Незнакомец помолчал, и, закатав рукава джеллабы, продолжил:
– Я бесшумно проник в дом. В доме все было тихо. Тогда я включил фонарик и стал шарить. Но ничего достойного не нашел, разве что большой кляссер в кожаном переплете – он лежал раскрытым на столе. В кляссере было полно марок. Обычно я брал золото или серебро, но альбом показался мне ценной вещью, так что я опустил его в сумку.
– И тут же из дальнего угла комнаты кто-то ко мне двинулся. Беззвучно, как тень. Я метнулся к окну, но тень опередила меня: окно с шумом захлопнулось. Я крикнул, угрожая свернуть противнику шею. И произошло то, чего я никак не ожидал: человек вдруг обратился ко мне с приветствием. Назвавшись Хишамом, сыном Хусейна, он сказал, что ждал меня. И пригласил сесть.
– Я сел, в любую минуту готовый вскочить, если он вздумает позвать на помощь. Хозяин дома спросил, как меня зовут. Я ответил: Оттоман. Я признался, что я – наркоман и что мне очень нужны деньги, а еще попросил прощения за то, что залез к нему.
– Вместо того, чтобы накинуться на меня с бранью, Хишам спокойно выслушал, дал мне горячего чаю с мятой и предложил переночевать у него.
Оттоман снова замолчал. Наклонившись вперед, он потрепал Тимура за щеку и в порыве чувств поцеловал детскую ручонку.
– Утром Хишам приготовил мне завтрак, достойный короля, – продолжил Оттоман. – Я ждал, что с минуты на минуту в дом ворвется полиция. Но радушие Хишама тронуло меня – я не мог сбежать. И остался у него на весь день. Он же предложил мне дальнейший план действий.
– И что это был за план?
– Моя новая жизнь.
По словам Оттомана, Хишам отправил его к своему доверенному человеку, который вылечил Оттомана. А потом ссудил деньгами, чтобы тот открыл портняжную мастерскую. Каждую неделю Оттоман и Хишам встречались и вели беседы.
– Хишам побуждал меня не останавливаться на достигнутом, – рассказывал Оттоман. – Он вселил в меня уверенность, внушил, что я ничем не хуже других. «Чтобы преуспеть, – говорил он, – ты должен метить высоко, дать волю воображению – оно подскажет дорогу».
Я спросил у Оттомана, почему прежде не встречал его: ни в городе, возле дома Хишама, ни здесь, у могилы?
– Дела в мастерской шли хорошо, – сказал Оттоман, – а все потому, что каждую неделю Хишам подбадривал меня. Я целиком отдавался работе и вскоре открыл еще пять мастерских: в Касабланке, Марракеше и Фесе. Спустя три года у меня появилась первая фабрика по пошиву одежды. Еще через два года – фабрики в Таиланде, а там и в других странах. Так вышло, что большую часть времени проводил за границей, а в Марокко бывал лишь наездами.
Оттоман поднялся; он выглядел безутешным.
– В какой-то момент я потерял связь с Хишамом, – сказал Оттоман. – Он уехал из Эль-Джадиды. Я искал его повсюду, но так и не нашел.
– Хишам жил в старом городе, неподалеку от нас, – сказал я.
– Теперь-то я знаю, – сказал Оттоман. – Мне больно думать, что он нуждался, что лишился своего дома. Ведь это он помог мне выбиться в люди.
– Как вышло, что он лишился дома в Эль-Джадиде?
Оттоман посмотрел на могилу.
– Я слышал, он отдал все свои сбережения какому-то незнакомцу – тому необходима была операция на сердце.
– Хишам забывал себя ради других, – сказал я.
– Да, – согласился Оттоман, – и никакие земные радости его не волновали.
– Никакие, за исключением почтовых марок.
