue Branch, December 2, 1848, Nos. 10–18, in National Archives of India, New Delhi; см. также: “Prospects of Cotton Cultivation in the Saugor and Narbadda Territories in the Nizam’s Dominions,” August 12, 1848, No. 3–11, National Archives of India, New Delhi; “Capabilities of the Bombay Presidency for Supplying Cotton in the Event of an Increased Demand from Europe,” March 1, 1850, Revenue Branch, Home Department, National Archives of India, New Delhi; Revenue Department, Compilation Volume 6/413, 1832, Compilation No. 62, Cotton Experimental Farm., Guzerat, Maharashtra State Archive; см.: Revenue Department, Compilation Volume 10/478, 1833, Compilation No. 5, Cotton Experimental Farm., Guzerat, Maharashtra State Archive, Mumbai; Asiatic Journal and Monthly Register New Series, 21 (September – December 1836): 220; 22 (January— April 1837): 234; and 38 (1842): 371; Tuteja, “Agricultural Technology in Gujarat”: 137; Committee of Commerce and Agriculture of the Royal Asiatic Society, On the Cultivation of Cotton in India, 15.].

Наиболее значительное из этих мероприятий произошло в 1840-х годах, когда Ост-Индская компания в качестве шага к замещению выращенного в США хлопка индийским поддержала создание экспериментальных ферм, которыми руководили американские хлопковые плантаторы. Были американцы, которые предлагали свои услуги и были готовы «отправиться в Индустан». Некий У. У. Вуд, который был «рожден и воспитан на хлопковых плантациях», писал из Нью-Орлеана в июне 1842 года, что он был «некоторое время увлечен идеей отправиться в Индию выращивать хлопок за собственный счет, но безусловно предпочел бы иметь покровительство и поддержку» со стороны Ост-Индской компании. Он получил эту поддержку и отправился вместе с девятью другими плантаторами в Бомбей с волокноотделительными машинами и приспособлениями, привезенными из США. Эти плантаторы направились в различные части Индии, где их снабдили землей, домами и хлопковыми прессами с тем, чтобы они выращивали экзотические разновидности хлопка, в основном из американских семян. Они нанимали работников и заключали договоры о выращивании хлопка с крестьянами, работавшими самостоятельно. Поначалу все шло хорошо, и Asiatic Journal сообщал об «усердии и прилежании» американских плантаторов[261 - См., например, “Cotton Cultivation Under the Superintendence of the American Cotton Planters in N.W. Provinces, Bombay and Madras,” January 17, 1842, No. 13–17, Revenue Department, Home Department, National Archives of India, W. W. Wood to East India Company, New Orleans, June 10, 1842, New Delhi; John MacFarquhar to East India Company, New Orleans, January 13, 1842, MSS EUR C157. Два письма, датированных 13 января и 10 июня директорам Ост-Индской компании, в: Oriental and India O?ce Collection, British Library, London; Home Department, Revenue Branch, G. G. August 1839, No. 1/4, in National Archives of India, New Delhi; см. также: Resolution dated September 21, 1841 by the Revenue Branch of the Government of India, Revenue Department, Revenue Branch, 21st September 1840, No. 1/3, National Archives of India; Letter by? to T. H. Maddok, Territorial Department Revenue, Bombay, 10 February 1842, in Revenue and Agriculture Department, Revenue Branch, February 28, 1842, Nos. 2–5, National Archives of India, New Delhi; Medicott, Cotton Hand-Book for Bengal, 305; Asiatic Journal and Monthly Register 36 (New Series) (September – December 1841): 343.].

