Иван-Царевич и С.Волк

– Нет, спасибо, не надо, – слабо попытался сопротивляться старик. – Я уже завтракал.

"Пару дней назад," – мысленно добавил царевич.

– Ну еще раз, с нами за компанию, – улыбнулся он и подвинул старику стул. – Садитесь, пожалуйста. Я – Иван, а это – мой друг Сергий.

– Меня зовут Карло Гарджуло. Мои друзья называют меня просто папа Карло. И я – директор театра "Молния", – он умолк, по-видимому, ожидая от них какой-то реакции.

Лукоморцы переглянулись, пожали плечами и опять воззрились на Карло.

– Извините, мы здесь недавно, и еще не совсем знакомы с местной культурной жизнью, – проговорил царевич.

– Да, я должен был это ожидать, это была старая история, и где ее знали, там она забылась, а где не знали – там и не знают... – безрадостно вздохнул старик. – Тем более, что сами мы не местные... Разрешите, я вкратце расскажу вам о нас.

– Да, конечно.

– Мы родом из Тарабарской страны, – начал папа Карло. – Пятнадцать лет назад мой приемный сын Буратино и его друзья – маленькие артисты театра Карабаса – алчного и жестокого человека – при помощи волшебного талисмана получили в наше распоряжение чудесный театр под названием "Молния". Мы были просто на седьмом небе – ведь это была мечта все нашей жизни! Мы давали веселые представления с песнями и танцами для больших и малышей – о, каким горячим успехом пользовались они, позвольте мне сказать! – и думали, что счастье навсегда поселилось в нашем доме, ибо чего большего может желать артист, когда он несет радость людям, и его обожает вся публика!..

– Чего? – полюбопытствовал Волк.

– Вы, конечно, удивитесь, но денег.

– Мы удивлены, – подтвердил он.

– Сначала мы давали бесплатные спектакли, но нужны были новые костюмы, декорации, еда, одежда, наконец – ребятишки быстро росли – и... – старик с горечью взмахнул рукой.

– Кончилось тем, что этот ваш Карабас купил ваш театр за долги, а вас вышвырнул на улицу?

– А вы откуда знаете? – испугался старый Карло.

Серый пожал плечами:

– Подобные истории обычно кончаются именно так, – и пристально взглянул на Иванушку. Тот смутился.

– Да, благородные сеньоры, мы стали странствующим театром, но дела наши от этого лучше не пошли. Не знаю, почему. Я давно бы уже впал в отчаяние, но мои ребятишки – те, кто остался, не давали мне совсем потерять надежду, хотя это я должен был ободрять их. "Подожди, папа Карло," – говорили мне они, – "Перевернется и на нашей улице повозка с пряниками". Да только у нас и улицы-то никакой и в помине нет, и никакая повозка, кроме нашей, на моей памяти давно уже не переворачивалась... Хотя, наверное, это они так шутят...

– Наверняка, – подтвердил Иван.

– Но катастрофа настала в этом городе, – продолжал свое горестное повествование старик. – Наша прима, наша куколка, как мы ее все ласково называли, наша Мальвина однажды проснулась утром и обнаружила, что за ночь те заплатки, которые она поставила на свой самый лучший сценический костюм, прогрызли крысы, и... Нет, что вы, что вы, не подумайте – я ее не виню, она долго держалась, и я бы никогда не подумал... Меньше всего я хотел бы, чтобы вы... чтобы она... они... Короче, через два дня она сбежала с торговцем рыбой откуда-то из Лотрании или Шантони... Бедная девочка!.. Как я хочу, чтобы она была счастлива!.. Маленькая, мужественная Мальвина!.. – прослезился Карло.

– Не плачьте, пожалуйста, не надо, мы вам поможем, если сможем, вы только скажите, как вам помочь, сеньор Гарджуло!

Если бы взглядом можно было убить, Ивану бы сейчас не помогло даже чудо. Но способ убийства взглядами изобретен не был, и поэтому Серому пришлось ограничиться яростным пинком под столом.

– А-у-у!!! – взвыл Иван-царевич. – Сергий, ты наступил мне на ногу!

