Шаги.
Поначалу негромкие, едва различимые, затем всё громче и громче. Лязгнули засовы, тяжёлая дверь со скрипом отворилась. Первое, что бросилось в глаза – автомат наизготовку. Сколько раз уже приходилось под прицелом находиться, а всё одно, внутри словно переворачивалось что-то.
Вошедшему было лет тридцать или около того. Одетый в камуфляж, смотрел озлобленно, колко – глаза как-то слишком уж лихорадочно блестели.
Этого только не хватало.
– Ты, – голос резкий, грубый. – За мной.
Внутри всё сжалось болезненно, когда почувствовал на себе взгляд испуганный. И лишь кивнуть сумел практически незаметно, в стену глядя и надеясь, что она бы поняла.
Послышалась тихая возня. Краем глаза видел, как медленно, с огромным усилием Волкова поднялась, как покачнулась, как едва не упала при первом же шаге. Но повернуться не смел, продолжая сидеть неподвижно, и только чувствовал скрип собственных зубов. А ещё почему-то просил, сам не зная, кого, об одном.
Чтобы не оборачивалась.
И она не обернулась. Молча вышла, согнувшись, и только волосы колыхались в такт каждому шагу – очень уж это запомнилось, когда он всё же посмотрел ей во след. А, когда дверь закрылась, вцепился пальцами в волосы и зажмурился, подавляя стон.
Уверенность в том, что ничего дурного ей не сделают, была практически непоколебимой. Если бы хотели, не стали тянуть, да и послали кого-то посерьёзнее, а не пешку. Почему пришедший сразу был отнесён к данной категории? Высшие ранги крайне редко баловались дурью, оставляя это пушечному мясу. Обдолбанными проще командовать. Уж об этом знать приходилось не понаслышке.
Но утешение было, мягко говоря, слабым.
Что, если он всё же ошибался?
Сомнения рвали все внутренности, резали их без ножа, а добивало осознание того, что поступить как-то иначе он, в общем-то, не мог. Не мог, потому что испугался.
Вот только не за себя.
И правила здешние знал слишком хорошо.
Сколько времени прошло? Полчаса, час? А, может, минут пятнадцать? Денис тщетно пытался считать про себя секунды, прикидывать, пусть хотя бы приближённо. Сбивался очень быстро, потому что только одно в голове вертелось: что с ней делали сейчас? Пытался успокаивать себя, втолковывая мысль о том, что всё обойдётся, но тут же вспоминал самого себя девятилетней давности. Вспоминал и чуть не выл.
Когда услышал шаги, вскочил так резко, что едва не упал.
Волкова вошла, держа руки перед собой. Вошла точно так же, как и выходила – чуть покачиваясь и держа голову низко опущенной. Ни рваной одежды, ни пятен на ней – кроме багрового на плече, уже знакомого, – разглядеть не получилось. Словно в замедленной съёмке подошла к стене и упала на колени лицом к ней. Опустила плечи и замерла.
– Пошли.
Резкий оклик, лязгнувший о бляху ремня приклад – Денис сам не помнил, как нашёл в себе силы отвернуться от хрупкой фигурки и подойти к двери. В глаза сопровождавшему старался не смотреть, зная, какую реакцию это могло бы вызвать. Послушно сложил руки за спиной и пошёл вперёд, загривком чуя устремлённый промеж лопаток автомат. Но даже не мог понять толком, было ли хоть сколько-то страшно.
Местность напоминала окраину какого-то аула. Смотреть по сторонам не получалось, а всё, что можно было выхватить боковым зрением – старые дома, кривые улочки и пару бегавших друг за другом собак. Холодный ветер продувал насквозь, но казался сейчас сущим пустяком, едва ли ощущаясь.
Вели к дому, стоявшему в начале одной из улиц. У входа, на ступеньках, сидели, куря, двое мужчин средних лет. Оба одеты по-военному, но ни одного знака отличия не имелось. На Дениса посмотрели снизу вверх, осклабились и что-то быстро заговорили друг другу, затягиваясь едва ли не синхронно.
