Карамелька от папы Ноэля

– Что?.. – икнула Маринка.

– Говорю, что не женат. Поняла?

– Ага, поняла, – закивала та.

Нина с сомнением посмотрела на Наташу.

– Не парься, Нинок, – словно пионер вытянулась Наташа. Состояние ненормального ажиотажа прошло, и теперь осталась только внутренняя колотящая дрожь. – Прослежу лично. Завтра в десять часов утра на плаце Арагон будет стоять в лучшем виде.

– Да, и, надеюсь, не будешь позорить меня? На колени перед ним не кидаться. Руки не целовать. Гордая, красивая, чемоданчик подняла и, легко, от бедра, пошла. В конце концов ты же украинка, а не туземка какая-то.

Во время ужина Наташа не сводила глаз с подруги. Накалывая на вилку листья салата, та, не глядя, засовывала их в рот. Иногда листья падали. Марина засовывала в рот пустую вилку и, не замечая, с прежним старанием пережёвывала пустоту.

– Собирайся. Я зайду перед сном, – пробормотала Наташа, ободряюще похлопывая подругу по плечу.

Марина кивнула и скрылась в своём отсеке.

Зайдя к себе в комнатушку, Наташа вынула из кармана фотографию сына. За две недели карточка потускнела и помялась. Не мудрено, сколько же слёз и молитв она выдержала. Каждый вечер, после того как выключали свет, Наташа доставала снимок и, прижав к губам, молилась. «Всё будет хорошо, – внушала она сама себе. – Просто, наверное, это ещё не дно. Вот доберусь до дна, оттолкнусь и вверх». Хотя, куда уж «днее»? Ниже уже некуда. Вряд ли какая-нибудь «донья Роза» захочет иметь в доме компаньонку, выползшую из-под моста.

Посмотрев на часы, Наташа аккуратно спрятала в карман фотографию и вышла в коридор. Из комнатки Марины доносилось шуршание. Наташа улыбнулась. Ну хоть кому-то повезло. Значит и ей повезёт! Постучав, приоткрыла дверь. Закрытый чемодан лежал на кровати. На тумбочке валялись зеркальце, чёрный карандаш для глаз, тушь и помада. И фотография Евы. Дочери Марины было всего три года. Очаровательная, синеглазая, вся в мать. Наташа всегда завидовала мамочкам девчонок. Сама когда-то мечтала о дочке. Косички, бантики, яркие платьишки…

– Чего фотографию не прячешь? – спросила она, присаживаясь на край кровати.

– Это в последнюю очередь, – бросила Марина, оглядывая свою каморку.

– Ты не боишься? – кутая плечи в тёплый шарф, спросила Наташа.

– Чего? – Марина старательно делала вид, что не понимает вопроса. – А этого? Не. Я год без мужика. Так что пусть он меня боится.

Бухнувшись на кровать, рядом с Наташей, Маринка резко обняла её, уткнувшись носом в плечо. Боится. Конечно, боится. Только выбора-то нет.

– Ты, главное, Нинке сразу сообщи, как доехала, как устроилась. А то я с ума сойду. – Наташа давала последние наставления, стараясь за спокойной беседой скрыть чувства, которые бушевали внутри. Завтра Марина уедет, и она останется совсем одна. Фигня! Как говорится – первый пошёл! Она следом. Прямиком в счастье.

Марина кивнула. Разговаривать было не о чём. Только страхи распространять. Вдруг Маринка подскочила, достала из сумочки кошелёк. Вынула десять евро и протянула Наташе:

– Бери. Последние. На счастье.

– Дура, что ли? – отодвинула деньги Наташа. – У самой ещё неизвестно что будет.

– Бери, – повторила Маринка, настойчиво засовывая купюру Наташе в карман. – У меня всё будет хорошо. Я чувствую. А вот что у тебя будет?..

Об этом Наташа подумает завтра. А сейчас только позитив. Вчера Игорь тоже уехал в село. То ли на сбор какого-то урожая, то ли на посадку. Он что-то рассказывал, но Наташа так устала, что слушала в пол-уха. Вчера она, так же как сегодня Маринка, достала из чемодана две последние банки тушёнки и отдала Игорю. Неизвестно, когда их там оформят и накормят. А мужикам надо хорошо питаться. А она… По крайней мере в ближайшие два дня она обеспечена трёхразовым питанием. А что будет дальше? Вот когда наступит это дальше, тогда и будем решать.

