Оценить:
 Рейтинг: 0

Страницы минувшего будущего

Год написания книги
2023
Теги
<< 1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 48 >>
На страницу:
39 из 48
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Воздух здесь был свежим, хотя бои прекратились совсем недавно – меньше двух недель прошло, как говорили. И деревня, в которую они направлялись, постепенно возвращалась к более или менее мирной жизни. Эту самую жизнь и собирались снимать.

Раньше война казалась чем-то фантастическим и очень, очень далёким. Прикоснуться к ней было даже интересно в каком-то смысле, любопытно взглянуть не через художественные фильмы или рассказы ветеранов. Вот только сейчас, когда война приняла в свои объятия, обдала холодом могильным и дала вдохнуть трупного запаха полной грудью, показала во всей красе свои деяния, Агата об одном лишь думать могла относительно трезво.

Как дорого заплатила бы за неведение?

Вся ночь прошла в бесплодных попытках хотя бы задремать. Стоило только закрыть глаза, как мальчишка начинал тянуть к ней переломленную ручку и смотреть так умоляюще, что внутри всё разрывалось на мелкие кусочки. И Агата вновь и вновь под одеялом ворочалась, сминая постель в бесформенный ком. Без устали пялилась то в потолок, то в обклеенные персиковыми обоями стены, чувствуя, как глухо стучало о рёбра сердце. И вновь кусала едва ли начинавшие затягиваться губы, чуть не лоскутами снимая с них кожу. В зеркало не смотрела принципиально – боялась увидеть другого человека. В ванной старательно отворачивалась от собственного отражения, опускала голову как можно ниже и на одно лишь надеялась: однажды силы принять правду всё-таки найдутся.

Ильнар прочистил горло, вытащил из нагрудного кармана помятую пачку и коробок. Чиркнула спичка, по воздуху лёгкими кольцами поплыл горький сизый дым.

Подтянувшись, Агата осторожно заглянула Вовке через плечо, легонько прижавшись подбородком к куртке: тот ковырял пальцем тёмно-зелёную обшивку, глядя куда-то в одну точку, и повернул голову, отозвавшись на прикосновение. Щетина царапнула висок, вызвав подобие кривой и слабой улыбки. Устроив голову поудобнее, на лопатке, глянула влево.

Сергей Павлович по-прежнему показывался из люка только по шею и внимательно изучал исписанную страницу Денисова блокнота, едва заметно шевеля при этом губами. Сам же Кравцов сидел в прежней позе: скрестив ноги и опершись локтем о колено. Только вот смотрел теперь не на собственноручно написанные слова.

На неё смотрел.

Не в глаза и не на лицо, а куда-то в плечо; сначала могло даже показаться, что взгляд этот вообще мимо проходил и в пустоту устремлялся. Но отчего-то Агата чётко и сразу сумела понять, что истина не совсем такова. И напряглась, вглядевшись в тёмные глаза, но ничего не сумев в них различить. Совсем ничего, ни единой эмоции, которую можно бы уловить. А зачем вообще искала, не знала и сама.

Интересно, у неё-то взгляд какой теперь?

Картинно крякнув, Ильнар принял вертикальное положение и покачался из стороны в сторону, разминаясь – ну точно китайский болванчик. Вытащил изо рта сигарету и с наслаждением, отразившимся на лице, не спеша выдохнул дым. Проследил за его медленным полётом и чему-то легонько усмехнулся.

Агата едва ли сумела почувствовать, как приподнялся уголок её рта, и уже отвернулась, когда раздался громкий одиночный хлопок. А затем – целая очередь выстрелов, чья-то громкая ругань и крик. Должно быть, её собственный.

Рухнувший на спину Ильнар задёргался, из правой глазницы его буйным потоком потекло, пульсируя, что-то густое. Свист пуль, частые хлопки, визг, который слышался откуда-то со стороны – в одночасье смешалось всё. Перед глазами – лишь обезображенное ужасом лицо и тянувшиеся к нему руки, словно желавшие закрыть, спрятать…

Последнее, что помнит Агата – тяжесть упавшего на неё мужского тела, что-то вязкое и тёплое, пропитывающее тонкий свитер, и чувство падения.