Однако несмотря на все старания фермы быстро прогорели. Сезонные схемы дождей мешали планам использования американских методов культивации. Ограничения инфраструктуры затрудняли транспортировку. Росло понимание того, что американские методы были слишком капиталоемкими для тех условий, в которых находились индийские хлопководы. Индийцы также возражали против использования так называемых пустошей для экспериментальных ферм, потому что традиционно «они могли на этих пустошах бесплатно пасти свой скот». Более того, фермы банкротились потому, что крестьяне уделяли полям, на которых они работали по найму, меньше внимания, чем собственным. Кроме того, имелось открытое противостояние. «Через несколько недель бунгало мистера Мерсера [одного из американских фермеров] было сожжено, а его дом и оборудование уничтожены вместе со всей собственностью, за исключением одежды, которая была на нем». В такие моменты было определенно некстати то обстоятельство, что американцы являлись «совершенными чужаками в отношении обычаев и языка страны». В результате Мерсер в 1845 году сообщил, что «экспериментальные фермы были лишь бесполезной тратой правительственных средств; что американская система выращивания не была адаптирована для Индии, что туземные жители Индии благодаря своему знанию климата и возможностей почвы были способны к лучшей и более экономной культивации, чем любой европеец, и требовал упразднения ферм…»[262 - Silver, Manchester Man and Indian Cotton, 37–39; Asiatic Journal and Monthly Register, New Series, 35 (May – August 1841): 502; Copy of letter from C. W. Martin, Superintendent Cotton Farm in Gujerat, Broach, November 1830 to William Stubbs, Esq., Principal Collector, Surat, in Maharashtra State Archives, Revenue Department, Compilations Vol. 22/350, 1831; Gibbs, Broach, October 5, 1831, to Thomas Williamson, Esq., Secreatry of Government, in Maharashtra State Archives, Revenue Department, Compilations Vol. 22/350, 1831; Asiatic Journal and Monthly Register, New Series, 39 (1842): 106; letter by? to T. H. Maddok, Territorial Department Revenue, Bombay, 10 February 1842, in Revenue and Agriculture Department, Revenue Branch, February 28, 1842, Nos. 2–5, National Archives of India, New Delhi; Report of the Bombay Chamber of Commercefor the Year 1846–47 (Bombay: American Mission Press, 1847), 5.]

Индийские крестьяне, по сути, сопротивлялись потере так называемых пустошей, и их было нелегко убедить работать за плату на фермах, что делало маловероятной «плантационную революцию» в том виде, в котором она произошла в Америке. Они активно сопротивлялись наложению на них новых обязанностей колониальными чиновниками. Американские хлопковые фермеры в Индии жаловались на то, что были «вынуждены уступать предрассудкам [своих работников]». Они сетовали на «лень» индийских сборщиков хлопка, на кражи хлопка с их ферм, на забастовки работников, вынуждавших повышать им плату, на отсутствие оборотных средств, низкое качество почв, а также на то, что «им не удавалось получить рабочую силу». В результате они решили, что применение наемного труда здесь не работает, и один плантатор сказал, что «культивация с помощью наемного труда ни при каких обстоятельствах не может быть с выгодой применена к хлопку в этой части страны»[263 - Medicott, Cotton Hand-Bookfor Bengal, 320, 322, 323, 331, 340, 352, 366.].

Опыт Индии, кажется, подтверждал зависимость культивации хлопка от принуждения. Но производители начинали понимать, что нельзя полностью доверять рабству. А поскольку капитала производителей и их собственных институтов было недостаточно для создания альтернативной системы, они обратились к государству. Для того чтобы обезопасить инвестиции в хлопок, они потребовали новых законов в отношении землевладения. Они потребовали еще большего объема инвестиций в экспериментальные фермы и накопление сельскохозяйственных знаний, в инфраструктуру, а также введения таких налогов для хлопководов, которые не препятствовали бы их инвестициям и повышению количества и качества их урожаев. Хлопковые капиталисты в Британии и Индии понимали, что в сельскую местность было необходимо направить поток капитала, но находили существующие условия слишком рискованными. Как заявила Бомбейская торговая палата, «расширение производства настолько огромное, чтобы оно достигло многих миллионов фунтов ежегодно, и улучшение в процессах настолько радикальное, чтобы оно вызвало изменение в обычаях и привычках всего народа, не может быть достигнуто путем отдельных частных мер, но можно надеяться на него только как на результат действия соображений и принципов соразмерной широты и силы»[264 - Annual Report of the Transactions of the Bombay Chamber of Commerce for the O?cial Year 1840–41 (Bombay: Bombay Times and Journal of Commerce Press, 1841), 112–19; Copy of a letter of John Peel, Manchester Commercial Association, to the Chairman of the Court of Directors of the Honourable East India Company, London, March 1, 1848, in Manchester Commercial Association, October 18, 1848, No. 3–4, Revenue Branch, Home Department, National Archives of India, New Delhi; Committee of Commerce and Agriculture of the Royal Asiatic Society, On the Cultivation of Cotton in India, 4.].