***

Утро выдалось пасмурным и холодным. Аккуратно завернув свой бутерброд в салфетку, Марина передала его Наташе. Та покачала головой, но взяла. Завтра придётся покинуть рефухио и даже сухой бутерброд будет как нельзя кстати. Думать о плохом не хотелось, поэтому, подняв чемодан подруги, Наташа вслед за Мариной вышла из ворот рефухио.

До «трёх штыков» дошли быстро. Глядя на возвышающуюся на площади скульптуру, Марина вдруг занервничала. Дорога была с обеих сторон. Откуда подъедет машина незнакомого Антонио, они не сообразили уточнить.

– Спокойно, – оборвала надвигающуюся истерику подруги Наташа. – Ты следи за той дорогой, а я не спущу глаз с этой.

Наташина дорога проходила вдоль самого большого банка Сарагосы. К стеклянной витрине постоянно подходили люди, останавливались и рассматривали растянувшийся на несколько метров рождественский вертеп. Игрушечные мельницы крутили лопасти, загребая воду и выплёскивали её с другой стороны. Покачивались верблюды, навьюченные мешками. Миниатюрные куколки, одетые под вифлеемских жительниц, без устали склонялись над ручьём. Каждый день, проходя мимо этой витрины, Наташа останавливалась, находила ясли с маленьким Иисусом и молилась. Вот и сейчас, сконцентрировав взгляд на инсталляции за стеклом, она начала бормотать молитву. Только бы сегодня всё закончилось хорошо. Если Маринка устроится, значит и у неё всё будет хорошо.

Без пятнадцати десять… Десять… Десять ноль пять… Наташа незаметно скосила глаза на подругу. Медленно, словно зомби, Марина повернулась. Так и есть. Бледная, аж зелёная. Губы трясутся. Ещё пара минут и шлёпнется в обморок. Дрожащие руки Маринки пытались потуже завязать шарф, а из опухших глаз уже покатились первые слезинки. Зелёный свет, машины медленно тронулись. У перехода начали скапливаться люди. Наташа снова обернулась к дороге. Быстро вытерла глаза. Неужели чёрная полоса так и не закончится? Маринка же этого не переживёт. Во рту снова появился резкий металлический привкус. На руке что-то повисло. Маринка. Ну точно сейчас в обморок упадёт.

– Se?orita Marina. Soy Antonio. De parte de Nina.[4 - Сеньорита Марина. Я Антонио. Вам обо мне Нина говорила. (Исп.)]

Как по команде обе они смахнули слёзы и уставились на затормозивший автомобиль. Чёрный огромный внедорожник был совсем не похож на карету из сказки, но Наташе в этот момент показалось, что над машиной покачивается белая сверкающая аура.

Выскочивший мужчина махнул рукой и бросился открывать багажник. Наташа не сдержала улыбки. Антонио не имел ничего общего с образом испанского мачо, взлелеянным латинскими сериалами. Полноватый, кудрявый и глаза… Добрые такие. Пушистые.

«У-у-у-у», раздалось рядом тихое завывание.

– Не р-р-р-еветь, – зарычала Наташа. – Успокоилась. Взяла чемодан и красиво, от бедра… Пошла.

Кажется, от бедра не получилось. Ноги Маринки заплетались и всё быстрее несли её к машине. Чемодан неуклюже шлёпал по лодыжкам. Ну совсем не сеньорита. Уже почти подойдя к машине, Маринка зацепилась за что-то ногой и с визгом полетела на землю. В последнюю секунду Антонио успел подхватить свою будущую домработницу. И захохотал. Следом, звонким колокольчиком захохотала Маринка. Наташа облегчённо выдохнула. Слава богу, не маньяк. Ну, не может маньяк так заливисто хохотать.

