Девятый дом

Да, они знают что-то о других планетах. Но это «что-то» настолько мало, что практически ничтожно. А многие ведь даже и мысли такой себе не допускают: далеко, холодно, страшно. А у нас тут тепло и все понятно. Вот если бы кто-то нашел все-таки сейчас техническую возможность переместиться в другую галактику, с ним было бы примерно то же самое, что и с этим мужчиной с третьего этажа. Дорасти надо, понимаешь.

– Ну, предположим. Приехал не на тот этаж. Но ведь они все не сильно отличаются друг от друга. Верхние, насколько я заметил, просто почище, чем нижние.

– Это для тебя, милок, они не сильно отличаются. Для тебя здесь чуть почище, а для живущего на третьем этаже это «почище» сравнимо с солнечным светом, когда смотришь на полуденное солнце без солнцезащитных очков так, что за секунду ослепнуть можно. Он не видел никогда чистоты. Не видел, понимаешь. Я сама еще не привыкла, мне пока не очень комфортно в такой стерильности. Но для меня это просто работа.

– Стерильности? Вообще не понимаю, о чем вы говорите. Этаж как этаж. Ну да ладно. Приехал он. Что дальше-то происходит?

– А дальше двери лифта открываются. Пассажир не идентифицирует обстановку, представившуюся его взгляду, как ожидаемую, потому как его ожидания были построены на опыте первых трех этажей, и инстинктивно отторгает ее. Этаж, в свою очередь, тоже не предполагал увидеть в своей плоскости такого наглеца и также инстинктивно отторгает пассажира. Взаимное отторжение нагнетает давление в воздухе, накачивая его взаимоисключающей силой. Давление и объем воздуха достигают критического значения, воздуху нужно куда-то деваться, и он находит себе выход через дно лифта, благо две щеколды, которые его держат, поддаются легко. И вот вам, пожалуйста, получается, человек сам себя выдавливает из лифта вниз.

– А как человек должен был понять, на какой этаж ему дозволено подниматься, а на какой нет? – спросил женщину Монг.

– Сюда чужие не приходят. Жильцы живут, конечно, но все они, кроме своего этажа, никуда не ездят. Мне кажется, они даже не знакомы друг с другом. А этот мужчина не здешний. Первый раз его видела. Люди сейчас закрытые пошли, уверенные в своей исключительности, но при этом абсолютно нерешительные. Большинство людей так и не могут разобраться в себе. Некоторые привыкли работать на одной и той же работе, жить с одним и тем же супругом. Ни работа, ни супруг давно не приносят им никакой радости. Человек понимает, что хочет и может заниматься совсем другим и жить по-другому.

Иногда появляется шальная мысль бросить все к чертям: уволиться или развестись, но тут же возникает вопрос: а что потом? Он хочет, у него, возможно, даже есть какие-то планы, но он боится. Боится неизвестности. И человек начинает оправдываться перед самим собой, что работы лучше-то, наверно, и не найти – везде одно и то же, и строить новую семью с кем-то еще уже поздно: возраст, привычки, все заново начинать, и неизвестно, что получится, а получится ли вообще.

А тут вроде все уже поставлено на рельсы и едет. Медленно, но едет. Работа привычная, платят немного, но все-таки платят. Домой идти не хочется, но если прийти и уставиться в телевизор, то вроде до сна дотянуть можно, и если поменьше сталкиваться с мужем или женой, то может обойтись и без выяснения отношений.

Вот таким людям и нужен пинок, чтобы что-то поменять в своей жизни, чтобы выскочить из этого колеса, в котором они крутятся, как белки, не видя цель перед собой. Им нужен переход на следующий уровень. На этом они уже выгорели. И тогда они приходят сюда. Но иногда приходят и такие, как этот в костюме.

– А как они узнают об этом лифте? – спросил, недоверчиво сдвинув брови, Монг.

– В последнее время людей стало приходить намного больше, чем раньше. Еще пару лет назад за месяц мог появиться только один, а сейчас в неделю человек десять приходит. Мы сами с удивлением узнали, что есть какие-то курсы повышения уверенности в себе, которые и направляют сюда людей. Я бы, честно говоря, организаторов этих курсов самих направила сюда для начала. Но я не знаю, может, они здесь и были и сделали правильный выбор.

– Правильный выбор? А какой выбор считается правильным? – спросил Монг.

