Вот как бывает…

– Ну, так трогай скорей!

На пересечении двух переулков находился дом терпимости, в котором Дивов бывал не таким уж редким гостем.

Лиза долго сидела у окна, разглядывая ночное небо и думая о том, что произошло сегодня. Она вовсе не была такой уж невинной, как предполагал Дивов, она прекрасно знала, что кроме платонических между мужчинами и женщинами есть и другие отношения, после которых рождаются дети. Лиза много читала, отдавая предпочтение любовным романам английских и французских авторов (папа не пожалел средств на её образование – она училась в Смольном и брала дополнительные уроки на дому – и поэтому могла свободно читать на английском и на французском языках), но очень любила и русских авторов, особенно Карамзина, чьи сентиментальные повести проглатывала взахлёб. В «Бедной Лизе» говорилось как раз о «такой любви» между Эрастом и Лизой, но автор не живописал никаких подробностей их отношений.

Папенька, когда она приставала к нему с просьбой рассказать, как жили они с маменькой, заострял внимание на звёздах и луне и её безвременной кончине, так что от него толку тоже было мало. Татьяна кое-чем делилась, но, видно, в силу возраста уже забыла, как всё было у них с Матвеем, и воспоминания её ограничивались тем, как «Матюша обнимал её так крепко, что косточки хрустели», и как щекотал своими усами. Подружки все были незамужние, кроме Ольги Кирсановой, но та как вышла замуж два месяца назад, так и укатила с мужем в Петербург – и ни ответа, ни привета от неё не было.

И вот сейчас Дивов приоткрыл ей дверь во взрослый мир, куда Лизе и заглянуть хотелось, и боязно было…

Она вспоминала, как он крепко схватил её, так что она и шевельнуться не могла, и начал целовать, издавая какие-то звериные стенания; как ей было неприятно от его языка, который Дивов зачем-то засунул ей в рот, и даже немного больно. Но в то же время она испытала и непонятную сладостную дрожь, когда кончик его языка коснулся её нежного нёба…

Глядя потом на Дивова, отпрянувшего от неё и униженно молившего о прощении, Лиза ощутила неловкость и одновременно странное чувство превосходства над ним; но, пожалуй, неловкости было больше, поэтому она и выскользнула из кареты, не попрощавшись.

Лиза провела пальцем по губам, которые слегка ныли от страстного поцелуя, и прислушалась к себе: влюблена ли она? Но сердце билось ровно и спокойно, дыхание не прерывалось, не хотелось ни мчаться на край света, ни жить в шалаше… Лиза вздохнула, разделась, умылась водой из кувшина, стоявшего на столике рядом с её узкой девичьей кроватью, легла и тотчас уснула. Сон её не был омрачён никакими сновидениями.

Дивову же не спалось. Проведя несколько часов в комнате с девушкой, которую по странной иронии судьбы звали Лизаветой (она была молода и хороша собой, но вид имела уже несколько потрёпанный, что было вполне естественным при её роде занятий), он испытал облегчение, но оно оказалось временным, и когда Дивов приехал домой, помылся и лёг спать, угрызения совести и беспокойство накатили на него с новой силой.

«Как я теперь покажусь ей на глаза? – обречённо думал он. – Выставил себя таким жеребцом!.. Бедная девочка и не поняла, наверное, что со мной случилось… Джентльмен называется!»

Потом мысли его приняли другое направление, и Дивов стал предполагать, как поступит её отец, когда Лиза ему всё расскажет; а в том, что она так сделает, он и не сомневался.

«Как же мне ему на глаза показаться?! – в отчаянии думал он. – Александр Ипатьевич доверил мне свою дочь, одобрил мою кандидатуру на роль жениха… он доверяет мне! А как я поступил с его доверием?!»

Эти размышления показывают, что Сергей Афанасьевич вовсе не был плохим человеком, несмотря на его даже некоторую жестокость по отношению к низшим; сердце его не окончательно загрубело, и чувство стыда и раскаяния, которые он испытывал, были вполне искренними. А то, что он старался извлечь кое-какую выгоду из предполагаемого брака с единственной дочерью прокурора, – так кто из нас не печётся о животе своём?!

Словом, промаявшись с полночи, под утро он забылся неровным сном, проснулся с тяжёлой головой и нерешенной проблемой. Дела насущные слегка отвлекли его, но ближе к вечеру он почувствовал обречённость.

– Будь что будет! – сам себе сказал Дивов. – Поеду к Лизе, а там… пусть Бог рассудит!

Купил букет роз и в семь вечера стоял перед домом Федоровских.

Его бледный, помятый вид сослужил ему хорошую службу: Лиза прониклась сочувствием к страдальцу, благосклонно приняла букет и предложила гостю дождаться папеньку, который вот-вот должен был подойти, и отобедать с ними.

Сидя в гостиной напротив Лизы, Дивов чувствовал непривычную робость и скованность во всех членах. Лиза, напротив, была очень мила и охотно делилась с ним своими впечатлениями от повести Лескова «Очарованный странник», которую она недавно прочла. Там, к слову сказать, речь тоже шла о любви физической, но без подробностей!

Они с Дивовым словно поменялись местами: он осознавал себя мальчишкой, а Лиза – опытной светской дамой.

Приход Александра Ипатьевича разрядил ситуацию: по его уставшему, но весёлому виду Дивов понял, что Лиза ничего не рассказала ему о случившемся, и воспрянул духом. Причём так высоко, что, когда после обеда прокурор удалился в кабинет, сказав, что ему необходимо ещё поработать, и строго велев молодёжи развлекаться, решил взять быка за рога и сделать Лизе предложение.

Она как будто ждала этого, и, когда Дивов, запинаясь и краснея, что было абсолютно ему несвойственно, предложил ей сердце и руку, ничуть не удивилась и сказала, что подумает. Сколько – не знает, но ответ даст ему непременно. На что Дивов, совершенно окрылённый, радостно воскликнул, что готов ждать целую вечность! После этого он осмелился подсесть к Лизе, взять её руку и бережно поцеловать. Она не возражала и была словно обрадована этим.

Ответ последовал через две недели: Лиза дала согласие, и они официально стали считаться женихом и невестой. В газете напечатали объявление об их помолвке, и была назначена дата свадьбы – двадцать третье августа.

Для Сергея Афанасьевича наступило счастливое время жениховства. Он стал проводить больше времени с Лизой, постепенно приучил её к лёгким поцелуям и добился, что она стала отвечать на них. Однажды он заметил, целуя её, что она, закрыв глаза, вся трепещет, зрачки её бегают под тонкими веками, ресницы дрожат, и грудь беспокойно вздымается, и понял, что почти завоевал её. Оставалось подождать совсем немного – июнь, июль, а там – венчание и медовый месяц, во время которого он планировал вывезти молодую жену за границу.