Британская Ост-Индская компания энергично защищалась от обвинений хлопковых производителей и торговцев, считавших, что она недостаточно поддерживала разведение хлопка в Индии. К 1836 году Ост-Индская компания уже опубликовала книгу в свою защиту, «Отчеты и документы, связанные с действиями Ост-Индской компании в отношении выращивания и производства хлопкового волокна, шелка-сырца и индиго в Индии», в которой она перечислила во всех деталях мириады предпринятых ею действий. Компания, напротив, обвиняла самих торговцев, требуя от них большей бдительности при получении хлопка из Индии и стремления приобретать только чистый, тщательно отделенный от семян хлопок. После этого европейские торговцы хлопком и колониальные чиновники провели пятнадцать лет во взаимных обвинениях в низком качестве и недостаточном количестве экспортируемого из Индии хлопка[265 - East-India Company, Reports and Documents Connected with the Proceedings of the East-India Company in Regard to the Culture and Manufacture of Cotton-Wool, Raw Silk, and Indigo in India (London: East-India Company, 1836); Reprinted letter of W. W. Bell, Collector’s O?ce, Dharwar, 10 January 1850 to H. E. Golds-mid, Secretary of Government, Bombay, reproduced in Report of the Bombay Chamber of Commerce for the Year 1849–50 (Bombay: American Mission Press, 1850), 26; Bombay Chamber of Commerce, Annual Report of the Bombay Chamber of Commercefor the O?cial Year 1840–41, 104.].

Но несмотря на все препирательства и приложенные усилия, индийский хлопок продолжал играть лишь весьма незначительную роль на мировых рынках и совсем не представлял угрозы превосходству выращенного в Америке хлопка. Конечно, в Британию стало поступать больше индийского хлопка, не в последнюю очередь потому, что прошлый экспорт в Китай был перенаправлен в Европу. В 1820-е годы около 20 млн фунтов ежегодно отправлялось с субконтинента в Ливерпуль и Лондон, в 1830-е годы это количество удвоилось и составило около 40 млн фунтов, 76 млн фунтов было экспортировано в 1840-е годы и 153 млн фунтов – в 1850-е. Однако, несмотря на перенаправление экспорта индийского хлопка, его рыночная доля оставалась низкой и изменялась от 7,2 % в 1830-е годы до 9,9 % в 1850-е. «Успехи, достигнутые в выращивании этой культуры, были не столь велики, как хотелось бы», – признал налоговый департамент в 1839 году. Согласно более категоричному мнению Бомбейской торговой палаты, усилия по улучшению и расширению экспорта хлопка «привели к явному провалу»[266 - Ellison, The Cotton Trade, 99; Revenue Department No. 4 of 1839, reproduced in O?cial Papers Connected with the Improved Cultivation of Cotton, 1, уточнено в Asiatic Society of Bombay Library, Mumbai; Annual Report of the Bombay Chamber of Commercefor the Year 1859/60 (Bombay: Bombay Gazette Press, 1860), xxviii.].

Как показала неудача с экспериментальными фермами, одной из существенных причин были проблемы с транспортной инфраструктурой. Хлопок обычно везли на рынок волами и телегами – исключительно медленным и дорогим способом транспортировки сырья. Даже в 1854 году в Индии было всего тридцать четыре мили железнодорожных путей. Один эксперт утверждал, что американский хлопок имел конкурентные преимущества по сравнению с индийским из-за неизмеримо лучшей системы железных дорог и, следует добавить, неизмеримо лучшей системы рек. Имелось несоответствие между промышленным ритмом Ланкашира и ритмом экономической жизни хлопководческой сельской местности в Индии. Военному капитализму удалось посредством физического принуждения ликвидировать этот разрыв повсюду, но не в Индии[267 - Mann, The Cotton Trade of Great Britain, 70; C. W. Grant, Bombay Cotton and Indian Railways (London: Longman, Brown, Green and Longman, 1850), 9.].