Дом был оборудован под что-то вроде штаба. Это стало понятно, стоило только порог переступить – слишком обстановка аскетичной была – только коврики пёстрые на полу, а больше никаких украшений, типичных для таких жилищ. Белые, совершенно голые стены, скрипучие половицы с давно начавшей облезать краской, дровяная печь – от неё едва-едва веяло теплом. Пустые подоконники, окна без занавесок. Женщины здесь если и бывали, то только для того, чтобы убраться. При всей наготе помещения, грязным оно не выглядело совершенно.
Ввели в небольшую комнату, чуть темнее, чем основная, плотно прикрыли дверь. Сопровождавший остался стоять, подперев её спиной и по-прежнему держа автомат наготове. За столом, возле окна, сидел полный мужчина, неторопливо делавший самокрутку. От уверенных движений поблёскивала печатка на среднем пальце. Густая чёрная борода, такого же цвета брови… Денису не имелось до внешности никакого дела, но он всё же передёрнулся невольно – больно уж сильны оказались ассоциации.
На стене, справа от окна, висел отрывной календарь. На чуть смятой от чьего-то неаккуратного движения – крупная цифра одиннадцать красного цвета. Одиннадцатое октября девяносто второго, воскресенье. Из жизни выпали почти сутки.
– Садись.
Голос показался на удивление ровным и спокойным. Кивок в сторону стоявшего напротив стола стула получился даже мягким. Сделав несколько шагов вперёд, взглядом Денис наткнулся на багровевшие капли крови прямо возле одной из ножек и замер. Холод пробрался за загривок.
– А у вас что, баб бить принято?
Ожидал всего – удара прикладом меж лопаток, даже выстрела в ногу. Но вместо того – спокойный взгляд исподлобья и продолжившийся процесс сворачивания папиросной бумаги.
– Она не баба. Раз воюет, значит, всё равно, что мужчина.
Вновь посмотрел на алые капли и медленно выдохнул. Нашёл в себе силы для чего-то, что походило на усмешку, а затем всё же сел, чтобы не провоцировать, и сцепил пальцы в замок. На выдохе собрался с силами и посмотрел мужчине прямо в глаза. Знал, что это значило, знал, а потому делал осмысленно. Карие глаза блеснули недобро, но контакт зрительный не разорвался. Некоторое время сидели в полнейшем безмолвии, а затем Денисов выпад получил комментарий:
– Смело. Бывалый?
Лишь головой мотнул в ответ неопределённо.
– Она не воюет. Она журналист. Как и я.
Ответ вызвал изогнутую густую бровь. Мужчина подался чуть вперёд, отложив самокрутку, и с издёвкой во взгляде вновь посмотрел Денису в глаза.
– Докажи.
Практически по слогам, так, что слово это словно во внутренности сумело пролезть.
Чуть прикусив губу, вытянул ноги и полез в карман джинсов. Сложенная в несколько раз, порядком измятая бумажка увидела свет и легла на столешницу. И тут же была взята и развёрнута. Цепкий взгляд забегал по напечатанным словам.
И даже как-то неверующе, должно быть, Денис посмотрел на мужчину, прежде чем брякнуть с каким-то странным выражением в голосе:
– А вы её даже не обыскали.
По лезвию ножа ходил, но почему-то словно чувствовал, что ничего ему не сделают. По крайней мере, пока. Только вот капли под ногой покоя не давали. Словно холодом могильным веяло от них.
– Москва?
Кивок в ответ. Удостоверение сложили по сгибам и спрятали в ящик стола.
– Тем лучше. Вагиф, уведи.
Денис поднялся, однако в последний момент решил рискнуть ещё раз. Обернулся, посмотрел на мужчину: тот вновь взялся за своё занятие.
– Можно вопрос?
– Валяй.
– Какого хера, а? Мы же вашу жизнь показываем, вам же помогаем.
Пальцы дрогнули, часть табака даже просыпалась на стол, спровоцировав несколько слов, сказанных сквозь зубы явно не по-русски. И снова пристальный взгляд, но на этот раз с явственными недобрыми огоньками и едва различимым прищуром.
– Кому «нам»? Ты в Азербайджане, идиот.