Лукич

***

Шумной компанией по темноте мы возвращались домой: проводили Кольку с семейством, потом они решили проводить нас. Возле нашего подъезда я сказала: «Если мы сейчас не идём по домам, значит, все к нам. Будем всю ночь печь пироги и петь песни!» Мальчишки сначала обрадовались, но, когда услышали, что они тоже будут возиться с тестом и начинкой, подпевая нам, быстро пошли на попятную.

Мы пошли опять к дому друзей, как услышали за спиной угрожающий голос одного из дружинников, совершавших последний обход:

– Граждане, расходимся. А не то ночевать всем вам придётся в отделении.

Колька развернулся, явно собираясь объяснить отряду необоснованность замечания. Лара подхватила младшего на руки, вручила мужу ладошки двух других сыновей и, помахав нам: «Пока-пока!», увлекла всех вперёд, подальше от хмурого взгляда дружинников.

Едва зайдя домой, Гешка скинул ботинки и, умывшись, бухнулся спать.

Мы с мужем пошли на кухню: вечерние посиделки вдвоём за чашкой чая давно вошли в нашу семейную традицию. Сеня любил крепко заваренный чай, который я называла чифирём. Мне такого настоя хватало чайной ложки на большую кружку воды.

Пока я доставала чашки, муж выложил на кухонный стол несколько купюр.

– Вот, часть фотографий с выставки выкупили. Тут на отпуск вполне хватит. А можно и на машину начать копить…

Я посмотрела на пол. Сеня налил чай, поставил кружки на стол. Тёплой дымкой поднимался пар.

Нужно сказать мужу всё сейчас. Но пока ясности не было, страшно даже думать о будущем, не только говорить о нём. О будущем, которого лично у меня может и не быть. Какая уж там машина.

– Сень, может, камеру новую возьмёшь?

– Так я купил недавно, – муж вскинул брови, – забыла?

– А, ну да.

Глянув на стену, вспомнила, как осенью прошлого года Сеня готовил снимки для юбилейной книги завода. Директор выписал премию фотографу и вручил грамоту, которая теперь в рамке висела под кухонными часами: «За большой вклад в процветание завода, за популяризацию промышленности и неоценимую помощь в подготовке юбилейного издания, посвященного 25-й годовщине автомобильного завода».

В тот же день муж потратил премию на новый «Зенит». И оказалось вовремя, потому что спустя пару дней мы вернулись с работы и обнаружили вскрытую входную дверь, разбросанные по всей квартире вещи, перевёрнутый диван и матрас на полу в комнате сына.

После первого шока от зрелища погрома вспомнила о драгоценностях.

Деньги мы дома давно не держали. Когда я открыла счёт в банке, друзья подшучивали: «Храните деньги в сберегательной кассе». Но, работая с деньгами, твёрдо знала: дома их не сохранишь.

А украшений у меня было мало, но каждое – памятное. У кулона из белого золота, подарка тёти Лиды – маминой сестры, цепочка порвалась, и никак не доходили руки отнести её в ремонт. Золотые серьги с крупным янтарём от мамы, комплект чернёного серебра от бабушки – всё лежало в шкатулке трюмо. Сердце колотилось в ушах, пока шла до комнаты.

Трюмо оскалилось вывалившимися пустыми ящиками.

Помню, как расплакалась, опустившись на диван. Сеня тогда успокаивал меня, обещая купить десять новых комплектов. Но я оплакивала не утрату украшений, а бесценную память, которую они хранили. К тому времени у меня не осталось никого из родных, кроме мужа и сына.

История оставила след в нас обоих. Иногда с обидой вспоминала, что Сеня не слишком расстроился. Он всегда легко относился к вещам, особенно своим. Единственное, пожалуй, чем он дорожил из материального, – фотоаппарат.

– Всё-таки мне тогда повезло, – словно подтверждая мои мысли, вздохнул муж, отправляя в раковину кружки. – Оставил новый фотоаппарат на работе, а старая камера и материалы для фото оказались грабителям неинтересны.