Пожалуй, еще важнее, чем отсутствие соответствующей инфраструктуры, была недостаточно приспособленная для нужд экспорта модель производства, которой придерживались индийские хлопководы. Индийские крестьяне по-прежнему были глубоко встроены в хлопковую экономику, не связанную с быстро развивавшейся хлопковой промышленностью Европы. Они производили хлопок для отечественного потребления и чаще всего сами делали себе одежду. То, что британцы рассматривали как «неудачу», гораздо полезней рассматривать как свидетельство глубоких различий в возможностях и приоритетах производства хлопка. Монокультурное производство хлопка, столь общепринятое на американском Юге, здесь было неизвестно. Индийские крестьяне отдавали предпочтение выращиванию продуктов для пропитания, так как опасались, что будут голодать, если не преуспеют в культивации товарных культур: наблюдатель описывал «крестьян, выращивавших хлопок и зерно на своих полях вместе и без разбора, следуя своей склонности или интересам». Местные крестьяне выращивали хлопок только «как вторичную культуру», сокрушался британский коллектор[268 - Tuteja, “Agricultural Technology in Gujarat,”: “Replies to the Queries Proposed by the Government of India, given by Viccajee, Regarding the Cotton Trade in the Nizam’s Country,” Home Department, Revenue Branch, August 12, 1848, No. 3–11, p. 167, in National Archives of India, New Delhi; Report from Kaira Collector to Revenue Department, Neriad, March 22, 1823, Revenue Department, Compilations Vol. 8/60, 1823, in Maharashtra State Archives, Mumbai.].

Более того, индийцы отказывались применять новые методы культивации и новые способы подготовки хлопка для рынка. Они противились использованию экзотических семян. Они продолжали очищать свой хлопок ножным валковым волокноотделителем, или «чуркой». Это сопротивление иным способам выращивания и обработки хлопка, сводившее с ума британских колонизаторов, было совершенно рационально с точки зрения индийских крестьян. Ведь используемые ими технологии, как и местные семена, были хорошо приспособлены к местным социальным и природным условиям. Более того, самыми крупными клиентами крестьян были местные прядильщики, так что они выращивали тот хлопок, который, как они точно знали, будет привлекателен для местного рынка. В условиях крайней нехватки капитала имело смысл сосредотачиваться на выращивании культур для собственного пропитания, на проверенных технологиях и установившихся рынках. И поскольку появления капитала не ожидалось ни из каких источников – ни от европейских торговцев, ни от индийских купцов, то революционное преобразование производства было делом трудным или невозможным. Создание сельского пролетариата, которое потенциально могло являться еще одной стратегией контроля над производством, также оказалось невозможным без четко определенной частной собственности на землю, которая может сформироваться только с помощью грандиозных экспроприаций и мощного присутствия государства[269 - Tuteja, “Agricultural Technology in Gujarat,” 147, 150; Letter of Chartles Lurh (?), in charge of experimental cotton farm in Dharwar, February 21, 1831, to Thomas Williamson, Esq., Secretary to Government, Bombay, Revenue Department, Compilations Vol. 22/350, 1831, in Maharashtra State Archives; См., например, Reportfrom the Select Committee on the Growth of Cotton in India, House of Commons, 5; Tuteja, “Agricultural Technology in Gujarat,” См. также: Letter by J. P. Simson, Secretary to Government, The Warehousekeeper and Commercial Account, Bombay Castle, 18 May 1820, Commercial Department, Compilations Vol. 4, 1821, in Maharashtra State Archives, Mumbai.].

Так же, как крестьяне сохраняли контроль над землей, своим трудом и методами выращивания хлопка, так и местные торговцы сохраняли влияние в схемах обмена, эффективно ограничивая вторжение Запада, а вместе с ним и революционные преобразования в сельской местности. До 1860-х годов в торговле хлопком господствовали индийские агенты, брокеры, посредники, торговцы и даже экспортеры. Несмотря на «энергичные усилия по адаптации рынка хлопка к нуждам экспортной экономики… со стороны британских деловых кругов», они в основном потерпели неудачу. В 1842 году Бомбейская торговая палата подняла извечный вопрос: «Почему британский капитал, столь влиятельный во всех прочих местах и от которого так много ожидалось в Индии, оказался здесь совершенно недееспособным?» Было перечислено множество минусов для европейских капиталистов: они были малочисленны, всего сорок европейских торговцев в Бомбее занимались хлопком. Им приходилось приспосабливаться к «ранее существовавшему состоянию торговли». Они сетовали на «противодействие и нечестные действия, с которыми неизбежно приходится сталкиваться». И они должны были конкурировать с местными прядильщиками[270 - Подробный рассказ о том, как туземные торговцы доставляли хлопок от хлопководов на рынок, см.: Cotton Trade in Bombay, 1811, in Despatches to Bombay, E4/1027, pp. 135–47, Oriental and India O?ce Collection, British Library, London. См. также: Marika Vicziany, “Bombay Merchants and Structural Changes in the Export Community, 1850 to 1880,” in Economy and Society: Essays in Indian Economic and Social History (Delhi: Oxford University Press, 1979), 63–196; Marika Vicziany, The Cotton Trade and the Commercial Development of Bombay, 1855–75 (London: University of London Press, 1975), especially 170–71; Dantwala, A Hundred Years of Indian Cotton, 37; Bombay Chamber of Commerce, Annual Report of the Bombay Chamber of Commerce for the O?cial Year 1840–41, 111; Letter from [illegible], Commercial Resident O?ce, Broach, January 6, 1825, to Gilbert More, Acting Secretary of Government Bombay, in Commercial Department, Compilations Vol. 26, 1825, “Consultation Cotton Investment,” in Maharashtra State Archives, Mumbai; Report from Kaira Collector to Revenue Department, Neriad, March 22, 1823, in Revenue Department, Compilations Vol. 8/60, 1823, Maharashtra State Archives, Mumbai.].

