Три орешка для Тыковки

А я вот не такой!

Мне записать куда-то нужно, а то забуду.

Я бросил взгляд в соседнюю комнатку. Она была отделена от передней части избы с одной стороны дощатым простенком, с другой – стеной печи, которая поднималась до самого потолка. В узкой клетушке, освещенной единственным окном, тоже висели травы и стоял большой стол со ступками, пестиками, спиртовкой, бутылями… В общем, обычное рабочее место травника.

Осталось дождаться приснопамятного супруга сударыни Тыковки, которая оказалась не только злопамятной, но ещё и врушкой. Но всё это совсем не огорчало. Чувство сытости примирило меня с чужими недостатками и странностями.

Только зачем ей нужен этот уродский маскарад? И как к нему относится супруг Тыковки? Вот я бы не порадовался, если бы по мне при жизни носили вдовий наряд.

Впрочем, какая мне разница?

Я забрался на полати, вытянулся по диагонали, укрылся и отдался блаженству. Как, оказывается, мало нужно человеку для счастья. Протопленная изба.

Кружка молока.

Ломоть хлеба.

Чистая одежда.

Жизнь.

В груди растекалось тепло, в котором таяли боль и тревога. Оно заполняло тело приятной тяжестью. Только теперь я понял, как устал от такого, казалось бы, пустякового путешествия в пару десятков шагов. На фоне внутреннего тепла стала особенно заметна разница в температуре: снаружи и внутри. Видимо, домик быстро выстывает. Сквозь дрёму я свернулся под старым тулупом и погрузился ещё глубже: сначала в сон, потом в беспамятство.

Глава 4. Майя

То, что тело пришло в себя и проявляло признаки разумности, с одной стороны, радовало. С другой стороны – создавало проблемы. У меня был довольно ограниченный опыт сосуществования с чужими людьми в одном пространстве. Родители были не чужими. С дядей Дамиром мы фактически не пересекались, а в случаях, когда нам вынужденно приходилось общаться, я подчинялась. Моё мнение его не интересовало. В случае с дедом Матеем ситуация была почти обратной. Он во всём зависел от меня. И хотя я этим не злоупотребляла, всё же чувствовала себя в доме главной.

Совсем другое дело – огромный чужой мужчина, который чего-то хочет. А чего-то не хочет. Пока найдёныш бессловесно лежал, он ничем не отличался от стола. Или скамейки. С той разницей, что скамейка и стол не кашляют. А в остальном – делай что хочешь. Теперь, когда мужчина пришёл в себя, мне придётся подстраиваться под его хотелки.

Либо сразу показать, чьи желания в приоритете: мои.

Хотя это будет непросто в силу разницы в весе и возрасте. Это его «Взрослых позови» очень показательно. То есть со мной говорить не о чем, поскольку я недостаточно взрослая. Теперь придётся тратить силы на доказательства.

Ну вот что мне дома спокойно не сиделось? Лежал себе человек под кустом – и пусть бы дальше лежал. Полз, полз по своим делам. Думает: дай отдохну. И прилёг. Это он пока не до конца очухался. И глаза продрал всего на четверть. Не ровён час, ещё претензии выставит, что я его к себе приволокла.

Привычная дорога всегда коротка, и я сама не заметила, как дошла до города. В лавке было зябко. Я развела огонь в печурке и грела руки, глядя, как пламя охватывает дрова. Решительно и неотвратимо. Не это ли сейчас происходит с моей жизнью?

Надо от него избавляться, пока не поздно. Подлечу ещё немного и сдам страже под белы рученьки. Пусть им указывает, чем его кормить.

Я, конечно, оставила на столе еду. Раз он смог с переломанными конечностями доползти непонятно откуда непонятно куда, то с починенными до стола тем паче доберётся. Если достаточно проголодался. А если недостаточно, то до вечера ещё время есть аппетит нагулять.

Торговля сегодня шла не так бойко, как вчера, хотя, казалось бы, погода на улице такая, что болей – не хочу. Утомлённая бездельем, я дремала, сидя у прилавка, уложив голову на предплечья. Потом махнула рукой и исправила на табличке время работы. Если с утра в очереди к лавке не стояли, значит, ничего экстраординарного в жизни горожан не происходит. По крайней мере, из того, что лечат настойками и порошками.

В городских воротах мне дали другого провожатого. Новый стражник был невысоким, коренастым и неразговорчивым. Возможно, его предшественник поделился с ним трагическим опытом душевных разговоров, а может, по жизни такой. Но для меня идеальный вариант. Мы молча дошли до моей калитки. И никого не встретили. Вот почему когда я со стражником, никаких полутрупов на дороге не валяется? И грызи вокруг не бегают? Даже орехи не растут.

– Ну как, справились? – поинтересовалась я, войдя в дом.

Вместо ответа найдёныш закашлялся. Не хочет отвечать – не надо. До еды он добрался, как я и ожидала, но даже не поблагодарил. Невоспитанное тело я подобрала. Ни тебе спасибо, ни здрасьте, ни до свидания. Я помыла кружку, подложила дров и поставила греться чугунок для обеда. Как я училась готовить в печи, когда сюда приехала, песня была. Я же ни почистить, ни сварить, ни помыть была неспособна. А теперь даже хлеб умею выпекать, спасибо деду Матею.