– Не может быть, – удивился Волк. – Наверное, я оступился.

И, обращаясь к артисту:

– Так что, вы говорили, вы хотели от нас?

– Я говорил?.. Я еще... Ах, да. Извините, Бога ради, что задерживаю вас. Мне осталось рассказать совсем немного. Дело в том, что все постановки были построены на нашей маленькой примадонне, и после того, как она исчезла, рассыпались, как карточный домик. Остались одни мальчики, а ни одну пьесу о любви невозможно сыграть в таком составе. Пьеро попробовал заменить ее, но его освистали в первый же вечер, и теперь на наши представления никто не приходит, а хозяин постоялого двора, того, что на улице Слесарей, говорит, что если мы не заплатим ему за все время, что мы у него живем, он позовет стражу, и они бросят нас всех в тюрьму... Я знаю, вы многим подали добрые советы, и люди не устают благословлять вас за это, Памфамир-Памфалон свидетель. Прошу вас, заклинаю именем моих голодных малышей – помогите и нам, посоветуйте, что нам делать... Правда, у нас нет денег, но как только мы хоть что-то заработаем, мы вам обязательно заплатим, даю честное слово!..

– Да, положение ваше очень сложное. И мы, конечно, понимаем, сочувствуем, но ничем...

– Нет, нет, мы вам непременн... А-у-у!!!

– Подожди, Иван! Сеньор Карло сейчас пока перекусит, а мы с другом отойдем и немножко... посоветуемся, хорошо?

– Да, конечно, конечно, как благородным сеньорам будет удобно!.. – и бедный старик, смущаясь и краснея, аккуратно принялся за еду.

Лукоморцы отошли к окошку.

– Иван-царевич!!! – возопил князь Ярославский, воздев руки горе. – Ну ведь утром же сегодня говорили! Одним ты уже наобещал, давай, еще этих ребят обнадежим! Время-то идет! Пока ты будешь думать...

Торжествующе улыбающийся Иван – зрелище само по себе настолько непривычное, что Волк осекся на полуслове – крепко ухватил его за руки и бережно опустил их вниз.

– Сергий, ты не понял. Я придумал. У меня уже есть план, понимаешь? Я знаю, что надо делать. Ты прав, сначала я сказал, не размысливши...

"Удивительно," – кисло подумал Волк.

– ... Но потом меня осенило, когда папа Карло говорил о том, что без Мальвины они не могут сыграть ни одну пьесу про любовь. И тогда я подумал, а что, если... И тогда мы сядем между двух табуреток... Убьем двух зайцев, я хотел сказать.

Волк убежал в город нести озарение в мюхенвальдский бизнес. Они с папой Карло остались в гостевой комнате на втором этаже "Веселой радуги" одни.

– Так кто, вы говорите, в вашей труппе? – спросил Иванушка, и в ответ на недоуменный взгляд старика, уточнил: – Я имею ввиду их амплуа.

– Ах, амплуа, конечно. Это мой Буратино – герой-любовник, Артемон – отважен и верен, как пес, Пьеро – сентиментальный неудачник, Арлекино – веселый грубоватый малый, Панталоне – добродушный простоватый толстяк, и Кривелло и Кастелло – злодеи, хотя не подумайте, на самом деле они замечательные мальчишки, добрые, заботливые...

– Мальчишкам, наверное, лет по двадцать?

– Кому по двадцать три, кому побольше... Но для меня они все равно как дети, мои родные сыночки...

– Да, я понимаю вас, сеньор Гарджуло, и восхищаюсь вами.

– О, что вы, сеньор Джованни, я не стою того!..

– А как скоро они смогут...

– Не беспокойтесь, сеньор Джованни, завтра же к вечеру у них все будет готово!

Улыбнувшись, Иванушка задвинул за собой тяжелый дубовый стул, расположил поудобнее стопку белой бумаги и задумался на мгновение.

– А всем ли хватит? – старика вдруг охватило беспокойство.

– Всем.

– А Буратино? У него один небольшой недостаток лица – нос длинноват...