Три орешка для Тыковки

Под орешником, припорошенное опавшей листвой, лежало тело. Грязное тело в одном нижнем белье. Тоже грязном. Грязные волосы лежали на грязном лице, которое к тому же было избитым и опухшим. Но живым. Синюшным и, несмотря на все предпосылки, не окоченевшим. В летальном смысле этого слова. Я приложила пальцы к сонной артерии и облегчённо выдохнула, потому что поначалу не нащупала пульс. Но он был. Сознания не было, а пульс был.

Тело принадлежало мужчине. Высокому и крепкому. Мне с трудом удалось перевернуть тело с бока на спину. Локти, колени и живот его были испачканы сильнее, чем остальная одежда, если так можно назвать нижнюю рубаху и подштанники. Я посмотрела вглубь леса. Среди пожухлой травы, из которой торчал частокол опавших листьев, можно было заметить борозду, пропаханную телом.

Бегло его осмотрев, я поняла, откуда взялся такой способ передвижения. Голени обеих ног были переломаны. Судя по обильным кровоподтёкам на опухших, деформированных ладонях, пальцы тоже.

Я невольно восхитилась: какая воля к жизни! В таком убитом состоянии суметь выбраться к дороге, если пути к моему домику можно было так польстить.

Мне следовало вернуться в город и доложить о находке страже. Но до города топать было гораздо дольше, чем до дома. Солнце угрожающе скатилось за кроны деревьев. Как его потом искать в темноте?

И неизвестно, что с ним сделают стражи. Конечно, закон у нас в государстве справедливый. Просто иногда сильно не сразу. Тело может не дожить.

Я обязана дать ему шанс.

Очевидно, что на руках я его не дотащу. Впервые я пожалела, что так и не обзавелась лошадью. Мой доход пока не слишком к тому располагал. Но в хозяйстве имелась тачка! В общем, я решила: если к тому моменту, когда я вернусь, тело будет ещё живо, буду спасать. А если уже нет – ну на нет и суда нет. Я же не волшебница. Хотя немного ведьма и самую малость магичка.

Я поспешила к себе. Там было тепло: протопленная с утра избушка всё ещё его хранила. Снова выползать на холод не хотелось. Из быстро темнеющего леса веяло опасностью и грядущими неприятностями. Но я пообещала, пусть даже себе. Загрузила в тачку старенькую рогожку из сарая, потёртый тулуп, оставшийся от деда Матея и служивший подстилкой на полатях, и потащилась во тьму, костеря себя за бесхребетность. Ведь наверняка какой-то разбойник. Он всё равно не жилец, после того как столько времени провёл на холодной земле. Мне что, больше всех надо?

Я ворчала себе под нос, но толкала тачку.

Хотелось бы, чтобы тело куда-нибудь пропало. Само собой. Но оно не пожелало облегчить мне жизнь и лежало ровно там, где я его оставила. Более того, пульс всё ещё прощупывался. Я с этим телом ещё даже не знакома, но оно уже раздражало меня своим упрямством.

С большим трудом мне удалось перевалить его с земли в тележку. Для этого я уложила её боком и просто закатила в неё туловище. Ноги так и остались торчать, когда я всё же подняла её на колёса. Ещё немного усилий, и мужчина практически сидел. Скрючившись и болтаясь на кочках, но вполне транспортабельно. Чтобы неповадно было людей с пути истинного сбивать, я наломала веток ему под спину прямо с орешника. Три наглых ореха тоже сорвала и сунула в карман. Потом сгрызу.

Колесо – гениальное изобретение человечества, вот что я вам скажу! Туша, которая весила в пару раз больше меня, была доставлена до моих дверей практически без потерь. Под тулупом она даже стала отогреваться, судя по приглушённым постанываниям. Благодаря досочке я вкатила мужчину по ступенькам на крыльцо, завезла в дом и сгрузила на старую циновку, брошенную у печки. Разожгла огонь, поставила греть воду в чугунках и занялась осмотром.

Лицо незнакомца представляло собой сплошное месиво. Вокруг глаз налились красно-фиолетовые лепёхи с сеточками лопнувших сосудов. Как он этими глазами мог что-то видеть – он же куда-то полз? – оставалось загадкой. Особый шарм добавлял асимметричный отёк левой скулы. Надеюсь, что это не перелом. Во всяком случае, зубы стояли ровненьким рядом. Крепкие зубы. В хозяина.

Тот, кто его приголубил, однозначно был правшой.

И садистом.

Или просто отчаянно его ненавидел. Не знаю, что нужно сделать, чтобы тебя так ненавидели. Я была искренне рада, что мужчина оставался без чувств. Не знаю, как бы я вправляла ему пальцы по живому. Меня и так всю трясло, хотя он ничего не чувствовал.

В печке подогрелась вода. Я вынула со дна сундука застиранный комплект, оставшийся от деда Матея, принесла с чердака старые лубки, оторвала кусок ветоши. По очереди обмыла руки, щедро намазала ладони мазью, уложила в лубки, забинтовала. Теперь можно было стягивать рубаху.

Раньше обнажённым мне приходилось видеть тело лишь одного мужчины, но оно было скорее старческим. Когда-то дед Матей был высоким и статным, это было понятно по его одежде. Но к тому времени, когда мы познакомились, в кости он был не столько крепок, сколько хрупок.

А это тело было именно мужским.

Даже в бессознательном состоянии оно внушало опасение. Но при этом, парадоксальным образом, желание дотронуться. Провести рукой по тугим буграм мышц. Просто так, не в целительских целях. На правом боку, груди и плече среди синяков и ссадин белели полосы старых шрамов. Я всё же права. Точно разбойник. Но не тащить же его теперь обратно? Половина работы практически сделана. А на улице холодно, темно, чудища с красными глазами бегают…

Нет, вот если к утру отойдёт – совсем, – тогда отвезу и выброшу.

