Ты здесь?

Я киваю. Айви рукой указывает на стоящее напротив кресло. И как бы абсурдно это не звучало, намекает мне сесть. Осторожно приземляюсь на край, не зная, куда деть взгляд. Она же тем временем прячет сигарету за ухом, насупившись.

– По-моему, я просила тебя расслабиться.

– Извини.

– И прекрати извиняться. Ох. Аж тошно, что ты такой правильный! – вздыхает. – Я серьезно, ты ни в чем не виноват. Это моя вина. Не нужно было делать вид, что я ничего не замечаю. В итоге – ты думаешь, что мешаешь мне. А я… уф. Теперь мне ясно, почему цена на дом была такой несущественной. Ты, видимо, бонус.

Она стягивает резинку и волосы падают на плечи, делая лицо еще необычнее, чем прежде. А затем, опираясь локтем об колено, зачесывает их назад.

Я не знаю, что в таких ситуациях нужно говорить. Если бы мое чувство юмора было хотя бы на йоту лучше, я бы, несомненно, развеял подобную атмосферу шуткой. Но мне на ум ничего не приходит. Просто смотрю на нее, наблюдаю, пытаюсь запомнить этот момент. Момент нашего знакомства.

– Я не буду спрашивать про то, что случилось. Не вижу в этом особого смысла, ибо тебе наверняка неприятно вспоминать об этом. Что касается меня… все довольно просто – от призраков много проблем. И я игнорировала тебя не из-за того, что ты мне не нравишься. Мне, по правде говоря, многие призраки не по душе. Просто это… сложно. Они все начинают просить меня помочь. Ну, знаешь, связаться с их родственниками, передать им что-то. Или просят остаться. Людей, подобных мне, практически нет. Я, так сказать, самородок, и это усложняет мне жизнь.

Взгляд Айви блуждает по желтым огонькам лампы, что отражаются в окне. Через форточку слышится шум моря и разговоры редких прохожих, прогуливающихся вдоль берега. Она закусывает губу, усмехаясь, и ждет моей реакции. А мне и сказать ей нечего. Поблагодарить? Не думаю, что стоит: была бы её воля, отказалась бы от этой тяжкой ноши и не подумала бы об окружающих. Единственное, что я могу – посочувствовать.

– Не хочу ввязываться в это, понимаешь? Снова наступать на те же грабли, чтобы угодить эгоистичным прихотям тех, кто требует с меня больше, чем я могу. Это проблематично. И тяжело.

– Тогда почему ты сразу не отказалась от покупки дома?

– Потому что ты прятался. И Мириам… она в тот день слишком вымотала меня. Может, поэтому я тебя не заметила. Так или иначе, даже если я останусь, в чем польза? Ты мертв. Как бы хреново это ни звучало, но это так. И я буду напоминать тебе о том, что я – здесь, а ты – там.

Айви пожимает плечами. Достает сигарету, зажимает её меж губ и закуривает.

– И куда ты пойдешь? – говорю я. – Ты не сможешь продать этот дом за день, а жить у друзей – такой себе вариант. Особенно, если учесть, что ты совсем недавно приобрела дом. Я не уговариваю тебя остаться навсегда или выполнить сотню моих требований. Этот дом… он достался мне от родителей. Они умерли, когда мне стукнуло пятнадцать. Я не был здесь пять лет, потому что боялся, что скорбь по ним сожрет меня. Боялся вспоминать, да и помнить, в общем-то. Въехал сюда и думал, что у меня получится побороть свои страхи. Начну мечтать, представлять наилучшую жизнь. Но когда умер, то осознал, что даже при жизни я был один. Сейчас ничего не поменялось – смерть родителей помогла смириться с произошедшим намного быстрее. Так что просить тебя о том, чтобы передать моим родственникам, как я скучаю не потребуется. Достаточно просто жить, делать свои дела, создавать уют, работать. Я не доставлю проблем. Просто… не хочу быть причиной твоего переезда. Хочу, скорее, чтобы это место… вновь стало живым.

В её взгляде я вижу сомнение. Верить россказням призрака – чревато последствиями. Но есть выбор? У меня – нет, ведь уйди она сейчас, и я снова начну вспоминать, теряться между реальностью и вымыслом, что поглотит без остатка.

Айви кусает губу. Смотрит на меня долго, изучающе, с примесью грусти и сожаления. Я думаю, что это лучше, чем ничего. А еще – в глубине души – боюсь, что её отрицательный ответ станет причиной для самовольного и дурного поступка, который чуть было не случился до этого.

– Я хотел бы исчезнуть. Я… пытался исчезнуть, но так и не смог. Твое появление в этих стенах что-то изменило. Здесь наконец стало тепло, мне больше не так одиноко и страшно находиться здесь одному. И, наверное, поэтому я приму любое твое решение, даже если ты захочешь продать дом и забыть об этом. Ведь я не настолько эгоистичен, чтобы думать только о желаниях.

Молчание повисает тонкой еле видимой стеной из сигаретного дыма, что кружит вокруг её лица. Айви на меня не смотрит, она вообще старается не встречаться со мной взглядом, будто с прокаженным. Я её понимаю – есть вещи, о которых жалеешь в определенные моменты жизни. Видеть призраков – одна из них.

Но разве я могу как-либо повлиять на это?

– Хорошо, – она кивает спустя пару мгновений. – Я подумаю над этим и дам тебе знать о своем решении.

– Как скажешь. И… спасибо.

Айви тушит сигарету и поднимается с места ничего мне не отвечая. Её звучные шаги стихают быстрее, чем я успеваю привыкнуть к необъяснимому и странному чувству в груди. Я остаюсь в гостиной один, наблюдая за тем, как листы позеленевших деревьев качаются из стороны в сторону. Полоса заката расплывается по небу, море продолжает шуметь и наверняка пахнет все также. Я прикрываю глаза.

