Вот как бывает…

– Нет, папа, не оставлю!

Лиза подбежала к отцу и бросилась ему на грудь.

– Я люблю тебя, папа! Не говори так!

– Конечно, любишь! И я люблю тебя, дочка. Но придёт время, ты выйдешь замуж и заживёшь своей жизнью. Ведь дочери никогда не живут с родителями вечно, и ты это знаешь… Ну, разве что старые девы! – прокурор засмеялся. – Но этого я тебе никогда не пожелаю!

– Ну, – отстранился он. – Выглядишь ты просто чудесно, иди развлекайся! Кстати, куда вы собрались?

– Сергей Афанасьевич давно обещал сводить меня в театр, и вот, наконец, мы идём! В новый, знаешь, в Богословском переулке?

– Это театр Корша?

– Да.

– Не такой уж он и новый, – пожал плечами Александр Ипатьевич.

– Но мы с тобой там ни разу не были, так что для меня он новый! – блеснула глазами Лиза.

Раздался звонок, Матвей открыл дверь, и вошёл Дивов в элегантном костюме, в шляпе и с тросточкой.

– Здравствуйте, Александр Ипатьевич! Лиза, вы прекрасны! – он отступил назад и восхищённо развёл руками. – Ваш экипаж и ваш покорный слуга ждут вас!

Лиза улыбнулась и подала ему руку.

– Александр Ипатьевич, после спектакля мы собираемся отужинать. Вы к нам не присоединитесь?

– Где, позвольте поинтересоваться?

– Заказал столик у Тестова.

– О! Лизанька, отведаешь ракового супа с расстегаями или селянки, не так ли, Сергей Афанасьевич?

– Может, и байдаковский пирог закажем; так что подъезжайте, прошу вас!

– Если смогу – с удовольствием!

Александр Ипатьевич подъехать не смог: готовился к серьёзному процессу, и каждая секунда была на счету.

Лиза возвратилась домой после полуночи, тихая и задумчивая.

– Папа, ты ещё не спишь? – она вошла в кабинет к отцу.

– Нет, девочка моя, пока не сплю; некогда. Как спектакль?

– Очень хорошо, папа.

– Ты не очень весёлая, что-то произошло? – обеспокоился прокурор.

– Да нет, просто устала, – Лиза поцеловала отца в щёку. – Покойной ночи, папа.

– Покойной ночи, Лизанька. Я ещё поработаю.

Она так же тихо вышла из кабинета и поднялась в свою девичью спаленку. Села у окна и пригорюнилась. Всё начиналось просто замечательно: они приехали к Коршу, вошли в зрительную залу, и Лиза ахнула от изумленья: зала была освещена электричеством! Маленькие тусклые лампочки висели под потолком, исходя жёлтым светом; горели они неровно, временами подмигивали, но всё же это было настоящее электричество!

– Малый освещён газом! – прошептала Лиза, запрокинув голову.– А тут…

Дивов довольно улыбался, как будто светящиеся лампочки были его заслугой.

Потом начался спектакль, в котором Софьей была Яблочкина, Фамусовым – Давыдов, а в роли Чацкого блистал несравненный Рощин-Инсаров. Лиза была в восторге! Она так живо реагировала на происходящее на сцене, была так мила и непосредственна, что Дивов просто не мог оторвать от неё глаз. Он был очарован Лизой, её юностью, свежей прелестью и не мог дождаться, когда же сорвёт этот цветок. Нельзя сказать, чтобы он был влюблён в неё безоглядно, напротив, он отдавал полный отчёт своим чувствам и эмоциям и ощущал, что с каждым днём всё больше и больше попадает под влияние ясных серых глаз, не замутнённых никакими страстями, что розовые губы, похожие на нераспустившийся бутон, приобретают над ним всё большую власть. Дивов, как влюблённый мальчишка, стал терять сон и аппетит, но продолжал подсмеиваться над собой и хладнокровно наблюдать за тем, как из его жизни уходит покой и равновесие.

Вот и сейчас он не смог справиться с нахлынувшими чувствами и осторожно накрыл маленькую ручку Лизы своей ладонью, слегка пожав её. Она обратила на Дивова сияющий взгляд и улыбнулась ему светло и по-дружески.

После спектакля они поехали в трактир к Тестову. Конечно, могли бы и в «Эрмитаж», но Сергей Афанасьевич знал, что лучше, чем у Тестова, их нигде не обслужат и не накормят. Лиза была возбуждена, и рот её не закрывался ни на секунду, она так и сыпала цитатами из пьесы Грибоедова, которую увидела впервые и в полном, а не урезанном виде.

– Помните, Сергей Афанасьевич? «И дым Отечества нам сладок и приятен!» – восклицала она, вскинув руку вверх.

– Помню, – соглашался он. – Но мне больше нравится «Счастливые часов не наблюдают»!

– Что будет говорить княгиня Марья Алексевна! – подражала Лиза Давыдову.

– Да, чтоб иметь детей, кому ума недоставало! – вторил ей Дивов.

Великолепная, остроумная, саркастичная пьеса так и пестрела афоризмами, которые намертво врезались смотревшим в память, и Лиза с Дивовым не стали исключением. Правда, Сергей Афанасьевич уже видел сей спектакль прежде, но сейчас ему казалось, что он смотрел его впервые вместе с Лизой.

У Тестова их со всевозможными почестями провели к заказанному заранее столику (Дивов был здесь постоянным и весьма щедрым клиентом) и половой Степан, в безукоризненно белой рубахе и с накрахмаленным полотенцем через плечо, почтительно склонившись, ожидал приказаний.

– Ну, Степан Петрович, чем угощать будешь? – осведомился Дивов. – Видишь, я с дамой.

– Сергей Афанасьевич, – заговорщицки шепнул половой, – только что привезли икорку белужью парную, ачуевскую паюсную – очень рекомендую-с!

– Хорошо; ещё расстегай из налимьих печёнок, пожалуй…

– Слушаю-с; для дамы я бы особо рекомендовал лососинку Грилье. Лососинка живенькая есть из Петербурга, спаржа как масло.

– И лосося давай! А котлеты телячьи есть?

– Есть натуральные котлетки а ля Жардиньер. Телятинка белейшая, как снег-с!

– Ну, и селянку, конечно, Степан Петрович!

– Слушаю-с; пить что будете?

– Шампанское.

– Водочки-с?

– Нет, только шампанское, Степан. Да побыстрее!