– Ну же…
Не шёпот – выдох почти неслышимый.
Под пальцами – едва различимый толчок. Рука задрожала, но вместо того, чтобы её отнять, лишь плотнее прижал, убеждаясь в том, что почувствовал. Жилка билась, билась слабо, но ритмично, а тонкая гладкая кожа – как только сразу не заметил? – покрылась крохотными мурашками.
Живая.
Судорожно выдохнув, сел рядом. И тут же – как приставленный к горлу нож, как ослепившая вспышка взрыва – осознание. Элементарная истина, в одно мгновение заставившая схватиться за голову и застонать, захрипеть, словно в приступе удушья. Разомкнутые губы скривились в безмолвном крике, незримыми ремнями сковавшем внутренности. Закушенный кулак, дрожавшие плечи – Дениса трясло, едва ли не метало, несколько раз он хватал пригоршни сена, цеплялся за собственные волосы и до боли жмурился, совершенно лишившись возможности хоть как-то мыслить.
Правда безжалостно била под дых, и её удары в сотни раз сильнее любых физических.
Не к каждой боли можно привыкнуть. Денис знал об этом как никто другой, вот только смириться никак не получалось. Наверное, потому, что смирение с подобным означало гибель окончательную. Он столько раз стоял на пороге конца, но до сих пор не смог привыкнуть.
Тяжело и прерывисто дыша, вздрагивая, словно в припадке, обернулся. Хрупкое тельце лежало совершенно неподвижно, всё в той же самой позе. Снова размётанные по сену волосы показались кровью, но на этот раз наваждение развеялось намного быстрее. Трясшимися пальцами, на каком-то словно нечеловеческом инстинкте потянулся к вороту куртки и дёрнул собачку молнии, не отрывая взгляда от одной, наиболее выделявшейся в сером свете пряди.
Кожа у неё слишком холодная.
Стянув куртку, набросил её на Волкову и снова поднялся. Ноги всё ещё дрожали, но на этот раз удалось устоять, лишь опасно пошатнувшись. Словно во сне слышал, как хрустели под подошвами кроссовок ломавшиеся сухие соломинки, и отказывался верить в то, что так отчётливо пробралось в помутнённое сознание.
Несколько раз обошёл всё помещение, вглядываясь, прислушиваясь, ощупывая, но так ничего не нашёл. Ничего.
И никого.
Внутри всё отяжелело настолько, что казалось, в рот залили свинец, а сдохнуть при этом почему-то не получилось. Денису хотелось орать, драть глотку в зверином вопле, ломать и крушить всё вокруг, но сил не было совершенно. И потому только к стене лицом встал, лбом упёрся в щербатую поверхность и запястья на затылке скрестил. А в голове – собственный голос, одно лишь восклицавший совсем недавно:
– Я же говорил, что так будет!
Но в ответ – только тишина.
Сколько времени прошло в забытьи, понять невозможно. Явно травмированная голова провоцировала постоянную тошноту с периодическим выпадением из реальности. Одно хорошо – ни Лёха, ни Маруська больше не являлись. Остались только непроглядная мгла да тишина, а больше ничего.
Утро пробралось в помещение светлыми лучами сквозь щели в дощатых стенах. Никаких звуков снаружи распознать не получилось, да и не находилось на то достаточных сил.
Случилось это, когда Денис сидел, откинув голову на стену и бездумно глядел на высокий стог в углу. Сначала слух выделил едва слышимый хрип, затем – шуршание. Пришлось встать, помотать закружившейся головой и пойти к противоположной стене. Слух не подвёл, хоть этому можно было бы порадоваться. Окажись только ситуация иной.
Волкова сидела, упираясь руками в пол. Его куртка валялась рядом, у ног, а на сползшей ветровке и тонком свитере, в районе плеча, багровели крупные пятна. Денис спрятал руки в карманы джинсов и сделал пару шагов навстречу. Первое, что увидел, заглянув в лицо – огромные серые глаза, полные не поддававшегося никакому описанию ужаса.
– Твоя? – кивок на плечо.
Волкова опустила голову и тут же схватилась пальцами за вязаную ткань, словно в попытке её разорвать. Затряслась вся, всхлипнула, дёрнула ещё сильнее. Пришлось присесть и крепко перехватить запястье. Кожа тут же побелела, как и его собственные пальцы.
– Нет, – едва различимый шелест, который даже шёпотом не назвать. Голова опущена так низко, словно она лбом пола коснуться пыталась. Выпустив руку, медленно поднялся, провёл пальцами по лбу и прикрыл глаза на пару секунд, усмиряя круги перед глазами.