Даже когда западные торговцы действовали в районах культивации хлопка, они встречали противодействие на каждом шагу: «Крестьян учили не доверять им по причине того, что они европейцы, просить за свой хлопок цену намного выше той, на которую они соглашались с местными перекупщиками. Таких правил старались придерживаться в отношении всего – платы за труд, проката телег, аренды складов и расценок работников, очищавших хлопок с помощью чурок». В результате идея «содержания предприятий во внутренних областях» для европейских купцов была невообразимой, и английские торговцы «ограничивались приобретением хлопка, когда его привозили сюда [в Бомбей] на рынок». Хотя они осознавали необходимость создания «торгового агентства во внутренних областях страны» в качестве предпосылки для реорганизации хлопкового производства, они бы едва ли «рискнули разместить так далеко от своего контроля большие объемы капитала для возведения зданий и выдачи денег крестьянам, что было бы необходимо для постоянного содержания агентства в Гузерате». В Бераре еще в 1848 году «хлопок обычно приобретается в небольших количествах странствующими перекупщиками в деревнях, где он производится», в то время как существенные объемы хлопка пряли сами крестьяне, и «при отсутствии в стране капиталистов, которые могли бы сделать вложения в сколько-нибудь значительных объемах, о которых стоило бы упоминать». В отличие от капиталистов в США, они еще не были способны на то, что британский парламентский комитет в 1847–1 848 годах считал необходимым: «европейским капиталистам войти в непосредственное взаимодействие с теми, кто возделывает землю»[271 - Annual Report of the Bombay Chamber of Commerce for the Year 1846–47 (Bombay: American Mission Press, 1847), 7; Committee of Commerce and Agriculture of the Royal Asiatic Society, On the Cultivation of Cotton in India, 4; Annual Report of the Bombay Chamber of Commercefor the Year 1849–50 (Bombay: American Mission Press, 1850), 7; Bombay Chamber of Commerce, Annual Report of the Bombay Chamber of Commerce for the O?cial Year 1840–41, 110–11; Captain M. Taylor to Colonel Low, Reports on District of Sharapoor, Sharapoor, June 23, 1848, in “Prospects of Cotton Cultivation in the Saugor and Narbadda Territories in the Nizam’s Dominions,” August 12, 1848, No. 3–11, Revenue Branch, Home Department, National Archives of India, New Delhi; Report from the Select Committee on the Growth of Cotton in India, House of Commons, v.].

Одним словом, европейцы очень неглубоко проникли в процесс выращивания хлопка в Индии. Западные торговцы совершенно не имели влияния на то, каким образом в индийской сельской местности выращивался хлопок. Столь же мало влияния они имели на способы, которыми хлопок перемещался от производителей к купцам в прибрежных районах. Усилия британцев по выращиванию хлопка на больших фермах с наемными работниками с треском провалились, не в последнюю очередь потому, что не удалось мобилизовать трудовые ресурсы. Управляющий одной из таких хлопковых ферм писал, что «все эти люди отказываются приходить на ферму, когда жителям деревни нужна их помощь, и некоторые из тех, кому правительство платило помесячно, уходили, говоря утром, что больны и не могут работать, а вечером я находил их работающими для жителей деревни»[272 - Bombay Chamber of Commerce, Annual Report of the Bombay Chamber of Commerce for the O?cial Year 1840–41, 104, 107; Copy of letter from C. W. Martin, Superintendent Cotton Farm in Gujerat, Broach, November 1830 to William Stubbs, Esq., Principal Collector, Surat, Revenue Department, Compilations Vol. 22/350, 1831, in Maharahstra State Archives, Mumbai. См. также: Martin to Stubbs, 1st October 1831, Revenue Department, Compilations Vol. 22/350, 1831, in Maharashtra State Archives, Mumbai.].