Я собралась с духом и продолжила своё дело. Обтёрла. Смазала синяки. Прижгла ссадины. Затянула грудь, где был намёк на трещину – или перелом – ребра. Подложила под плечи валик, промыла над лоханью волосы. Волосы были светлыми, но точный оттенок при светильнике да после мытья определить было сложно. Довольно длинные, почти до плеч. То ли телу на них было плевать, и оно давно не стриглось, то ли было щёголем.

Насекомых я не нашла, что радовало. Зато на голове обнаружились шишки. Не те, которые грызут белки. Это вызывало беспокойство. Может оказаться, что оно прямо совсем-совсем тело. Типа овоща, только с мышцами.

Я обсушила волосы полотенцем и обработала лицо. Натянула свежую рубаху. Теперь по пояс сверху вполне приличный человек, если на руки не смотреть. И в лицо не заглядывать.

На очереди нижняя половина.

Начала я с самого низа. Ступни мужчины были длинными, ровными, ногти аккуратно подстрижены. Всё же он был щёголем. Точнее, пока ещё есть. В отличие от коленей, подошвы были почти чистыми и без ссадин. Очевидно, разували его уже после того, как переломали ноги. Надеюсь, он тогда был без сознания. Очень сильно сомневаюсь, что голенища сапог деликатно разрезали. Скорее, просто сдёргивали. Зато переломы обошлись без смещения. Возможно, тогда их и вправили. Невзначай.

Голени я уложила в лубки. Немного помедлила, перед тем как стягивать штаны. Нет, ну а что? Мне всё равно ему судно подставлять, подмывать… Даже если он будет справлять нужду в портки, всё равно раздевать придётся.

Я с решительным видом развязала на них верёвочки и спустила.

Мужской инструмент у тела рос из густых золотистых зарослей и был куда внушительней, чем у деда Матея. Старый травник быстро разгадал мою ложь про вдовство и, совершенно не смущаясь, будто рассказывал, как готовить микстуру от кашля, поведал, откуда появляются дети и что для этого нужно пить. И что нужно пить, чтобы дети не появлялись.

Так что в теории я была подкована.

С практикой были проблемы…

Я так деду Матею и сказала: не хочу, чтобы в меня палкой тыкали, даже если она кожаная и без костей. А он на это только посмеивался:

– Зарекалась, – говорит, – баба…

– Что, – говорю, – зарекалась?

А он:

– Это тебе муж расскажет!

Мне очень не хватало деда. Сейчас я с ним посоветовалась бы, что делать, вместо того чтобы пялиться на всякие непотребства.

Я осторожно, стараясь лишний раз не тревожить травмы, стянула штаны с ног. Обтёрла тёплой тряпочкой. Инструмент на это увеличился в размерах. Смотри-ка! Сам почти мёртвый, а размножальник шевелится! Потом осторожно натянула на найдёныша дедовы подштанники.

Закончив с ранами, я влила разбойнику в рот общеукрепляющий настой и накрыла тулупом. Что я могла сделать – сделала. Остальное его забота. Бросила его бельё в ту самую лохань, в которой мыла волосы – не пропадать же гретой воде! – и понесла в сени. Замочить. Пока мужчина не пришел в себя, запас белья жизненно необходим.

Он, конечно, может и вообще не прийти.

Но с этой проблемой будем разбираться по мере наступления.

Теперь, когда с найдёнышем было покончено – в хорошем смысле этого слова, – настал черёд хозяйства. Рыжая Зорька, зараза, опять выломала жердь в стойле и, высунув рогатую голову в дыру, с укоризной блеяла в мою сторону. Понятное дело, еда не по расписанию всех огорчает. Меня тоже. Я же на неё не блею? Покормила живность и пошла в сени.

Пока застирывала подштанники, заметила, что сшиты они из дорогой ткани. Сама когда-то из такой носила, пока жила дома. Ничего так нынче разбойнички шикуют!

Стараясь не думать, откуда у мужчины эти вещи, я вернулась в комнату.

Тело заёрзало под тулупом, пытаясь свернуться. Подошла ближе, но уже на подступах поняла, в чём дело. Мужчина стучал зубами. Теперь, когда организм оказался в тепле, он мог себе позволить разогнать жар. Сейчас его потрясёт-потрясёт и как ударит лихорадкой…

Я заварила потогонный сбор, приглядывая травки от кашля. Если до утра дотянет, как пить дать махровая простуда вылезет. Почки, опять же, если не отбили, то отморозил. Я добавила ещё пару травок в заварник. Одни убытки от мужика в доме, что бы ни говорил дед Матей.

Вскоре тело начало буянить. В смысле, скинуло тулуп, стало стонать, крутиться и отказываться пить настой. Потом принялось бредить. Бормотало что-то невнятное. Разобрала я только «мама» и «нет», но насчёт первого не уверена.

Тут я поняла свою ошибку. Его нужно было сразу грузить на полати. На полу хоть и было удобнее с ним возиться, но всё ж не лето на дворе. Понизу изрядно тянуло холодом, и циновка особо не спасала.

Я вздохнула и снова попёрлась на улицу, за досками. Уложила горкой, застелила тканью, обмотала разбойника крепкой веревкой в подмышках прямо с циновкой и потянула, как на салазках. Уложила ближе к печи, сама устроилась рядом, время от времени просыпаясь, чтобы дать отвар, обтереть или сменить под телом бельё. Так на него пелёнок не напасёшься! К утру жар наконец удалось сбить, и мужчина просто уснул.