Наташа махнула рукой и тяжело вздохнула. Сев в машину, Маринка даже не обернулась. И помахать забыла. Ну это от нервов. Вот и всё. Одна. В чужом городе, который так не хотел дать ей даже маленький шанс на счастье. На светофоре снова зажегся красный. Народ спокойно подходил к пешеходному переходу, люди переговаривались, шутили. Всё было так буднично, что Наташа почувствовала себя бившейся в паутине мошкой. Самое страшное, сколько она ни бьётся, лишь прочнее увязает в липких нитях. Вытерев шарфом мокрое от слёз лицо, Наташа медленно пошла к площади Испании. «Bershka», «Mango», «El corte ingles». Люди выходили из магазинов, нагруженные брендовыми пакетами, яркими коробками. Навстречу неспешно шёл Папа Ноэль. Длинная белая борода развивалась на ветру, и мужчина то и дело поправлял сползающий в сторону аксессуар. Хозяин испанских новогодних праздников опирался на длинный посох. Время от времени он останавливался, разводил руки в стороны и зычно кричал знаменитое «Йо-хо-хо». Дети подбегали, протягивали письма с пожеланиями, что-то говорили и счастливые убегали обратно к родителям. Наташа даже остановилась. Представила, как её Серёжка был бы счастлив, встретив на улице самого настоящего Деда Мороза. Представила так ярко, что губы сами собой растянулись в глупую улыбку.

– Feliz Navidad, princesa! [5 - С Рождеством, принцесса! (Исп.)]

Наташа испуганно вздрогнула. Надо же, так размечталась, что даже не заметила, как Папа Ноэль вплотную подошёл к ней.

– Crеeme, – улыбнулся в белую бороду Папа Ноэль и наклонился к самому её уху, – todo serа bien! [6 - Поверь мне, всё будет хорошо! (Исп.)]

И протянул ей карамельку. Наташа растерянно улыбнулась. Конечно, всё будет хорошо. Только когда?

Проспект Независимости уже неделю был закрыт на ремонтные работы. Узкие переходы, огороженные деревянными заборчиками, позволяли прохожим двигаться строго по одному. Пожилой мужчина неторопливо вёл за собой такую же пожилую даму. Судя по всему, они никуда не спешили. Глядя им в спины, Наташа вдруг почувствовала прилив какой-то ненормальной ненависти. Ненависти к этим обеспеченным, не ведающим проблем людям. Вот идут старички и не думают, что будут есть их дети на обед, чем заплатят за коммуналку… И никто их на улицу зимой не выкинет. Гранату бы… Вдруг в пятку что-то воткнулось. Подскочив на одной ноге, Наташа остановилась. Опершись о перекладину, попыталась разглядеть, что же случилось с каблуком, но с виду всё было нормально. Подняв глаза к небу, Наташа больше не могла сдерживаться. Слёзы душили, тяжёлый комок распирал горло, перекрывал дыхание. Перед глазами снова полетели чёрные мошки. «Спокойствие, только спокойствие» – внушала она себе, краем глаза наблюдая, как стоявший на другой стороне дороги мужчина в оранжевом жилете вдруг помахал ей рукой. Сняв белую строительную каску, незнакомец пошёл в её сторону. «Вот только “давайте познакомимся” мне сейчас и не хватало», вяло подумала Наташа и, прихрамывая, пошла к лавочке.

– Больно?

Вопрос на русском прозвучал как гром среди ясного неба.

– Я Володя. Давно тебя заметил, – сказал мужчина, присаживаясь рядом с ней на лавочку. – Бегаешь каждый день туда-сюда. Почему-то сразу подумал, что наша. Среди местных таких красавиц не встретишь. Работаешь где-то в этом районе?

«Красавица». Издевается, что ли? Это она-то? С красным, опухшим носом. Со щёлочками зарёванных глаз. А теперь ещё и хромающая.

– Что с ногой? Подвернула?

Наташа покачала головой. Комок всё ещё раздирал горло, не давая говорить.

– Снимай сапог. Посмотрю.

Наверное, в другое время Наташа ещё и отчитала бы малознакомого мужчину за подобную фривольность, но сегодня просто расстегнула молнию и стянула обувь. Володя засунул руку в сапог и, смеясь, покачал головой.

– Как же так надо было бегать, чтобы супинатор вылез наружу? Это уже не починишь. Новые надо покупать. Как раз вовремя. Сейчас же скидки новогодние начались. Купишь себе нормальные сапоги, а не этот китайский ширпотреб.

– Куплю, – безразличным голосом прошептала Наташа, снова надевая сапог. – Как только денег заработаю, так и куплю. Ладно, спасибо, что посмотрели.