Глядя сейчас на лежащие на столе деньги, подумала: «Давно хотела швейную машинку, но… нужна ли она мне теперь?» Муж, конечно, без лишних слов пошёл бы и записался на неё. Или даже заплатил втридорога у фарцовщиков[1 - Фарцовщик (сленг.) – человек, который занимался запрещённой в СССР покупкой/перепродажей недоступных, дефицитных товаров.]. Я впилась взглядом в его прямую спину, ища опору и поддержку, в которых сейчас отчаянно нуждалась.

Сеня взял полотенце, протёр чашку и убрал в шкаф. Принялся за вторую:

– Ты такая молчаливая сегодня, Галюня.

– Пойдём спать, Сеня, утро вечера мудренее, – погладила по плечу мужа и отправилась в ванную.

– А с деньгами-то как?

– Да пока положи где-нибудь в шкафу, – ответила уже из коридора.

Галя

Сама не заметила, как подкрался декабрь. Обычно на новогоднюю ночь мы собирали у себя Кольку с семейством, да ещё приезжала на пару дней из деревни Таисия Петровна.

Из родни у нас с Сеней осталась только мама Тая. Когда мы поженились, мои родители уже умерли. Бабушек-дедушек я даже не помнила, потому что их не стало, когда я под стол пешком ходила. А мамина сестра вышла замуж и уехала за границу.

Мне нравилась Таисия Петровна, спокойно воспринимавшая разные повороты судьбы. Она без мужа воспитала троих своих детей и Сеню, а когда они разъехались из деревни, взяла ещё двоих ребятишек. Тогда у соседей по улице случилось несчастье, и дети остались без родителей. Мне мама Тая напоминала печку из мультика про «Вовку в тридесятом царстве»: тёплая, уютная, радушная и мягкосердечная.

Каждый год летом или осенью мы выбирались к ней деревню. Заодно и с огородом помогали. А на Новый год приглашали её к нам.

В этом году Таисия Петровна прислала телеграмму: «Встречаю дома внуков тчк Новым годом тчк Летом приезжайте». Мы с Сеней написали письмо, кратко рассказав про наши дела, Гешка нарисовал открытку со снеговиком.

А потом Сеня предложил:

– Давай у Кольки Новый год встретим?

Я помолчала, нахмурив брови. С одной стороны, возня на кухне лечила меня и отвлекала от неприятных мыслей, которые никак не хотели покидать голову. С другой стороны, быть помощницей в нарезке салатов или накрывании столов гораздо проще, чем самой встречать гостей и суетиться, переживая, чтобы все были сыты и довольны. Глядишь, удастся ещё ненадолго удержать маску здоровой и полной сил.

– Правда, Колька попросил твой фирменный пирог, – не дождавшись ответа, приобнял за плечи Сеня.

Вздохнув, кивнула головой. В конце концов, для разнообразия можно и к ним. У них квартира попросторнее, и, пока они с ребятишками на улицу пойдут, я и посуду помою, и отдохнуть успею…

Радости предстоящий год не предвещал, хоть я и старалась настроиться на хорошее, откидывая плохое, настойчиво проникающее в мысли.

***

Январским вечером ждала мужа на кухне, подперев рукой щёку. Гешка давно спал. Включила светильник, чтобы глаза не напрягал яркий свет, и поглядывала в черноту окна. Снежинки медленно опускались на отлив, словно убаюкивая мои колючие мысли.

Сегодня Сеня с Колькой сразу с завода уехали снимать, а я не могла уснуть. Пыталась продумать разговор. Только получалось плохо.

Тишину нарушало тиканье часов над головой да соседское радио, которое бубнило через тонкие стенки и раз в час отчётливо передавало сигналы точного времени.

«Подожду ещё полчасика и пойду спать».

Тупо уставившись в кружку с давно остывшим чаем, водила ложечкой по дну. Сегодня налила заварки побольше. Терпкий аромат вуалью окутывал лицо, когда тёмно-карамельные волны сталкивались на поверхности.

«Давно не пекла пончики с карамелью. Хотя Гешке понравились больше с варёной сгущёнкой».

Мысли то начинали разбегаться в разные стороны, напоминая сразу обо всём, то замедляли ход настолько, что не понимала, о чём думаю. Я даже не услышала, как вошёл Сеня. Обнял за плечи:

– Галюня, ты чего не спишь?