Ненормальные. 20 житейских историй

Чистый конверт нашёлся в том же тайнике за иконой – серый, без марки, в них почтальонка приносила старикам пенсию. Дядя Ваня повозил по клапану сухим шершавым языком, сплюнул, заклеил письмо, старательно переписал адрес и по тёмной пустой улице побрёл в конец деревни, где на первом от дороги доме висел тёмно-синий почтовый ящик.

Нина приехала через неделю по телеграмме своей одноклассницы Надежды, отыскавшей её с помощью мужа-милиционера. На станции Надя с трудом узнала школьную подругу в ярко одетой, модно причёсанной женщине. Пока автобус ждали, пока до села ехали, было время поговорить.

После бегства из деревни Нина удачно устроилась официанткой в вагон-ресторан. Всю страну объездила, но времени зря не теряла: заочно окончила торговый техникум и поднялась до директора. Работа на колёсах доходная – кооперативную квартиру отстроила, на море побывала. Вот только личная жизнь не сложилась. Второй раз замужем, а ребёночка выносить так и не смогла. Наверное, наследственное это, от матери…

Родителям Нина писала, ответа не получила и решила, что не очень-то им нужна. Как и они – ей, с их бесконечными пьяными скандалами. Нет, она о стариках своих помнила. В школу несколько раз звонила, справлялась о матери. Ей отвечали, что Варвара Никитична Иванова по-прежнему трудится уборщицей, и Нина успокаивалась: это нормально, когда у родителей своя жизнь, а у детей – своя. Это нормально.

Возвращаться в деревню Нина не собиралась ни за какие коврижки. Так что дом придётся продать – как раз на машину хватит. А вот с отцом что делать? К себе забрать? Вряд ли муж обрадуется такому её «приданому»…

Надежда поохала, посочувствовала, но мало что смогла рассказать Нине о её родных, поскольку жила в селе, за двадцать километров от деревни. По слухам, не от болезни тётка Варя умерла, просто устала от жизни, вот и ушла в одночасье на тот свет.

А дядя Ваня, овдовев, вроде как заблажил. То ли за ум взялся, то ли, наоборот, умом тронулся, но с похорон не пьёт и с собутыльниками не общается. Стучит чего-то во дворе, забор починил и сапоги бабке Анне – ту едва родимчик не хватил. А вечерами трезвый дядя Ваня подолгу сидит на завалинке и задумчиво смотрит вдоль улицы, словно ждёт кого-то.

Погостить у подруги денёк-другой Нина отказалась, наняла в селе легковушку и заспешила в родную деревню.

…Дядя Ваня с восхищением смотрел на дородную, богато одетую красавицу. Вот это женщина! Жар-птица сказочная, а не женщина! И не чужая, залётная, а своя, дочка родная. Только отец её позвал – она сразу же и приехала. Уважа-а-а-ет!

Сколько всяких невиданных закусок привезла: колбаса какая-то особо запашистая, рыбка – и солёная, и консервой в банке! Бутылочки тоже – тут и коньяк, и вино, и беленькая, самая что ни на есть превосходная, с винтовой пробкой… Вот ведь искушение! Но дядя Ваня ни-ни! Держится. И будет держаться как воин в обороне, потому что очень важно ему перед такой дочкой лицом в грязь не ударить.

А Нина ходит по избе в туфельках, каблучками постукивает. Старые материны чуни надеть отказалась. «Некрасиво, – говорит, – неудобно перед гостями». Дядя Ваня только фыркнул на это: «Гости, тоже мне, лапти деревенские! Обрадовались богатому застолью!» Один за другим заходят: «Здрасьте, Нина Ивановна, надолго ли к нам?» Вот так вот: Ивановна! Это вам не хрен собачий! Кровинка единственная – Нина! Ивановна!