– Для каждого он будет свой. Для тебя правильным будет нажать кнопку двенадцатого этажа. Хотя никто не запрещает тебе нажать пятый, десятый, седьмой. Для меня будет правильным – нажать кнопку не выше десятого. Это пока мой предел.

– А как человек должен понять, где его предел? – не унимался Монг.

– Как? Интуитивно, конечно, – ответила женщина, как само собой разумеющееся, взяла ведро и пошла в другую часть коридора.

– Интуитивно. Можно подумать, интуиция есть у всех, – бормотал себе под нос Монг, направляясь к черной лестнице. – Что это за курсы уверенности? И что людям там говорят? Проверьте уровень своей уверенности. Если ошибетесь, то металлическая коробка размажет вас о бетонный пол. А если не ошибетесь, то, значит, вы добились того, зачем к нам приходили. Ерунда какая-то.

Монг вышел на черную лестницу, погруженную в недвижимый сумрак, сплетенный из тусклого света двух или трех догорающих лампочек, оставшихся на протяжении всей лестницы. Жалких лучей света было настолько мало, что скорее их не было вовсе. Монг нащупывал ногой каждую ступеньку, прежде чем ступить на нее, и крепко держался за перила, которые придавали ему уверенности, как мамина или папина рука начинающему ходить малышу.

«По крайней мере, на них можно положиться», – думал он. Время от времени Монг натыкался на какие-то предметы неясной формы, напоминавшие ему мешки с чем-то вроде песка или строительной смеси, и изредка бился головой о непонятно каким образом проходящие по лестнице перекладины.

«Эта лестница, конечно не из приятных, – размышлял Монг, – но почему никому не приходит в голову подняться по ней пешком? Люди просто не знают о такой возможности или лифт им кажется более легким способом? Зачем идти и затрачивать силы, если тебя может домчать эта коробка? Зачем повышать уверенность в себе, если можно поднять себя до нужного уровня уверенности?»

Монг спустился на первый этаж. Лестница хоть и была черной, но не имела отдельного входа с улицы, а начиналась на первом этаже, отгороженная массивной деревянной дверью. Внизу никого не было, с улицы доносились голоса детворы, играющей, судя по обрывкам фраз, в догонялки, и едва слышно скрипела та самая деревянная дверь, приходящая в движение от потоков воздуха, опускающихся сверху. Больше никаких звуков.

«Буду ждать следующего пассажира», – решил Монг.

Монгу показалось, что прождал он, по меньшей мере, полдня, пока с металлическим скрипом не открылась входная дверь и перед Монгом предстала молоденькая девушка, напомнившая ему Дюймовочку. Она была настолько худа, что казалась невесомой и прозрачной. Высокие каблуки черных туфель делали ее еще более худой и смотрелись немного комично, так как занимали достаточно большую часть ее роста. Сама девушка была невысокой, сантиметров сто шестьдесят, и, пользуясь этим обстоятельством, каблуки взяли на себя ведущую роль в ее облике. Монгу на первый взгляд показалось, что это вовсе не туфли, а кандалы, настолько они сковывали движения девушки. В обеих руках у нее были огромные сумки, в которых обычно носят продукты из магазина. И, судя по сжатым губам и напряженным мышцам шеи, обвитым выступающими венами, сумки были тяжелыми.

Девушка подошла к лифту, не замечая Монга, и нажала кнопку вызова.

– Здравствуйте, – обратился к ней Монг, – вы живете в этом доме?

– Да, живу, – ответила девушка, не глядя на него.

– Просто я здесь впервые и не заметил никого из людей. Кто-нибудь еще здесь живет? – продолжал Монг.

– Люди? Наверно, живут. Не знаю. Живут, конечно, это же дом, – на секунду задумалась, потом отрезала, – конечно, живут. Что за вопросы? – девушка впервые посмотрела ему в глаза.

Она смотрела настороженно, как смотрит бродячая собака на подошедшего к ней человека, сомневаясь в его добрых намерениях. За настороженностью просматривалась усталость и какая-то обреченность. Тонкая полоска белка под радужными оболочками глаз только усиливала этот эффект.

– А вы каждый раз на лифте поднимаетесь? Тут вроде и лестница есть, – спросил Монг как можно мягче, опасаясь, что девушка вообще перестанет отвечать ему.

– Конечно на лифте. На седьмой этаж высоковато, знаете ли, пешком. Мне зарядки и так в течение дня хватает. Прихожу – лечь бы минут на пять, полежать. Так ведь не получается. А вы вообще кто?

– В этом доме друг мой живет. Вот, в гости к нему заехал.

