Но однажды все переменилось, в один вечер: наши отношения и, возможно, вся жизнь.
Это был экватор – середина третьего курса, середина пятилетней учебы. Собирались все – на огромной даче одногруппника Димы по прозвищу Штопор. Вечеринки у него любил каждый, но не всем позволялось там бывать. Кроме большой площадки, где можно гудеть до утра, у Штопора всегда было полно бесплатного алкоголя. Мама работала гинекологом, и шкафы на кухне ломились от конфет, а полки в зале – от дорогих напитков.
Мы с подругами тоже решились поехать, хотя у нас и была своя компания – мальчишек с истфака. И с одним из них у меня, кажется, наклевывался первый в жизни ощутимый роман. К 21 году мой опыт общения с мужчинами был критически минимальным. Подруга Настя называла меня занудой, но проблема крылась в другом.
Я не понимала их. Я была для них незаметной
У моих одноклассниц были отцы. И я завидовала каждой – когда видела их на школьных чаепитиях, во дворе, на днях рождения. Мне казалось невероятным, что у этих детей есть сразу два родителя, а не только одна мама. Я завидовала даже Карине – армянке из соседнего двора, чей отец погиб в ДТП несколько лет назад. Потому что он был. И этого чувства было уже не отнять.
У меня же не было даже маленькой истории о нем. Даже старой фотографии, разорванной надвое. Ни звука, ни эмоции, ни чувств. Я никогда не придумывала историй о нем и не рассказывала небылиц. Лишь однажды завела этот разговор, мне было тогда лет 12. Мы с матерью застилали покрывалом диван – вместе. Редкий день, когда та не на работе в две смены. Синее облако ткани взмывает в воздухе и ловко ложится на коричневые подушки с пуговками в центре.
– Мам…
– А?
– А кто мой отец?
Она вздрагивает, будто возвращаясь из расслабленности выходного, тут же съеживаясь, натягиваясь.
– Что за вопросы?
При воспоминании об этом тоне – предвещающем что-то – мурашки бегут по ключицам вверх.
– Его просто нет.
– Ну как же так? Он хотя бы жив?
– Его нет, ясно тебе? Что за допрос? У меня выходной день, я хочу провести его спокойно! Всего один день за две недели! Почему ты мотаешь мне нервы?!
Она все сильнее взбивала подушку, будто та задавала вопросы, а не дочь. Мать закипала в момент. Не в силах справиться с эмоциями, она швырнула подушку на диван, так бережно застеленный еще пару минут назад.
Я знала, что бурю надо остановить, поэтому замолчала и выслушала отповедь от и до. Позволила себе заплакать лишь ночью, убедившись, что телевизор в спальне достаточно громок, чтобы заглушить собой всхлипы.
Когда мой поклонник с исторического обратил на меня внимание, было чертовски приятно. Все поймут, что я хороша, ведь он выбрал меня.
Невидимкой быть хорошо, но иногда бывает страшно, что ты перестала существовать.
Вдохновленная вниманием, на экватор я нарядилась в слишком короткое платье и чувствовала себя даже ничего, и это чувство не растворялось в толпе, как часто бывало. На даче у Штопора еще не гремела музыка и не началось пьяное безумие, как это часто случалось. Рассказывали, на прошлой пати сам хозяин дома на спор залез на крышу и неудачно с нее свалился, каким-то чудом приземлившись в материнскую капусту, а не на бетонную дорожку рядом.
– Маркетологи – люди с фантазией, – гордо говорил он. – Мы же не просто нажраться собрались. Сначала игры, беседы, так сказать, различные проявления коммуникаций. Впрочем, потом можно, пожалуй, и нажраться.
Игры мы действительно любили – «Мафия», «Алиас», «Башня». Для разогрева обязательно обыгрывались пару партий чего-то откровенного. Сегодня на повестке дня было занятие под названием «Я никогда не…». Игроки ходили по очереди. Их задачей было назвать такую фразу, чтобы все, для кого она была неправдой, загибали палец. Несчастный, что сделал это трижды, должен был поднять руку, а остальные с садистским удовольствием придумывали для него задание.
– Я никогда не курил сигареты, – начал Олег по кличке Мендель.
