В стране «Тысячи и одной ночи»

Я взял ноутбук; мне все еще было не по себе от увиденного. Тут мне вспомнились слова отца.

Однажды жарким летним днем мы сидели в одних футболках на лужайке, под раскидистым тисом. Мне было тогда лет двенадцать. Отец сказал, что утром к нему приходил гость, который проделал долгий путь.

– Он приехал из Америки, баба?

– Нет, еще дальше.

– Из Канады?

– Нет. Да и какая разница, Тахир-джан, откуда он. Важно, что ему нужна была моя помощь, а я не смог помочь.

– Почему?

– Потому что он не был готов.

Отец лег на траву.

– Иногда западная цивилизация представляется мне младенцем с энциклопедией в ручонках, – признался он. – В этих ручонках сосредоточена невероятная мощь, опыт тысяч поколений. Но мудрость недоступна младенцу до тех пор, пока он не научится читать.

– А тот посетитель, он когда-нибудь будет готов?

– Надеюсь.

– Ты с ним говорил, баба?

– Недолго. Впрочем, и это оказалось непросто.

– Как же ты поступил?

– Рассказал ему притчу. И велел обдумывать ее снова и снова, до тех пор, пока думать будет не над чем.

– Баба?

– Да, сынок?

– А расскажи мне ту притчу?

Отец поднялся с травы и сел, скрестив ноги. Глянув на небо, он начал:

– Давным-давно жил в Персии один царь. И так любил поесть, что устраивал пиры один за другим. С годами он становился все тучнее и тучнее. В конце концов, до того растолстел, что уже не мог подняться с подушек. Никто не смел об этом заговорить, пока однажды утром царь не пожаловался на ноги: они совсем посинели от плохого кровообращения.

Ко двору приглашали одного врачевателя за другим. Но царь по-прежнему не ограничивал себя в еде. А чем больше он ел, тем толще становился.

Однажды в его страну приехал один очень мудрый врачеватель. Его немедленно повели во дворец и рассказали, какое несчастье постигло царя.

– Ваше величество, – сказал врач, – я берусь сделать так, чтобы вы похудели за сорок дней, а потом вылечу ваши ноги. Если же у меня ничего не выйдет, так и быть, казните меня.

– Скажи, какие снадобья тебе потребуются? – спросил царь.

Доктор выставил вперед ладонь, останавливая царя:

– Никакие, ваше величество. Ничего не нужно.

Царь решил, что врачеватель держит его за дурака. И спросил совета у главного визиря.

– Бросьте его в каменный мешок дней на сорок, – посоветовал визирь. – А потом отрубите ему голову.

Двое стражей схватили врачевателя и потащили в темницу. Но прежде царь спросил: не желает ли он что-нибудь сказать?

– Да, ваше величество.

– Так говори! – вскричал царь.

– Я должен признаться вам, ваше величество, что вижу ваше будущее. Вы упадете замертво ровно через сорок дней. И поверьте мне: помощи ждать неоткуда.

Врачевателя бросили в самую темную, самую сырую камеру. Дни шли за днями. Царю уже не лежалось на подушках, он беспокойно метался из угла в угол. Его волнение все нарастало, и под конец придворные перестали узнавать своего господина. Он потерял аппетит, перестал мыться, а постоянные тревоги лишили его сна.

На сороковой день утром царь распорядился привести врачевателя. Того привели и велели дать объяснения.

– Ваше величество, – спокойно заговорил врачеватель, – сорок дней назад вы запросто могли умереть от ожирения. Я видел ваше состояние, но понимал: увещеваниями тут не помочь. Поэтому я заставил вас поволноваться в течение сорока дней. И теперь, когда вы сильно похудели, я готов прописать вам снадобья, которые наладят кровообращение в ногах.

*

Может, измазанные двери и уберегли нас от темных сил, но вот от жалящих мух – нет. Ничего подобного я в жизни не видел. Полчища насекомых облепили двери так густо, что хоть ложкой соскребай. Зохра привлекла к уборке сторожей, заявив: джинны – это по мужской части.

Рашана умчалась из дома ни свет ни заря, поминутно выкрикивая угрозы. К полудню мухи искусали меня с ног до головы. И я не выдержал – приказал Осману разделаться с мухами и вымыть двери.

Он явно расстроился.

– В таких делах спешить нельзя, – предостерег он.

Не в силах выносить это дольше, я ушел в кофейню «Мабрук», где за столиком на террасе увидел доктора Мехди. Он сидел на солнце и читал газету, просматривая сводку экономических новостей. На докторе была темно-бордовая джеллаба из плотной шерсти. И это при том, что жара стояла неимоверная. Он пожал мне руку и с усмешкой откинул капюшон.

Абдул Латиф, официант с увечными руками, подал мне пепельницу и чашку черного кофе.

Доктор Мехди снял очки для чтения и аккуратно сложил газету пополам.

– Хочу вам кое-что рассказать, – вкрадчиво начал он. – Видите ли, я – бербер. Может, вы и не заметили, но мы, берберы, народ очень гордый. До вторжения арабов страна была нашей. И мы до сих пор смеемся над ними, этими лентяями и слабаками. Берберы гораздо сильнее. А знаете, почему?

Я покачал головой:

– Даже не догадываюсь.

– Нас закаляют с детства, – сказал доктор. – Полвека назад в моей деревне существовал обычай: каждого новорожденного на седьмую ночь его жизни оставляли на склоне холма. Считалось: те, кто доживал до рассвета, получали благословение, их ждала долгая жизнь. Ну, а кто умирал, тех забирал к себе Всевышний.

К чему это доктор клонит? – недоумевал я, попивая кофе. Обычно все его истории были со смыслом.

Доктор перестал ухмыляться, он сморгнул.