Машуня

– Ладно, – сбросил пальто, провёл пятернёй против причёсанной шевелюры, – ты пока раздевайся, переобувайся. А я покажусь, чтоб меня не потеряли. Тут подожди! – и деловитой походкой вышел из кабинета.

Она аккуратно сложила Димкино пальто, потом своё. Сняла шаль, переобулась. Огляделась. Ну откуда в кабинете физики зеркало? На улице уже потемнело. Подошла к окну. Если присмотреться в оконное стекло, вполне себе зеркало.

За спиной скрипнула дверь. Обернулась. В дверях стоял молодой мужчина.

– Здравствуйте, – поздоровался он. – Я преподаватель физики. Это… э… в некотором роде мой кабинет.

– Я Маша, Маша Артемьева. Меня Дима Протапов пригласил, – старалась объяснить своё появление в чужом кабинете Машуня.

– Ой, простите! Не представился – Иван Сергеевич… преподаватель… в некотором роде… э… физики.

Из коридора послышались звуки музыки.

– Ну что же вы тут… будете одна скучать? Пойдёмте, я вас в зал провожу.

– Спасибо, я Диму подожду.

– Слышите? Похоже, концерт уже начинается, а Дмитрий, возможно, занят. Готовится к выступлению… – и протянул Машке руку, – позвольте?

Романов про любовь Машка не читала. Уроки, детские книжки мальчишкам, приключения Димка приносил. Поэтому смутилась невероятно и уже было шагнула навстречу учителю, когда дверь распахнулась, и в проёме замер Димка. Несколько секунд длилась немая сцена.

– Дмитрий, что же Вы так? Пригласили девушку и оставили одну! Это невежливо, – вытер платком вдруг вспотевший лоб Иван Сергеевич.

А Димка всё стоял и смотрел на Машку так, будто видел её впервые в жизни. Молча кивнул в сторону физика, мол, понял.

– Ну что ж… Я пойду. Дмитрий, не опаздывай.

Димка посторонился, пропуская физика на выход.

– Маша, ты такая… такая, как в тот день, когда пришла первый раз в наш класс…

– А ты пригласил меня сесть с тобой за парту, – засмеялась Машка. От души отлегло, Димка был рядом, и, значит, всё нормально.

У входа в зал их ждал фокусник, которому зачем-то приспичило точно знать, куда Димка Машуню посадит. Ведь сам Димка оставался за кулисами. Он же выступающий. А Петр Иванович периодически пересчитывал своих артистов, боясь кого-нибудь в нужный момент не обнаружить, уж больно энергичный коллектив подобрался.

Пел хор, выступали акробаты. Всё было празднично и немного скучно, пока на сцене не появился фокусник. В ярко-зелёном костюме явно великоватого размера, в чёрной шляпе и с коробкой, из которой вдруг выскочил… кот. Зал грохнул со смеху.

– Ничего страшного. Будет и заяц, как положено! – артист развёл руки в стороны, и из рукавов посыпались конфетти.

– Это у Царевны- лягушки из рукавов лебеди выплывали, а я будущий тракторист – у меня цветная радуга!

Комментарии из фокусника сыпались один смешнее другого. Зрители ожили, захлопали, засмеялись. А когда фокусник ушел со сцены, требовали вернуться и повторить хоть что-нибудь. И он повторил.

– Вот, это тот самый кот! Поверьте, тот ещё фокус – найти у вас под ногами очумевшего котяру!

Потом учительница литературы читала стихи. А Машка всё ждала Димкиного выступления. И вот – объявили! Он вышел на сцену, и Машка будто впервые увидела его. В белой рубашке, чёрных брюках, с гитарой наперевес, стройный, сильный и красивый, Димка стоял на сцене. У Машки дух перехватило. А в зале погас свет, и только яркое пятно прожектора высвечивало артиста на сцене. И Димка запел:

Ты у меня одна,
Словно в ночи луна…

Ещё один круг прожектора вдруг спустился со сцены и пополз по залу, дополз до Машки и остановился. А Димка пел:

Нету другой такой
Ни за какой рекой,
Ни за туманами,
Дальним странами…

Машка сидела и не могла шевельнуться. Ей казалось, что даже дышать перестала…

Когда зажегся в зале свет, ещё некоторое время стояла тишина, и Димка, опустив гитару и забыв поклониться, собрался уходить. И тут в зале поднялась буря. Нет, не хлопали – свистели, топали и кричали:

– Повторить!

Но Димка, как положено, поклонился, прижал руки к груди:

– Не могу я, ребята, не могу!

И только потом, после концерта, выяснилось, что высветить Машку прожектором было делом рук фокусника Сашки Орефьева. Как увидел Машку рядом с Димкой, так и пришла ему идея в голову. А согласовывать уже некогда было.