Переезжать в другую страну все равно что привыкать к новым туфлям. Поначалу они немного жмут, но модель вам нравится, и вы терпите неудобство. Чем больше вы носите туфли, тем вам удобнее. И в один прекрасный день вы перестаете их замечать – как будто туфель и нет на ногах. Чем сильнее они снашиваются, тем милее становятся вам, и вот вы уже не представляете, как будете обходиться без них.
После переезда в Касабланку то же происходило и с нами. Непривычный дом, истории с джиннами, обезглавленная кошка в саду, обряд заклинаний… Все это сказывалось на нас. Я боялся, как бы Рашана не заявила, что с нее хватит. Она воспринимала трудности не так, как я. Однако пережитые неприятности лишь сблизили нас, стремление к новой жизни объединило. В Доме Калифа было нечто притягательное – мне и в голову не приходило искать другое жилье.
Прошло несколько месяцев, и мы уже не представляли себе жизни вне этого особняка. На меня снизошло умиротворение, я почувствовал себя дома. Однако кое-что меня до сих пор смущает. Взять хотя бы устои марокканского общества.
Казалось бы, с первого взгляда все понятно: есть культура, и есть традиции, и они тесно переплетаются. По происхождению я человек восточный, но долго жил на Западе. Это помогает мне глубже проникнуть в тайны арабского мира. Но и для меня тут загадок хватает. Чего стоит одна история с решетом.
Как-то Зохра, наша служанка, случайно услышала мои жалобы: стоит мне появиться на овощном рынке, продавцы облепляют меня как назойливая мошкара. Зохра, как любая жительница Марокко, уверена: у нее огромный житейский опыт, уж она-то знает, как найти управу на мужчин. У Зохры на все есть ответ.
– Ай, ай, ай!.. – запричитала она. – Ну, конечно, торговцы не оставят вас в покое. Они ведь видят: вы – турист.
– Но откуда в Касабланке туристы?
– Так ведь торговцы об этом не знают.
– И что же мне делать?
Зохра протянула мне что-то круглое размером с суповую тарелку.
– Носите с собой решето.
– Зачем?
– Ни одному туристу не придет в голову таскаться с решетом, – пояснила Зохра.
В пятницу, после знакомства с Оттоманом, я решил заглянуть в «Мабрук»: выпить кофейку и поболтать. Место доктора Мехди еще пустовало, а вот его закадычный друг Хаким уже сидел за нашим общим столиком. Улыбнувшись, он поздоровался со мной. Я занял свое обычное место. Старый водопроводчик Хаким отличался невероятной чуткостью – таких людей я не встречал ни до, ни после. Стоило ему поговорить с вами, как у вас появлялось невероятное ощущение собственной значимости – словно в ваших руках судьба всего мира. Хаким с доктором были лучшими друзьями, однако по-настоящему счастливым старый водопроводчик чувствовал себя лишь тогда, когда доктора рядом не было – он мог вдоволь поразглагольствовать на свою излюбленную тему. Дело в том, что Хакима страстно интересовало все, что связано с черной магией, а доктор его интерес нисколько не одобрял.
Едва только мы познакомились, Хаким тайком шепнул мне, что вообще-то родился девочкой, но ведьма с гор превратила его в мальчика.
– Когда же это случилось? – спросил я.
Хаким вытащил из кармана водопроводный кран и почесал им макушку.
– Давно, – ответил он.
– Ну а все же?
– Да вас тогда и на свете-то не было.
И вот, пока мы были одни, я решил спросить Хакима о писанине на дверях дома.
Хаким заказал еще кофе: Абдул Латиф увечной рукой поставил на столик чашечку.
Прищурившись так, что глаза превратились в щелочки, он сказал:
– Похоже на проделки джинна.
– Не может быть! – возразил я. – Да, в нашем доме водились джинны, но мы приглашали заклинателей, резали козла. Каждая комната буквально пропиталась кровью и молоком. Заклинатели дали слово, что теперь все чисто.
– А когда совершался обряд?
– Полгода назад.