Я выглянула в окно.
– А мне говорили, что в Питере никогда не бывает солнца.
– Бывает. Не часто, но бывает.
Остальное время мы проговорили о погоде, о работе, о вкусной рыбе, поданной нам на красивых белоснежных тарелках.
После обеда Вера вернулась к себе в отдел. Антонина Павловна задержалась в столовой, встретила начальника сметного отдела и зацепилась языком. Я зашла в туалет. Только здесь можно поговорить по телефону. В кабинете два любопытных мужика, а в коридорах нельзя долго стоять.
Алик не сразу взял трубку. А когда ответил, я не узнала его голос.
– Привет, – устало проговорил он.
– Как ты?
– Нормально.
– Прости, я не позвонила тебе вчера.
– Ничего.
– Мне жаль, что с тобой такое произошло. Как ты себя чувствуешь?
– Хреново. Все болит.
– Я хотела, тебя навестить. Можно?
– Когда?
– Сегодня. Сейчас я на работе, но постараюсь уйти пораньше, чтобы успеть до закрытия больницы. Ты не знаешь…
– Маш, Маш, – перебил он меня. Голос стал громче. – Не надо.
– Чего не надо?
– Приходить.
– Почему? – задала я глупый вопрос и только потом догадалась. – Я слишком навязчива?
– Ну-у…
– Что?
Наступил тот момент, когда я должна положить трубку и больше никогда о нем не вспоминать. Но не могу. Неведомая сила притягивает меня к Алику. Словно магнит. Тащит в сторону, заставляет забыть о хорошем воспитании, о правилах приличия. Да, я – девушка и не должна унижаться перед мужчиной. Это вопрос чести, как сказала бы мама. Все понимаю, все осознаю. Но сердце сжимается с такой силой, что трудно дышать. Голова думает только об одном. Душа рвется в нужном направлении.
– Я не хочу, чтобы ты из-за меня ехала через весь город. Больница далеко от офиса. Мы скоро увидимся.
Он переживает за меня.
А я-то подумала…
– Глупости! Возьму такси.
– Не надо, Маш. Мне действительно плохо. Я еще не встаю с постели. Давай, увидимся позже?
– Ты уверен?
– Уверен.
– Тогда, хотя бы звони мне.
– Я позвоню из дома. Врач сказал, что меня выпишут через пару дней.
– Хорошо.
– Пока.
С этого дня мы стали созваниваться. Не часто. За две недели пока он был на больничном, разговаривали три раза. Первый раз двадцать минут (я засекала), второй раз проговорили больше часа, третий раз он позвонил поздно ночь.
Не слишком общительный парень. Не задает вопросы, ни чем не интересуется, только молчит и внимательно слушает мою бесконечную болтовню, кивает головой в камеру.
– Ты завтра выходишь на работу? – спросила я, когда он уже начал зевать.
– Угу, – лениво промычал он.
– Зайдешь ко мне?
– Наверное, если дед никуда не отправит.
Он лежит на кровати. Я вижу только его синие глаза.
– Ты хотел, свозить меня на стрельбы, – нескромно напомнила я. – Впереди выходные.
– Стрельбы на время отменяются. Мне пока нельзя заниматься спортом.
– Разве это спорт?
– Конечно. Там такое напряжение, все мышцы работают.
– Я не думала, что арбалет настолько тяжелый.
– Он тяжелый. Руки с непривычки болят, ноги тянет, идет большая нагрузка на спину.
Вот почему у него широкие плечи. Еще он много плавает.
– Сколько у тебя шрамов на теле? – решила я сменить тему. И правильно сделала.
– Два. – Он опустил камеру на грудь. – Вот видишь, под соском небольшой шрам. А теперь еще здесь.