Глава одиннадцатая. Храни тебя Тлалок
Поминутно подскакивая на ухабинах и рытвинах, мы медленно ехали в сторону шоссе и высказывали свои гипотезы по поводу преступления. Я вслух прокручивала события годичной давности, пытаясь понять, каким образом ко мне в лодку попали дротики. Я вообще удивлялась, как меня саму никто пока не заподозрил в незаконном хранении запрещенного биологического оружия, и вслух высказала свои соображения по этому поводу:
– Я – русская, значит, сразу на подозрении -это раз. Только я знаю о потайных местах «Флибустьера» – это два. Неужели я до сих пор вне подозрения, господин капитан полиции?
Джон развеселился:
– Детективов начиталась, да? Во-первых, русские в эти американо-мексиканские дела не лезут, себе дороже. Во-вторых… Впрочем, мне нравится ход твоей мысли…Кто был на «Флибустьере» из малознакомых тебе личностей?
– Хм, – почесала я переносицу, – Ну, репортёры были, я интервью давала для журналов и газет. Так что в принципе интерьер «Флибустьера» видели многие, а я рассказала в интервью о том, как и где я храню столько продуктов и вещей… Дейв в качестве рекламы «ветряк» на него поставил, и мы несколько раз в регате участвовали – от Морро Бэя до Авилы. Ну, конечно, «Флибустьер» получил приз зрительских симпатий, а я получила приз за самую маленькую яхту, участвующую в такого рода гонках. Рекламу «ветряка» до сих пор по телеку крутят, в программах для рыболовов-любителей…
– Да ты – знаменитость, оказывается… – присвистнул Джон
– Ага, в узких кругах. Только это не я, а «Флибустьер». Он у меня фотогеничный…
– Помнишь, кому интервью давала?
– Сережка знает. Он все статьи про «Флибустьера» собирает, ламинирует и на стенку в летней комнате вешает, рядом с картой мира. Говорит, что это у нас «Уголок славы»…
Про то, что зимой «Флибустьер» стоял в гараже у Дейва, я решила пока не рассказывать. Замучают хорошего человека вопросами и подозрениями почём зря… Грунтовая дорога закончилась, и мы наконец-то двинулись по Первому Мексиканскому Хайвею. Невысокие и пологие холмы монотонно сменяли друг дружку. Лишь изредка высокие кактусы, как часовые на посту, охраняли их вершины. Я вдруг вспомнила двух путников с якорной стоянки Кохо и сказала:
– Джон… Наверное, это не важно, но мне сейчас кажется, что за мной могли следить еще с мыса Консепшн. Я там видела двух странных туристов. Мне кажется, что они были мексиканцами… Я точно не знаю…
Джон смешно сморщил нос и прогнусавил:
– Дина, пока всё, что тебе чудится или там кажется оказывается довольно ценной информацией… Я думаю, что на этой волне могу не только благодарность от начальства, но и повышение получить, так что давай, рассказывай…
– Повышение – это хорошо. Только рассказывать нечего, я уже всё рассказала. Двое мужиков с налобными фонариками оказались на холмах около мыса. Я вначале подумала, что они с разбившейся яхты, – ну, там парусная яхты была на берегу, явно выброшена волнами. Я хотела им помощь предложить. Но они не были похожи на потерпевших кораблекрушение. Они стояли на холме и смотрели на меня и «Флибустьера» в бинокль, когда мы шли в сторону острова Сан-Мигель.
– А что там рядом с мысом Консепшн, какие города?
– Так в том-то и дело, что никаких, кроме Ломпока… Там база военная да фермы…
Джон внимательно посмотрел на меня. Тут и до меня дошло, и я ойкнула. Джон спросил в подтверждение:
– Венденберг?
– Ага… Венденберг.
Я виновато покосилась на Джона, но он уже говорил по телефону, сообщая следователям последние данные. Нажав на кнопку громкой связи, он ласково, как к психическому пациенту, снова обратился ко мне:
– Еще что-то помнишь, Дин?
– Щас… Накануне, около девяти утра мы с «Флибустьером» проходили мимо этой базы. Мексиканец или кто-то с похожим акцентом был на лодке в районе этой базы, когда военные начали закрывать какой-то квадрат М для учений. Я его не видела, но слышала по рации. Он не реагировал на их просьбу покинуть квадрат, и военные послали вертолет. Я еще подумала, что он или спит, или не понимает по-английски, или вообще не знаком с правилами. Еще там был американец, который по рации дал свои координаты, чтобы его имели в виду и случайно в него не попали. Я его тоже не видела, только слышала на шестнадцатой частоте. Это всё.