Найдёныш продолжать б?хать за шторкой и упорно не желал разговаривать. Кашель его мне не нравился. Он, может, и не хочет со мной общаться, но я ночью спать хочу, а не слушать этот лай. Запарила свежие травки, дала отвару настояться-подостыть и полезла на полати.

Там я поняла, почему разбойник не отвечал. Он снова впал в беспамятство и весь пылал жаром. Приложила к его груди ухо. Внутри всё скрипело, хрипело и булькало. Будто там целый хор хрипельщиков и бульковщиков концерт устроил.

Да что ж такое! Ушла всего на несколько часов, оставила его нормальным, вернулась – опять овощ! Он что, после того как поел, ещё на полу повалялся, чтобы холода добрать?

Впрочем, ему и в прошлый раз хватило. Наверное, он просто использовал все свои силы, чтобы добраться до еды, и на борьбу с болезнью уже не осталось.

Ну так не надо было кочевряжиться!

Ещё какое-то время я помучилась чувством вины. Но после того как он своей ручищей попытался отбиться от горького настоя и опрокинул на меня кружку, оно быстро выветрилось. Отстирывай теперь пятна, Майя. Больше-то тебе заняться нечем.

Я ворчала себе под нос, но на самом деле стремительно ухудшающееся состояние мужчины пугало всё сильнее. Будто судьба услышала мои сегодняшние сомнения по поводу совместного житья с непонятными чужаками и решила избавить от проблем самым кардинальным образом. Он бредил, метался, кашель становился всё продолжительней и забористей. Я уже совсем отчаялась, когда вспомнила про гримуар.

Если с предыдущим заклинанием я просто экспериментировала, то теперь обратилась к помощи рода от безысходности. Я подняла фолиант со дна сундука, где прятала свои книги под ворохом одежды. Погладила. Капнула кровью на корешок. И попросила открыться.

И он открылся. Сам. Страницы шелестели, переворачиваясь, пока не успокоились. На открывшемся развороте располагалось заклинание разделения Силы. Я, честно говоря, рассчитывала на какой-нибудь наговор от лихорадки и теперь пялилась на книгу, не очень понимая её самоуправство. Зачем разбойнику Сила? Что он с нею делать будет?

С другой стороны, гримуар ещё ни разу раньше так себя не вёл… Лежал и лежал обычно, будто рядовая книга.

Я решила поискать другой, более подходящий вариант, но стоило мне убрать пальцы от страниц, как они вернулись в прежнее положение. С третьей попытки я была вынуждена признать: это не случайность. Книжища по степени упрямства не отличалась от моего найдёныша. Я уложила её возле мужчины, задрала рубашку и положила, как полагалось, ладони ему на грудь.

С первым же словом мужчина притих, мышцы его расслабились, лицо смягчилось. Мои руки потяжелели и будто приросли. Я чувствовала себя бочкой, в которой открылся краник, и содержимое потекло из неё пенящейся струёй. Не знаю, куда Сила там попадала, но во мне её уменьшалось. Уменьшалось и уменьшалось, а какого-то волшебного слова, означавшего конец процедуры, в книге не было. Возможно, оно было на следующей странице, но оторвать руки от груди разбойника я не могла. Они как приклеились. Я теряла Силу, и это было страшно.

А потом в один момент всё прекратилось. Гримуар, предатель, захлопнулся. Будто говорил для особо одарённых: закончили. Отдыхай.

Я оторвала руки и прижала к себе. Мои миленькие рученьки, наконец-то мне вас вернули! Но я чувствовала такую слабость, что даже сил сходить убрать книгу не было. Внутри было непривычно пусто. Я с трудом подсунула гримуар под подушку и завалилась спать прямо там, где была. Рядом с разбойником.

– О, Тыковка! Ты откуда здесь взялась? – поинтересовался над моим ухом бодрый мужской голос.

Спросонья я не сразу поняла, кто это и почему он разговаривает с овощами. Потом дошло: найдёныш. А Тыковкой он вчера меня называл. Меня как холодной водой облили, так сразу в голове прояснилось.

Я распахнула глаза и обнаружила жёлто-фиолетовую физиономию почти у самого носа. Шея затекла, и я быстро нашла причину: под нею вольготно устроилась мужская конечность. Ещё одна неучтённая конечность упиралась мне в бедро.

И ведь буквально ночью ещё умирал!

Хотя по ощущениям умирала я. Теперь воскресла, но не до конца. А мне ещё хлев чистить, Зорьку доить, еду готовить, одежду стирать, в город идти…

А эта довольная рожа будет спать-отдыхать!

Ну что за несправедливость?!

– Вас вчера всю ночь спасала, – буркнула я и села.

Сила понемногу возвращалась. Во всяком случае, меня уже не шатало и в глазах не двоилось.

– Хорошо спасала. Можно ещё раз?

Я поняла, за что ему вышибли челюсть. У меня тоже возникло такое желание.