Что-то внутри неосознанно, медленно, но верно начинает отдавать легким подобием улыбки. Приятно поговорить с кем-то спустя столько времени. Но еще приятнее осознавать тот факт, что Айви меня видит. И больше не игнорирует.

Улыбка – против воли – расплывается по уголкам губ.

***

– Лео! Ну-ка улыбнись и скажи «Сыр»!

Вспышка. Из полароида вылетает фотография, и Фиби трясет её из стороны в сторону, чтобы поскорее проявить изображение. Глаза находят её лицо, что при солнечных лучах неимоверно теплое, натыкаются на белоснежный ряд зубов, а затем перемещаются ровно туда, где пальцы обрамляют края фото. Фиби едва сдерживает смех и упирается щекой в мой подбородок – я чувствую её улыбку.

– Ну и лицо.

– Я же говорил, что не особо фотогеничен.

– Теперь верю, – след от помады и запах кипарисов, что источает её кожа. Внутри теплеет, и я улыбаюсь в ответ. Руки с привычной быстротой стискивают её в объятиях. Фиби смеется – громко, будто звон колоколов, что пробивает в церкви после молитвы. – Но ты все равно красавчик. Мой красавчик.

Глаза Фиби светятся настолько ярко, что я не могу полноценно дышать и вымолвить хоть слово. Создается ощущение, будто свет внутри нее настолько ослепляет, что становится даже завидно – я таким наделен никогда не был. Мне всегда думалось, что во мне его вообще нет. Что таким как я он просто не положен, это не заложено в наше ДНК.

Фиби всегда тянулась ко мне, требовала ласки и заботы, как кошка, что лезет под руку. Я завидовал ей: подобные чувства с моей стороны были будто пластмассовыми. Влюбленность или любовь, которую она испытывала, казалась настоящей, живой, безрассудной, исцеляющей. Мне нравились эти моменты нашей своеобразной близости: прикосновения, её запах, тембр голоса в тишине комнаты, дыхание. Как вздымалась её грудная клетка, как билась жилка на шее, приоткрытый рот и расширенные из-за эмоций зрачки глаз.

Она всегда была… другой.

Глаза неосознанно находят собственную кровать, на которой видны очертания моей новой соседки. И параллель между ней и Фиби теперь кажется мне весьма забавной, ведь… они совершенно разные. И мои чувства к ним – тоже.

Хотя бы потому что Айви – всего лишь человек, с которым мы делим одно пространство.

Она выглядит умиротворённой, когда спит, словно ребенок, которого невольно хочется погладить по голове. Грудь вздымается равномерно, дыхание плавное, а сидящая на краю кровати игрушка в виде лисы навивает мысли о детстве. Не знаю, к чему я вспомнил о Фиби, смотря на нее. Что делаю в её – или все-таки моей? – спальне. Но быть сейчас здесь кажется мне наиболее правильным решением. Раз за разом всматриваюсь в рисунок жирафа, пытаюсь провести по нему пальцами. Как тогда, перед вечеринкой. Но не выходит. И это разочаровывает. Моя бесполезность.

Наблюдать за Айви весьма… необычно. И совсем не потому что это неправильно, а скорее из-за того, что я уже давным-давно ловлю себя на мысли, что мне нравится это делать. Смотреть на нее, находиться рядом, пока она об этом не догадывается. Своеобразная игра, в которой нет победителей и цели которой до сих пор остаются для меня загадкой.

Я усаживаюсь рядом, проводя ладонью по её голове. Хочу почувствовать тепло, мягкость, хоть что-нибудь. Раз за разом повторяю свои действия, а затем и вовсе ложусь рядом, в нескольких сантиметрах от её лица. Темные пряди спадают на щеки, губы приоткрыты, и она смешно сопит, иногда дергая во сне носом. Думаю, ей снится что-то беспокойное и крайне неприятное.

От этого, наверное, стараюсь её обнять и прижаться максимально близко. Чтобы слышать стук сердца и размеренное дыхание.

Ничего, что так вышло, – думаю я. – Хотя бы сейчас я не один. И чувствую себя намного лучше, лишь благодаря тебе. Несмотря на то, что моя компания навряд ли тебе приятна.

Я закрываю глаза. И отчетливо на периферии сознания улавливаю все тот же смех Фиби.

– Еще одно фото! Улыбнись!

Щелчок. Вспышка. И наши лица, где моя улыбка кажется по-настоящему искренней.

– Сохранишь это фото для меня? Я хочу, чтобы ты помнил об этих моментах.

– Я и так не забуду.

– Хорошо. Тогда поцелуй меня.

– Останься… – сквозь сон шепчет Айви, что заставляет меня немедля выбраться из кошмаров собственной памяти. – Останься.

Если бы сердце было способно биться сейчас, если бы я только ощущал эти болезненные толчки в груди, если бы только я был жив – все было бы иначе. От осознания всего этого становится действительно неприятно, но рука – несмотря на все это – продолжает рассекать пальцами воздух рядом с её головой. И я чувствую – на самом деле, без самообмана, – как от нее исходит тепло.

Айви делает глубокий вдох. И затем, расслабляя напряженные руки, что до этого сжимали одеяло, укладывается по удобнее, оказываясь ко мне еще ближе. И в этом движении чувствуется, как беспокойство внутри нее уходит куда-то прочь вместе с моими плохими мыслями.

Ветер тихонько проникает в комнату вместе с далеким всплеском волн.

3 глава. Принятие