Трубка меня поблагодарила мужским голосом, и Джон, закончив беседу по телефону, объяснил:
– Будут смотреть видеозапись и попробуют вычислить мексиканца. По лодке, по лицу… В мексиканской картотеке полиции пока не нашли никого по тем отпечаткам пальцев, что Марки снял. Может, сейчас нам больше повезёт…
Мы помолчали. Я вновь уставилась в окно. Холмы сменились более живописным предгорным рельефом, стали появляться деревья. Мы спускались в каньон, и мелкий гравий стал то и дело выстреливать из-под колёс. Джон медленно сбросил скорость, и мы аккуратно въехали на небольшой мост перед крутым поворотом.
– А Дейв, это кто? – спросил он неожиданно.
– Мой очень хороший друг. Мы же с ним на Санта-Каталине встречаемся, у него яхта. Он Сережку и Марину с собаками привезет. Может, и Алёша приедет. По крайней мере, я очень на это надеюсь…
– Он тоже – демократ?
– Не знаю…Мы с ним о политике не говорили никогда…
– А о чем вы говорите?
– Ну, о разном…О ветрах, о мечтах. О книжках…
Джон помолчал. Я скинула кроссовки и поджимала под себя ноги, устраиваясь поудобнее. Он взял с заднего сидения одеяло и стал меня укрывать:
– Спи давай. Я весь день дрых после этой текилы, а вечером кофе пил с пирожными. Какие же все-таки вкусные в Мексике пирожные! – Джон пощелкал языком.
– Это верно, – согласилась я, вспомнив воздушные эклеры. Ужасно захотелось сладкого, и я пошарила в пластиковом пакете, который нам сунула в дорогу сеньора Люпэ. Отыскав два слоеных язычка с кремом, я отдала один Джону.
– Дин, – сказал он, роняя масляные крошки на свои фирменные брюки. – А почему бы тебе не остаться в Санта-Барбаре? Переводи себе статьи на пляже, загорай. А на выходных на лошадях поедем. Хочешь – на Санта- Каталине, хочешь – по горам. Там такая красота! Тебе понравиться…
Я покосилась на Джона. Мне хотелось отшутиться, сказав что-нибудь по поводу нашего политического конфронтизма, но не стала. В конце концов, мы стали большими друзьями. Я сказала:
– Спасибо, Джон, но не получится. У меня длинная дорога впереди, и я не знаю, куда она ведет, но уже точно не в Санта-Барбару. И потом, море у вас холодное, а в городе жарко, тесно и дорого…
Я хотела отшутиться, но не получилось. Вышло очень витиевато и неконкретно, словно я была бы не прочь закрутить роман с Джоном, но только не в Санта-Барбаре. Но Джон не обиделся и всё правильно понял, но на всякий случай сказал:
– Эх ты, морской скиталец… Если все же надумаешь осесть тут – всегда пожалуйста. Мой дом для тебя открыт. Ми каса – су каса[21 - Мой дом – это твой дом (исп.)]. Помни об этом, ладно?
– Буду помнить, – твердо пообещала я и закрыла глаза.
Мне стало немного грустно. Путешествуя, мы оставляем позади себя случайные знакомства и крепкую дружбу, навеки вбирая в себя рассказы о жизни наших попутчиков. Кто знает, – останься я в Санта-Барбаре, и моя жизнь может навеки измениться. Я еще вполне могу обзавестись мужем и даже родить ему парочку крикливых мальчишек или девчонок. Но нет, у меня уже есть семья: мои родители, мои дети и будущие внуки. К тому же меня, словно магнитом, так и тянет в дорогу, всё дальше и дальше, в другие океаны и острова. Мне до внуков столько еще надо успеть: совершить океанское путешествие, посадить фруктовые деревья и построить во дворе дома детскую площадку для малышей. А больше всего на свете меня сейчас тянет возвратиться в Ялту – пусть совсем ненадолго, на месяц или два, но всё же домой. Наверное, даже у самого заядлого морского бродяги обязательно есть порт, который он называет свои домом.