Если кровь не её, значит, догадка только подтвердилась. Да только вот своё Денис уже отвыл, а потому лишь губу прикусил – так, чтобы незаметно.
– Где мы?
Вопрос – тихий-тихий, на выдохе, закончившийся заполошным вздохом. И смотрела так испуганно, так затравленно, словно удара ждала. Пальцами за ворот свитера цеплялась и дышала часто, как от долгого бега. Искусанные в мясо губы дрожали безостановочно – можно даже подумать, что говорила что-то.
Нахмурившись, Денис посмотрел прямо в глаза, отметив про себя, что это её ещё пуще напугало, и решил для себя сразу: говорить будет только правду.
– В плену.
Колени пронзила судорога, поэтому пришлось обойти Волкову и по щербатой стене сползти вниз. Глянув на беспрерывно дрожавшую спину, отвернулся. Тошно было настолько, что одного лишь захотелось сильнее всего – глаза закрыть и в кабинете Гончарова оказаться. Отобрать у этой дуры ручку, а приказ порвать к чертям собачьим.
На языке лишь один вопрос вертелся: довольна ли она?
Довольна?!
Но, когда губы уже дрогнули, Волкова вдруг схватила ртом воздух так тихо, так осторожно, что собственные слова осели на языке горьким ядом. Несколько раз Денис провёл ладонями по лицу, растирая щёки, подгоняя кровь к лицу, а, когда вновь открыл глаза, наткнулся на пристальный взгляд маленького затравленного зверька.
– Нас убьют?
Едва ли не одними губами, а в серых глазах – ни капли ожидаемой влаги. Только подбородок прыгал чуть заметно.
Денис пообещал говорить лишь правду. Потому ткнулся затылком в стену и пожал плечами.
– Не должны. Хотели бы убить – убили уже. Сначала разговаривать будут, узнавать, кто мы такие.
Краем глаза заметил, что сказанное почти никакой реакции не возымело. Волкова как сидела, упираясь рукой в пол, так и продолжила сидеть, только выдохнула медленно, с дрожью. Спина её настолько напряжена, что, казалось, ещё немного, и переломилась бы по хребту.
Зачем он это сделал? Сам понять потом не сможет, да только вот от стены оторвался, словно на автомате, взял валявшуюся на сене куртку за рукав, подтянул к себе и, сложив пополам, протянул по-человечески. Взгляд серых глаз мазнул по его рукам, а пальцы крепче вцепились в свитер.
– Надень и не строй из себя героиню.
И что-то, должно быть, в голосе его такое прозвучало, что то ли пугало, то ли наоборот. В общем-то, было наплевать, главное, что она подползла всё-таки на пару сантиметров и осторожно куртку забрала. Кое-как влезла в рукава, накинула на плечи. Смотрелась, конечно, весьма глупо, но ему какое дело?
Ей было страшно. Страшно настолько, что эти незримые холодные колебания даже почувствовать можно – они словно вибрировали, за загривок проникали. Длинные волосы закрывали лицо практически полностью, но зато тело говорило немало – неестественно изогнутое, бившееся в постоянном треморе. И пальцы, белевшие на костяшках, и шумное рваное дыхание. Ей страшно до такой степени, что что-то иное просто перестало существовать, что страх этот практически полностью её парализовал.
Денис закрыл глаза, едва заметно качнул головой и сглотнул. Горечь никуда не пропала, только гаже стало.
Надо начинать соображать. Наручных часов на запястье не оказалось – не то разбились и слетели, не то сняли. Впрочем, время ничего не прояснило бы, потому как и без того понятно, что час утренний. А вот какой день шёл, узнать неплохо бы. С такими травмами проваляться без сознания можно сколь угодно долго.
– Голова кружится?
Сначала она даже не поняла, что вопрос был ей адресован – только глянула непонимающе и поспешила опять отвернуться.
– Немного…
Денису захотелось вдруг вскочить на ноги, рявкнуть то, что вертелось на подкорке с завидным упрямством. Перед глазами – всё та же сцена в кабинете Гончарова, всё та же трижды клятая ручка и кривая подпись. Но вновь и вновь слова застревали в глотке, стоило только глянуть на сжавшуюся фигурку в паре метров от себя. В конце концов, его вина тоже присутствовала: значит, недостаточно он сделал, чтобы успеть отвадить её, вытравить из команды прежде, чем вышел злосчастный приказ. Значит, не только она была законченной дурой.
Он-то сам немногим лучше.
И всё это – на нём.
Снова. На нём.
Сначала показалось, что послышалось – Денис только головой тряхнул в тысячный, наверное, раз. Но, заметив краем глаза, как напряглась Волкова, глядя куда-то в сторону, прислушался. Тут же понял, что слух не обманул.