С учетом таких проблем принудительный труд казался привлекательной возможностью. Пример великой рабовладельческой системы выращивания хлопка в Америке заставил одного коммерческого представителя спросить в 1831 году, не будет ли лучше, если компания применит «немного мягкого принуждения». Один писатель таким же образом предположил, что европейцы могли бы нанять «подмастерьев из сиротских школ», другие склонялись к использованию труда осужденных и заключенных. Все это не дало никакого результата – как и управляемые европейцами плантации. Напротив, Ост-Индская компания должна была постоянно иметь дело с местными правителями, местными властными структурами, местными моделями собственности и местным подходом к делам. Трудности британцев в Индии проясняют решающие различия с США. Хотя конфликты поселенцев с коренными американцами приводили к значительным потерям, как в человеческих жизнях, так и в материальном состоянии, в результате поселенцы получили полный контроль над землей и ресурсами. Туземного подхода к делам более не существовало. Местные жители просто были уничтожены[273 - Peely, Acting Commercial Resident, Northern Factories, 21 July 1831, to Charles Norris, Esq., Civil Secretary to Government, Bombay, Revenue Department, Compilations Vol. 22/350, 1831, in Maharashtra State Archives; Committee of Commerce and Agriculture of the Royal Asiatic Society, On the Cultivation of Cotton in India, 13; Letter by H. A. Harrison, 1st Assistant Collector, Ootacmund, October 14, 1832 to L. R. Reid, Esq., Secretary to Government, Bombay, Compilations Vol. 7/412, 1832, in Maharashtra State Archives; “Cotton Farms, Proceedings respecting the formation of _____ in the Vicinity of Jails,” Compilation No. 118, in Maharashtra State Archives, Mumbai; Copy of letter of T. H. Balier (?), Collector, Dharwar, 19th August 1825 to William Chaplin, Esq., Commissioner, Poona, in Commercial Department, Compilations Volume 26, 1835, “Consultation Cotton Investment,” in Maharashtra State Archives, Mumbai; длинное рассуждение о рабстве в Индии см.: в: Asiatic Journal and Monthly Register, New Series, 15 (September – December 1834): 81–90; Factory Records, Dacca, G 15, 21 (1779), Oriental and India O?ce Collections, British Library, London.].

Индийские крестьяне, как и крестьяне в Анатолии, Северной Африке и других местах, создали мир, в котором они могли сопротивляться натиску европейского торгового капитала. Так как европейцы были неспособны перенести физическое принуждение и всеобъемлющую экспроприацию земли в эти регионы мира, и так как им, к их великому сожалению, не хватило власти, чтобы внедрить альтернативные системы производства сырья, их зависимость от США углублялась.

Как в 1848 году заключил уполномоченный в Дакке г-н Данбар, «в такой древней и густонаселенной стране с ценной землей и высокими арендными ставками, где сельскохозяйственное управление практически неизвестно, а недостаток умения, энергии и предприимчивости сельского населения вошли в поговорку, где объем производства столь низок, а транспортные издержки столь высоки, конкуренция с Америкой представляется безнадежной задачей»[274 - Coy of letter from J. Dunbar, Commissioner? of Dacca, to Sudder, Board of Revenue, September 27, 1848, in Home Department, Revenue Branch, December 2, 1848, Nos. 10–18, in National Archives of India, New Delhi.].

В отличие от Индии, в Египте были возможности для принуждения, экспроприации и даже рабства. Хлопок в качестве главной экспортной культуры пришел в Египет давно, во время правления Мухаммеда Али в 1820-е годы. Среди прочих усилий Али, направленных на создание оживленной отечественной хлопковой отрасли, в конце 1810-х годов он пригласил Луи Алексиса Жюмеля, французского текстильного инженера, уже давно уехавшего в Нью-Йорк. В одном каирском саду Жюмель увидел куст хлопчатника с необыкновенно длинными и прочными волокнами. При поддержке Али он развил свойства этого сорта, и к 1821 году уже собирал крупные урожаи хлопка, который стали называть хлопком Жюмеля и который был охотно принят на рынках Европы[275 - E. R.J. Owen, Cotton and the Egyptian Economy, 1820–1914: A Study in Trade and Development (Oxford: Clarendon Press, 1969), 12. George R. Gliddon, A Memoir on the Cotton of Egypt (London: James Madden & C?, 1841), 11.].