Засыпая на пассажирском сидении, я прокручивала в голове недавние события в Сан-Филипе. После нашего знаменательного ужина Джон отправился ночевать к Хосэ. На следующий день, взяв выходной, они вдвоём отправились на экскурсию по местным холмам – разумеется, верхом на лошадях. Мы с Микосом отправились по берегу из Сан- Филипе в соседнюю бухту, где стоял «Флибустьер». Жители деревушки выглядывали из окон и приветливо кивали, узнавая в нас виновников вчерашних событий. С крутого холма спускались козы, растянувшись в линию и ступая вслед друг другу по каменистой осыпи. Дребезжа, раскачивался колокольчик на шее у крупной козы с выменем, полным молока. К девяти часам мы наконец-то добрались до «Флибустьера» и вместе починили отсеки плавучести, залив узкие пеналы жидкой пеной. Волнуясь, Микос выбрал якорь и, подняв парус, направил яхточку к Сан-Филипе. По дороге мы выполнили все базовые элементы судовождения, и я смогла вздохнуть с облегчением: Микос и вправду был настроен очень серьезно. Он мог без ошибки ответить, какие сигналы надо подавать в тумане и при прохождении слепых поворотов судоходного канала, как правильно расходиться с яхтами, рыболовными баркасами и сухогрузами… В Сан-Филипе мы встали на охраняемую стоянку и, заплатив в кассе за полгода, уселись на песке – ждать, когда подъедет Джон. Я косилась на охранника в серой камуфляжной форме с автоматом, всё еще до конца не веря в наличие у него настоящего оружия. В конце концов, это же не военная база… Я морщила лоб, пытаясь вспомнить, как охраняются санатории в Крыму- с автоматами или без? Должно быть, десять лет в Америке заставляют меня ко многому относиться по-другому. Микос расспрашивал меня о Ялте, и я говорила ему, что это – мой дом, куда я всегда буду возвращаться. Он согласно кивал: ему даже странно было подумать, что он может покинуть Мексику насовсем, затерявшись среди островов в чужих странах. Он твердо верил, что, вернувшись назад, он будет окружен жителями города, и они устроят в честь его прибытия фиесту и потребуют подробных рассказов о его путешествиях по океанам. Его совсем не пугал тот факт, что он был первым из своего штата, решившийся стать капитаном. Он говорил:
– Моя мать – из племени Запотеков. Мы верим в бога дождя Тлалока, в Змея-птицу и других богов. Мы просто смотрим на приливы и отливы, на деревья, птиц, землю и животных, и ждем знак. Вот смотри – опять идут козы… Козы петляют по холму, глядя себе под ноги и щипля траву. Бывает, они даже срываются с обрыва, потому что тянутся за более сочным листом у самого края. Иногда козы съедают всю траву, и тогда козы и люди просят Тлалока дать дождя, чтобы склоны холма снова зазеленели. Тогда у коз снова будет молоко, а у людей будет сыр. Но иногда одна или две козы убегают от стада, и пастух их находит на другом склоне холма, – там, где еще много сочной травы… Если стадо так слепо, что боится пройти на другой холм, и лишь одна иди две козы решаются на поиски, – что ж, пастух отпускает этих коз на поиски, а сам ведет за ними стадо. Так лучше для всех: и для коз, и для людей. Иногда люди – как козы… Вот и я пойду первым, и бог Тлалок будет хранить меня, а другие люди потянуться за мной. Бог Тлалока защищает и тебя, ведь ты – часть нашей семьи. Я видел, как мать молилась за тебя утром…
…Джон разбудил меня на границе Мексика-США в Мехикале. Показав паспорта на пограничном контроле, мы поменялись местами, и Джон, по-детски приоткрыв рот, заснул на пассажирском сидении. Шины мерно шуршали по темному асфальту Калифорнии, океан накатывал длинными волнами на берег, и моё сердце радостно пело от предвкушения встречи с моей семьей… Сережка мне сказал, что меня ждет сюрприз! Что ж, посмотрим, что они там мне приготовили!
Пообещав друг другу держать связь, мы с Джоном с сожалением расстались в Лос Анджелесе. Подписав еще одно свидетельское показание, я, наконец, села на теплоход, идущий до острова Санта-Каталина. Даже с причала было видно, что остров словно накрыло небесным колпаком: облако висело прямо над островом, и из него вертикально вниз уходили струи дождя. Теплоход, набирая скорость, приглашал пассажиров посетить бар – ресторан на нижней палубе, но закутанные в штормовки мужчины и женщины все смотрели на тучу и серую стену дождя на фоне безоблачного синего неба.
– Хорошо! – говорили пассажиры, вглядываясь в остров, – Ведь целых полгода не было ни капли! Сразу же все зазеленеет! Трава появится!
– А что, там козы пасутся? – спросила я у грузной улыбчивой женщины, стоящей рядом со мной
– Нет, какие козы! Там бизоны!
– Бизоны?– ошалело переспросила я. – Это большие такие?