Раздалось коллективное «пфффф», и все начали загибать пальцы.
Насте выпало продолжать. Подруга встретила вызов с тихим торжеством – в отличие от меня, она любила бывать в центре событий. Поэтому, обведя взглядом людей вокруг, она задумчиво произнесла:
– Я никогда не… целовалась с Антоном Елец.
На долю секунды в комнате воцарилась тишина.
Это было сделано специально – зацепить, вызвать комментарии, увлечь всех в игру. Парни пошутили, пожали плечами, несколько девчонок, потупившись, затеребили руки, загнув пальцы.
Антон невозмутимо крутил в руках свой стакан, будто ничего не произошло. Димон приподнял брови и ехидно заметил:
– Не зарекайся, Настенька, нам еще два с лишним года учиться вместе. Да что там, я и сам не зарекаюсь… – он кокетливо глянул на друга и чмокнул губами в его сторону, а потом продолжил: – Ира! А ты что сидишь?
Я чуть вздрогнула и натянуто улыбнулась, когда все взгляды оказались прикованы ко мне. Платье тут же показалось пошлым, и я ощутила себя самозванкой на балу. Вот-вот выгонят. Вступать в прилюдные турниры по остроумию было не в моем духе.
– Палец не загибаешь? Не достался тебе еще наш Антошка?
– Не достался? О, да, а я так мечтаю… – хотела отшутиться, но вышло как-то не слишком убедительно. Я с ужасом ощутила, что взгляд парня обратился ко мне. Он прошелся от головы до голых коленок и немного задержался на груди.
Это было отвратительно. Это было… волнующе.
Игра шла своим чередом. Настя стала звездой вечера, нечаянно поперхнувшись на вопросе про мечты о сексе с человеком своего пола, и, пока я стучала ей по спине, Димон уже придумал легенду про наши отношения.
Первым поднял руку Антон. Варианты задач посыпались с разных сторон. И тут Настя, которая явно перепила вина, надаренного маме Димона очередной роженицей, неожиданно крикнула, хохоча:
– Я придумала! Поцелуй Иру! Она же мечтала. Мечты должны сбываться. Ну скажите, друзья? Должны ж?..
У меня похолодело в груди. Что за дурацкие шутки? От своей же подруги? Но Настя уже была слишком веселой, чтобы оценить мрачный взгляд.
Антон, не выражая особых эмоций, поднялся на ноги.
Даже в шуточных играх задания всегда выполнялись. Карточный долг – честь джентльмена.
– Куда целовать? – спросил он.
– На ваш выбор, – поклонился Димон.
Толпа заулюлюкала. Я чувствовала, как под совершенно холодной и бледной кожей разгорается жар. Неловкость, внимание, холодная ярость на Настю, страх показаться глупой и слишком приличной – все смешалось в одно. Я почти перестала дышать. Что делать? Встать? Остаться сидеть как истукан? Может, показательно уйти, громко хлопнув дверью? Или посмеяться со всеми?
Он тогда сел рядом и так, будто делал это сотни раз, наклонился ко мне. Меня обдало мужским запахом, но ошарашил не он, а запах стирального порошка от рубашки. Антон Елец будто в момент стал реальным человеком, не из параллельной вселенной, а вполне себе ощутимым, близким. Пожалуй, близким даже сверх нормы.
Я была уверена, что он потянется к моим губам и через секунду все кончится. Но Антон положил руку на правое плечо, будто немного приобняв. Все оно оказалось в его ладони, и жар одного этого касания обжег меня сквозь ткань платья. Он легко коснулся губами шеи. Это было поверхностное, но твердое касание, от которого все внутренности вдруг связались в один тугой узел внизу живота. Я вдруг поняла, что немного потеряла связь с реальностью и все рецепторы сосредоточились в том месте, которого только что коснулись губы.
Антон тихонько шепнул мне на ухо:
– Теперь дыши.
И не ушел на свое место, оставшись сидеть рядом, как будто мы пара. Я же пыталась справиться с целой гаммой чувств внутри. После игры вечеринка покатилась своим чередом. Наутро Настя вымолила мое прощение в обмен на большой секрет.
Елец пробивал мой номер телефона.
3