Али сознавал потенциал этой новой экспортной культуры и приказал разводить ее по всей стране. Принуждение с самого начала было неотъемлемой частью его проекта. Крестьян заставляли разводить хлопок на принадлежавших государству землях в качестве ежегодной corvеe (барщина), налога в виде трудовой повинности. Их также заставляли определенным образом выращивать хлопок на своей собственной земле, продавая урожай государству и работая бесплатно. Правительство устанавливало цены на хлопок и контролировало все аспекты его транспортировки и продажи в Александрии иностранным купцам, которым было прямо запрещено непосредственно покупать хлопок у египетских крестьян. Работников также заставляли рыть каналы для орошения полей и строить дороги, пересекавшие Нижний Египет, для перевозки урожая на рынок. Как в Нью-Йорке в 1843 году отмечал Merchants’ Magazine and Commercial Review, «хлопок выращивается феллахами не добровольно, и, пожалуй, вряд ли производился бы без деспотического вмешательства паши». В Египте, в отличие от США, где насилие применялось частными лицами, жестокое принуждение в отношении сельского населения сохранялось с давних времен[276 - Owen, Cotton and the Egyptian Economy, 28–29, 32, 47; Gliddon, A Memoir on the Cotton ofEgypt; “Commerce of Egypt,” in Hunt’s Merchants’ Magazine and Commercial Review 8 (January 1843): 22; John Bowring, “Report on Egypt and Candia,” in Great Britain, Parliamentary Papers, 1840, vol. XXI, 19; Christos Hadziiossifm, “La Colonie Grecque en Egypte, 1833–1836” (PhD dissertation, Sorbonne, 1980), 111; John Bowring, “Report on Egypt and Candia (1840),” цит. по: Owen, Cotton and the Egyptian Economy, 318.].

Египетское государство также господствовало в самой хлопковой торговле. До 1850-х годов египетским правителям, в отличие от втянутых в долги американских плантаторов, удавалось ограничить влияние иностранных купцов на внутреннюю торговлю хлопком, несмотря на их центральную роль в организации экспорта в средиземноморском порту города Александрии. Правительство приобретало хлопок по фиксированным ценам, собирало его на центральных складах и затем доставляло в Александрию, где Али был единственным продавцом сырья для иностранных торговцев. По мнению историка Роджера Оуэна, в 1820-е и 1830-е годы от 10 до 25 % ежегодных доходов египетского государства поступало от таких продаж хлопка[277 - Owen, Cotton and the Egyptian Economy, 36–37, 40.].

Экспорт хлопка из Египта в миллионах фунтов, 1821–1859 годы

Египетский хлопок начал играть существенную роль в снабжении им европейских производителей[278 - “Commerce of Egypt,” 22; Owen, Cotton and the Egyptian Economy, 34; Table 1, “Volume, Value, and Price of Egyptian Cotton Exports, 1821–1837,” 45; Table 5, “Volume, Value, and Price of Egyptian Cotton Exports, 1838–1859,” 73.]. Уже в 1825 году британские владельцы фабрик заметили, что такой экспорт «существенно сдерживал рост цен на все остальные виды хлопка, начавший происходить в последнее время». Но главной ценностью египетского хлопка, по их мнению, была его способность заменить американский длинноволокнистый хлопок «сиайленд», что, как они полагали, было важно «в случае какого-нибудь политического события, которое полностью лишит нас американского хлопка»[279 - Примерно с 1823 до 1840 г. Robert Levy, Histoire economique de l’industrie coton-niere en Alsace: Etude de sociologie descriptive (Paris: F. Alcan, 1912), 58; Copy of a Memorial Respecting the Levant Trade to the Right Honourable the Board of Privy Council for Trade and Foreign Plantations, as copied in Proceedings of the Manchester Chamber of Commerce, meeting of February 9, 1825, in M8/2/1, Proceedings of the Manchester Chamber of Commerce, 1821–27, Archives of the Manchester Chamber of Commerce, Manchester Archives and Local Studies, Manchester; The Proceedings of the Agricultural Convention of the State Agricultural Society of South Carolina, 323.].

