Всё укроется снегом белым…

– Мне нужно обязательно перевезти маму. Понимаешь, я не могу оставить её в Ростове. Невестка у нас… Что говорить, мама с ней никогда не сможет жить. Случись что, я себе в жизни не прощу! Мама рассказывала, у неё был приступ холецистита. И Вовка возле неё два часа просидел, бледный от страха. Разве я бы сидела? Я бы действовала!

– Ты же понимаешь, Витя, просто так мне её привезти некуда.

Нас посылали из кабинета в кабинет. Витя остался в коридоре. Упитанный молодой человек порылся в папках на столе и нашёл мой тоненький скоросшиватель. Казалось, в нём ничего нет! Но там лежало письмо Союза писателей, тринадцатое. И на нём резолюция «Разрешить».

Я выдохнула. Оказывается, я не дышала, пока он искал папку. А молодой человек рассердился:

– Разрешили? С какой радости! Сейчас узнаю, почему это вам разрешили.

Он ушёл, а я сидела у его стола и опять не дышала. Сейчас он убедит своё начальство, что оно ошиблось. Но, к счастью, всё произошло, как в анекдоте – он вошёл со своим мнением, а вышел с мнением начальства. И стал таким вежливым и предупредительным!

– Всё в порядке, обмен разрешили и вам, и матушке вашей. А там, под дверью, молодой человек – не ваш, случайно? Он та-а-ак на меня посмотрел!

– Мой.

– И замуж за него собираетесь, небось? Вернее, он намерен на вас жениться немедленно!

– Да, мы подали заявление в субботу.

– Ну какая у нас в стране юридическая неграмотность! Вам разрешили обмен. Но если в вашем паспорте появится штамп, разрешение отменяется. Позовите его, я ему скажу сам, а то он вам не поверит.

Я молчала во время этого удивительного монолога, и когда он всё повторил расстроенному Вите. И смотрела на них счастливыми глазами.

Я и представить не могла, что значит обменять две квартиры в Ростове хотя бы на две комнаты в Москве!

Началось прямо в соседнем кабинете. Девица с высокой причёской чёрных, как смоль, волос и длинными алыми ногтями долго изучала мой паспорт. Особенно страницу, где, по счастью, ещё не было штампа о моём замужестве. Потом нехотя вернула его.

– Покажите свидетельство о рождении. Я должна убедиться, что вы перевозите свою мать, а не чужую женщину. Что оно у вас такое потёртое?

– Да оно вообще чудом сохранилось в войну. Если сомневаетесь в его подлинности, отправьте на экспертизу!

– Ладно, заполняйте анкету и ищите варианты. На оба обмена у вас один год. Не успеете – всё сначала, письмо, разрешение.

Я ужаснулась, но стала заполнять анкету. Там оказался один страшный пункт. Он мог свести на нет все мои усилия, если бы я написала правду. Но я солгала. Я! Солгала! В анкете!

Меня спрашивали, есть ли у моей мамы ещё дети в Ростове. Я написала, что нет. Сердце моё падало каждый раз, когда эта девица открывала мою анкету. Мне не было стыдно, только страшно. Без мамы я бы не уехала в Москву, просто не уехала бы и всё.

И если бы это открылось…

Обошлось, слава Богу.

Мы стояли с Витей на автобусной остановке. Декабрь кончался, а снега, настоящего снега, всё не было. Так, позёмка вокруг какого-то дерева. И вдруг – стихи.

Всё укроется снегом белым,
За снегами придёт весна…
Я привыкнуть ещё не успела
К сочетанью – твоя жена!

В нашем доме закрою двери,
Скатерть белую постелю,
И никак не могу поверить
Сочетанью – тебя люблю!

Не войти ни беде, ни боли –
Защитишь и укроешь ты…
Не привыкну я жить в ореоле
Этой силы и доброты!

По-над окнами мчатся, мчатся
Дни и месяцы,
Но никак
Не привыкну к простому счастью –
Засыпать на твоих руках…

Ты мой сон, и моя бессонница,
Я горю на крутом ветру!
Я не знаю, чем это кончится.
Если кончится – я умру.

Как-то Витя сказал:

– Я приду очень поздно, может быть. Не жди меня, возьму ключ с собой. Мне надо поставить точку у той женщины, до тебя.

Я бы всё равно дождалась его, но он пришёл часов в десять и поставил на пол узел в старой скатерти. Я хотела сказать – это всё, что ты нажил за жизнь? Но у него был такой измученный вид…

– Я давно ей сказал, что хочу переехать. Понимаешь, она всё время подчёркивала, что я и в её жизни, и в квартире – человек временный. То скажет: «Не качайся на стуле, здесь ничего твоего нет», то ещё что-нибудь подобное. Но требовала, чтобы мои ребята называли её мамой. При живой матери! И обиделась ужасно, когда я сказал, что хочу жить в своей комнате. Знаешь, этот узел стоял в прихожей, когда я пришёл. Я пытался поговорить, смягчить как-то. Нет, заперлась в комнате и не вышла, пока я дверь не захлопнул.

Скатерть связана крест-накрест тугими узлами, развязываю её сама. Два альбома с фотографиями, старая люстра с пластмассовыми подвесками, прибор для измерения давления, пакет с документами. Под его взглядом всё разложила по местам и села рядом с ним с альбомами в руках.

Фотографий было множество. На каждой он в окружении разных девчонок! Но меня не было ни на одной.

– Это была моя первая любовь. Я из-за неё чуть не выбросился из окна. А эта была моей невестой на пятом курсе.

– Я знаю её. Мы жили на одном этаже, потом вместе работали. Почему же не поженились?

– Знаешь, после защиты я вдруг заболел гриппом. Наверно, первый раз за пять лет. Температура сорок день, другой. Плохо мне, мама ухаживает за мной, а у меня бред начался, прошу – мама, пусть она придёт, сходи к ней!

Мама возвращается возмущённая:

– Не хочет она, говорит, зачем приходить, когда он болеет? Вот выздоровеет…

Я выздоровел и уехал в Тулу по назначению. А летом в походе познакомился с девушкой и женился.

Он рассказывал о себе понемногу, исподволь. Я знала уже, что его дед по отцовской линии был казачьим войсковым атаманом.

– Мы бежали из Ростова, когда наш дом разбомбили. Не успели добраться до станицы, как немцы пришли. Так и жили там, пока наши не вернулись. Отец был в лагерях и дядя, и жена дяди. Мама потом нашла их детей, Юру с Элкой, они жили с нами, пока их маму не освободили. Дядя пропал, а отец пришёл больной, умер через полгода.

Они вернулись в Ростов, как и мы, как только его освободили.