* * *

Смех – словно сотни маленьких колокольчиков – звенит совсем рядом. Маруська всегда смеётся только так – заразительно и легко. Он уже знает этот смех. Он к нему привык. В любой иной ситуации непременно поддержал бы эту радость. Хотя бы смешком, хотя бы улыбкой.

Но что-то не так.

В нос бьёт запах жжёного пластика и чего-то металлического, очень тяжёлого. Смрад проникает внутрь, наполняет лёгкие, и тошнота подступает к самому горлу, но почему-то позывы лишь крутят внутренности. Под ногами – песок. Его всегда слишком много, он горячий, пахнет пылью и спёкшейся кровью и постоянно налипает на сапоги.

Медленно Денис поднимает голову.

Маруська привычным движением поправляет выбившиеся из-под белой косынки светлые пряди и вопросительно пожимает плечами, лишь на миг позволяя улыбке исчезнуть с губ. На её тонкой шее – такие обычно называют лебедиными, – аккуратный и очень отчётливый тёмно-сиреневый след, ободом опоясывающий и уходящий назад, к спине. Но её словно не заботит эта глубокая отметина.

Денис отрывает взгляд от шеи и смотрит Маруське за спину. Сердце делает кульбит.

Лёша.

В первое мгновение появляется желание окликнуть его, подойти, но ноги словно свинцом налиты, и всё, что остаётся – лишь смотреть. И он смотрит, борясь с желанием согнуться пополам в приступе рвоты. В смраде всё чётче различается запах палёного мяса, он дурманит, заставляет тело биться в конвульсиях. И Денис сам не замечает, как начинает дрожать с каждым мгновением всё сильнее, словно в лихорадке.

Лёша стоит позади Маруськи, как будто специально на расстоянии держась, и стеклянными глазами смотрит на Дениса, не отрываясь. Губы его синеют, дрожат, а лицо становится землистым. По виску медленно стекает что-то бурое.

И тут Денис понимает.

Маруська всё смеётся и смеётся, но, когда он всё же делает шаг вперёд, смех вдруг надламывается. В лучистых синих глазах появляется влага, и первая слезинка медленно наливается алым, оставляя за собой уродливый неровный след на щеке. Слёзы текут, превращаются в кровь до того, как сорваться с подбородка. Глаза багровеют, белок медленно исчезает, и, когда Маруська опускает ресницы, из-под них текут тёмные сгустки. Они заливают лицо, затекают в чуть приоткрытый рот, льются ниже, по тонкой шее к груди и животу. С разомкнутых губ срывается вой – хриплый и надломленный, полный неописуемого ужаса.

Денису кажется, что его собственный.

Маруська поднимает голову и открывает глаза. Под веками – багрово-чёрное месиво, ошмётки продолжают течь, падать с подбородка, и вой никак не утихает. От этого внутренности словно леденеют, но сил отвернуться просто нет. Маруська давится собственной кровью, запрокидывает голову и цепляется пальцами за горло.

Все слова тонут под приступом дурноты.

Тонкие пальцы белеют, ногти впиваются в светлую кожу, и тонкие алые струйки бегут вниз. Кожа разрывается, под ней – пульсирующие вены, дрожащие от незатихающего воя.

Лёша стоит неподвижно, не отворачивается ни на мгновение, и кровь медленно пропитывает парадный мундир. Светлые волосы, щека – вся правая сторона покрыта бордовыми потёками. Пристальный взгляд об одном лишь говорит.

«Ты виноват».

А Маруська всё цепляется пальцами – за горло, за щёки, за плечи. Кожа отходит от мяса, виснет ошмётками, и вой не стихает. Хрупкое тельце изгибается, вздрагивает и безвольной куклой медленно опадает на землю, к Лёшиным ногам. Кровь медленно впитывается в песок.

Становится тихо.

Острая боль где-то под виском заставила застонать сквозь плотно сжатые челюсти и с неимоверным усилием открыть глаза. Машинально вцепившись пальцами в волосы, Денис сел, привалившись спиной к холодной стене, и уставился на наваленное под ногами сено. В густом полумраке помещения оно словно подсвечивалось, торчало в разные стороны и едва ощутимо кололось.

Всё, что можно расслышать – собственное прерывистое дыхание на фоне тихого свиста, который словно из-под толстого слоя ваты доносился. Эхо выстрелов?