– Понятно. Первый раз тут, значит. Имейте в виду, что лифт здесь неправильно работает. Скорей всего, придется по лестнице прогуляться, – ответила девушка и стала нетерпеливо поглядывать наверх в шахту лифта, как будто от ее взглядов он мог приехать быстрее.

– Как это неправильно работает? – театрально изумился Монг, желая подчеркнуть, что про лифт он не знает ровным счетом ничего, хотя последняя фраза девушки его и правда удивила.

– Там что-то с кнопками напутано. Я нажимаю кнопку седьмого этажа, а он меня привозит на девятый. Ну что ты будешь делать. Приходится по черной лестнице спускаться на седьмой. А там так темно, я недавно каблук себе сломала, пришлось в мастерскую отдавать. Хорошо хоть не ногу. Ногу мне нельзя. У меня же ребенок. Да и муж тоже. Нет, ногу точно нельзя. Черт бы побрал эти каблуки. Что же лифт-то не едет? Я уже опаздываю. Мне домой нужно.

– Разрешите, я помогу вам сумки донести? – спросил Монг, пытаясь сделать тон своего голоса как можно нейтральнее. Он уже понял, что у его попутчицы все вызывает подозрения. Излишняя услужливость могла быть в том числе.

– Мне? Зачем? Нет, не стоит, – смутилась девушка, – я сама.

– Но вам же еще спускаться по черной лестнице. Мне это ничего не стоит, – настаивал Монг.

Девушка развернула сумку в сторону Монга, как бы позволяя ее взять, потом вторую. В следующую секунду уголки ее глаз вздернулись вверх, и по бокам от них появились еле заметные морщинки. «Хоть пару минут отдохну», – читалось на ее лице, враз потерявшем обвислые черты. Девушка громко выдохнула.

Монг вместе с попутчицей зашли в приехавший лифт. Девушка нажала кнопку седьмого этажа, и лифт тронулся. Они ехали в тишине, не проронив ни слова. Девушка, по всей видимости, наслаждалась неожиданно подвернувшейся помощью и сжимала и разжимала пальцы рук, затекших под весом сумок, перетянувших их тонкими лямками. Монг замер в ожидании, куда же привезет их лифт, и тоже молчал.

Как и предупреждала девушка, лифт непослушно проехал седьмой этаж и остановился на девятом.

– И вот так каждый раз, – сказала девушка, когда они вышли из лифта, – а муж говорит, что кнопка седьмого этажа работает. Не понимаю, нужно позвонить в техническую службу, пусть починят.

– А когда вы с мужем вместе едете, на какой этаж привозит? – спросил Монг.

– Вместе? Да не ездим мы вместе. Он поздно приходит, а по выходным тоже дела у него. Мы вообще, – замялась она, – в общем, как бы… Да какая разница…

Они вышли на черную лестницу. Там было темно, хоть глаз выколи. Но девушка ловко и уверенно, как при свете дня, в один миг преодолела два этажа. Монг еле поспевал за ней и чуть не упал, когда одна из сумок потянула его назад, зацепившись за что-то.

– Почему здесь не меняют лампочки? – возмутился Монг.

– Их периодически меняют, но они очень быстро перегорают или просто кто-то выкручивает. Знаете, у нас ведь народ такой: выкрутят новую, а на ее место вкрутят свою перегоревшую. Вроде и лампочка не пропала, значит, никто не украл, а светить перестала. И не докажешь ничего. Да и кому доказывать?

– Спасибо вам большое за сумки, – сказала девушка, когда они вышли на седьмом этаже, – вот моя квартира. Я пойду. Нужно будет все-таки позвонить в техническую службу.

Она стояла, худющая, с растрепавшимися за день волосами, переминающаяся с ноги на ногу, видно, так и ждавшая момента, когда можно будет сбросить каблуки и нырнуть в мягкие домашние тапочки, лишенные всяческих требований к ней. К ней, такой уставшей, сдавшей рабочий пост, но готовой принять домашний. От поста к посту с короткими передышками, и сейчас как раз одна из них. И только сон даст свободу, которая не запомнится из-за своей краткости.

– Вы попробуйте в следующий раз не спускаться по черной лестнице. На девятом этаже тоже живут люди. Вы же сами сказали, что здесь живут и другие. Просто посмотрите. Всего хорошего. – Монг ушел, оставив девушку стоять с сумками, растерянную, пытающуюся что-то сказать, но так и не сумевшую подобрать слова.