Такого катастрофического события не произошло. Пока. Напротив, хлопок поступал с американского Юга по еще более низким ценам. За счет сочетания рабства и экспроприации земель коренных жителей, питаемого европейским капиталом, сырье непрерывно поступало в основную промышленную отрасль Европы. Массовое вливание европейского капитала преобразовало американскую сельскую местность; земля стала богатством и соединила находившихся на далеких расстояниях рабов и наемных рабочих, плантаторов и промышленников, плантации и фабрики. На заре промышленной революции рабство стало центральным элементом новой государственной экономики Запада. Но этот капитализм, основанный на территориальной экспансии и насильственном господстве над трудом, был также внутренне нестабилен: как отмечалось в 1853 году в Bremer Handelsblatt, «материальное процветание Европы висит на хлопковой нити. Если рабовладение будет отменено, объем производства хлопка в один момент упадет на

/?, и вся хлопковая отрасль рухнет»[280 - Bremer Handelsblatt (1853), цит. по: Ludwig Beutin, Von 3 Ballen zum Weltmarkt: Kleine Bremer Baumwollchronik, 1788–1872 (Bremen: Verlag Franz Leuwer, 1934), 25; Philip McMichael, “Slavery in Capitalism,” 327.].

Парадоксально, но облегчение для жаждущих хлопка производителей пришло с неожиданной стороны и по неожиданным причинам: из-за медленного, но верного упадка конкурирующих систем производства хлопка в Азии. На протяжении первой половины XIX века местная сеть хлопкового ремесленного производства сохраняла мощное присутствие в мире. В Африке, Латинской Америке и по всей Азии выращивание хлопка для использования в домашнем хозяйстве или на местных рынках по-прежнему играло важную роль; безусловно, вполне возможно, что еще в середине века в таком ограниченном обороте находилось больше хлопка, чем поступало для промышленного производства. В обширных частях Африки, как уже в 1886 году заметил Томас Эллисон, «местный хлопок с незапамятных времен и выращивается, и обрабатывается, а туземцы по большей части одеты в ткани собственного производства»[281 - Thomas Ellison, A Hand-Book of the Cotton Trade, or, A Glance at the Past History, Present Condition, and the Future Prospects of the Cotton Commerce of the World (London: Longman, Brown, Green, Longmans, and Roberts, 1858), 96.].

Также и в Китае прядильщики и ткачи, используя традиционные методы производства, работали в основном в собственных домах и рассчитывали на помощь своих родственников, продолжая обслуживать свой очень большой внутренний рынок. Значительная часть потреблявшегося ими хлопка поступала с их собственных или соседских полей, другие же приобретали хлопок у крупных торговцев в Шанхае или в других местах. «Прекрасным ранним осенним утром, – писал один британский путешественник в 1845 году, – дороги, ведущие в Шанхе, заполнены группами кули с хлопковых ферм», указывая на существование мира хлопка, удаленного от европейских схем его выращивания, производства и потребления. В Японии также существовала активная внутренняя торговля местным хлопком, а в домах и мастерских в больших объемах производились хлопковые товары. Также и Бенгалия, несмотря на начинавшийся упадок ее экспортной производственной отрасли, в первые годы XIX века по-прежнему импортировала гигантские количества хлопка-сырца: в 1802 году, по имеющимся оценкам, Бенгалия вырастила немногим более 7 млн фунтов хлопка, но импортировала более 43 млн фунтов, в основном из западной Индии, конкурируя с Китаем и Ланкаширом за сырье своей основной отрасли. Несмотря на противоположные планы британцев, Индия продолжала оставаться самым выдающимся примером этого альтернативного оборота хлопка[282 - Albert Feuerwerker, “Handicraft and Manufactured Cotton Textiles in China, 1871–1910,” Journal ofEconomic History 30 (June 1970): 340; Kang Chao, The Development of Cotton Textile Production in China (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1977), 4–13; Robert Fortune, Three Years’ Wanderings in the Northern Provinces of China, Including a Visit to the Tea, Silk, and Cotton Countries, With an Account ofthe Agriculture and Horticulture ofthe Chinese, New Plants, etc. (London: John Murray, 1847), 275; Koh Sung Jae, Stages of Industrial Development in Asia: A Comparative History ofthe Cotton Industry in Japan, India, China and Korea (Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1966), 28, 38, 45; William B. Hauser, Economic Institutional Change in Tokugawa Japan: Osaka and the Kinai Cotton Trade (Cambridge: Cambridge University Press, 1974), 59, 117–20; Hameeda Hossain, The Company of Weavers ofBengal: The East India Company and the Organization of Textile Production in Bengal, 1750–1813 (Delhi: Oxford University Press, 1988), 28.].