Ноги дрожали так, что принять вертикальное положение казалось чем-то фантастическим. Но Денис лишь зубы сильнее сжал да в доски крепче вцепился, а на выдохе подтянулся, не сумев сдержать стона. Чуть не завалился обратно, но всё же сумел устоять. И некоторое время стоял, не шевелясь, лишь в темноту вглядывался, силясь хоть что-то в ней различить.

Постепенно мозг начинал работать, но, вместо хоть какого-то понимания произошедшего, только вопросов ворох подкидывал.

При попытке разогнуться пронзила резкая боль. Падая с БТРа, приложился лопатками о камни – это, наверное, последнее, что удалось запомнить, и вот сейчас воспоминание ознаменовалось такой болью, что даже кулаком о стену садануть пришлось, зажмурившись до белых пятен перед глазами. Доска, впрочем, от удара даже не хрустнула и не дрогнула. Через редкие тонкие щели едва пробивался серый свет, и непонятно, утренним он был или вечерним.

Сколько простоял, не шевелясь и только дыша прерывисто, Денис даже предположить не мог. Лишь к самому себе прислушивался в ожидании, когда способность передвигаться вернётся хотя бы частично. В какой-то момент даже вскользь припомнил, что сна, который вернул в реальность, не было уже очень давно, навскидку больше года.

Глаза постепенно привыкали к темноте, и взгляд начинал выхватывать отдельные детали помещения. Деталей, в общем-то, оказалось немного – только сено, наваленное повсюду – от дощатого пола до стен, чуть не под самый потолок, – да пара бочек. Доковылять до одной из них стоило невероятных усилий, но ему всё же удалось это сделать, постоянно спотыкаясь. А затем бог весть сколько времени стоял, навалившись на неё в попытках отдышаться. Перед глазами всё плыло, плясало, разноцветные мушки медленно летали, искажая и без того нечёткую картинку ещё сильнее. Тошнило пусть несильно, но ощутимо, и все имевшиеся силы уходили на отчаянную борьбу с собственным организмом.

Бочка оказалась пуста, раскачалась легко и беззвучно. Само помещение, судя по всему, предназначалось или для скота, или для запасов корма. В любом случае, каждый из вариантов вызывал кривую ухмылку.

То, что надо для военкора.

Потирая висок, Денис выпрямился и в следующий миг почувствовал, как всё тепло, которое ещё было, отхлынуло вниз, к ногам. Внутри дрогнуло что-то, когда взгляд на удивление чётко выхватил из общего полумрака…

Кровь?

Одна из полосок тусклого света падала на покрытый слоем соломы пол и освещала тёмно-бурое месиво, размётанное во все стороны и уползавшее во мглу. Под горлом тут же образовался комок, Денис даже рукой пару раз перед глазами махнул в призрачной надежде развеять наваждение. Но тщетно – картинка не изменилась ни на чуть. Сколько раз приходилось видеть подобное, а каждый раз, как первый.

Несколько раз глубоко вздохнув – воздух приятно пах травой и свежим сеном, – собрал все силы в кулак и оттолкнулся от бочки, едва её не повалив. Шаг, другой, третий… с каждым движением комок в груди разрастался всё сильнее, ощутимо напирал на рёбра, но Денис продолжал идти. И, приблизившись, почувствовал, как подкосились ноги. Он видел не месиво.

А волосы.

Первое желание, самое чёткое – выругаться. Но язык словно свинцом налился, а голова настолько отяжелела, что вряд ли получилось бы выдать что-то осмысленное, пусть даже непечатное. И потому лишь на колени медленно опустился, внимательно рассматривая спутанные пряди. Про себя отметил, что его самого хотя бы к стене посадили, а не швырнули, словно тряпку, но тут же головой тряхнул, отгоняя совершенно неуместную мысль. Затем наклонился, подлез пальцами под волосы и коснулся шеи.

Ледяная кожа обожгла, даже вздрогнуть заставила. Но Денис лишь зубы стискивал сильнее и давящими движениями продвигался вперёд, пытаясь понять, в какую сторону голова повёрнута. Глядя в пустоту, затаил дыхание и вслушался в тяжёлую тишину.
<< 1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 48 >>
На страницу:
39 из 48