– Он у меня такой! Никогда ни с кем ничего не согласовывает. Всё сам, – хвасталась маленькая худенькая девчушка с рыжей косичкой вроде мышиного хвостика.

– Это моя Мышка! – представил девушку Сашка. – А мышек, если вы не знаете, даже слоны боятся!

Пройдет много лет, стойкости и смелости этой Мышки бывалые солдаты будут удивляться. А пока вечер подошёл к концу, и Димка с Машкой, а вместе с ними Сашка с Мышкой, которую звали Олей, шли пешком по заснеженным улицам и были абсолютно счастливы.

В конце учебного года ребят из училища стали распределять по предприятиям для прохождения практики. Кого в ремонтные мастерские аграрного комбината, кого в заводские цеха комбайнового завода. А Димка взял направление в сельхозпредприятие «Солдаткина». Ну да, колхоз уже после войны только на бумаге числился, но жить на что-то надо было. Как только стало возможным, Оксана Агаповна собрала своих соседок и предложила, что она создаёт такое предприятие, в котором предлагает работать всем желающим. Но, поскольку это будет её хозяйство, то воровать, прогуливать, врать и отлынивать не позволит. По оплате договориться предложила «на берегу» – сдельно, то есть, сколько какой работы выполнил, за эту работу и денежки получишь. Да выполнить ни абы как надо. Желающих не оказалось. Хуже того, соседки возмутились: новая кулачка образуется! Так и «величали» теперь межу собой соседку – Кулачка. И Оксане пришлось набирать людей на стороне. Дала она объявление в газету, что нужны в хозяйстве мужские руки. Крышей над головой и питанием обеспечит. И мужики потихоньку потянулись. Вот говорят, что мужики на дороге не валяются, оказалось, валяются, потому что дорожку к Оксане натоптали именно такие, которым в зиму холодно валяться стало. Да ещё те самые, что раньше на вокзале перебивались. К тому времени уже выходила такая газета, где, кроме объявлений, ничегошеньки не печатали. Но больше и не пришлось объявления подавать, слухом земля полнилась. А к зиме кому не хочется тёплую крышу и тарелку щей на ужин иметь? Благо, заброшенных домов в деревне – выбирай, не хочу! Другое дело – контингент это был специфический. Но другого не предвиделось.

Первыми приехали Димкины родители. У них дом свой, крепкий, опять же хозяйство. Протаповы «впряглись» так, что батя выпивку забросил. Говорил: «Без водки не успеваю к подушке голову приклонить – засыпаю на лету». Да и где её взять, водку эту? Деревня Солдаткина без мужиков жила, значит, самогонку не гнали. А магазин – продуктовая лавка, приезжал раз в неделю. И из спиртного в его ассортименте только одеколон имелся.

Однако выяснилось, вести хозяйство – дело не такое уж простое, как виделось из города. Зато Александр Дмитриевич Протапов оказался работником незаменимым. Грамотный и, вообще, городской, да ещё мужского полу, пусть и женатый. И пошёл слух, что Протаповы копят деньги да набираются опыта, чтобы своё такое же хозяйство завести. А Оксана уже через год, хоть и маялась с трудовыми кадрами (ну где ж их взять – непьющих да работящих?), но в своём доме развалившуюся печку переложила и дырявую крышу перекрыла.

И тут плохое чувство «зависть» оказалось двигателем прогресса. Поначалу одна соседка, которую по деревне бабой Наташей звали, пригрела работяжку – Федьку, прозванного деревенскими Немытым, которого Оксана уже было выгнать собралась за прогулы и пьянство. Так вот, баба Наташа обстирала, отмыла, досыта вкусно накормила, коромыслом отходила – и человек пошёл на поправку. А через недолгое время уже слышалось с их двора: «Натальюшка! Я водицы в баньку натаскал. Затапливать или погодить?»

Как-то у Федьки, тьфу, теперь у Фёдора, соседка, у которой, ну никак не получалось приручить гуляку, поинтересовалась:

– А скажи-ка, Фёдор, чем это таким тебя Наталья приворожила? Может, зельем каким опоила? Или каким особым способом ублажает?

Фёдор только вздохнул:

– Не поверишь… Всё она, проклятущая, сил нет с ней совладать!

– Это кто ж такая? – присоединилась к разговору ещё одна соседка.

– Я ж и говорю – она, любовь проклятущая! И скажу я вам, бабоньки, нет от неё спасенья даже и мужскому роду-племени, – и пошёл, покрякивая.

– Вот тебе и баба Наташа! – проводила его взглядом одна соседка.

– Именно что «баба»! Это мы с тобой себя раньше времени в старухи записали! Всё-таки тоже… не мужики!