– Что же мне с тобой делать-то теперь? – жевала она, глядя на Тень.
Тень в ответ снова замельтешила по комнате, беспокойно завывая.
– Ну хватит уже… – поморщилась девочка. – Будешь мне мешать спать и отвлекать от дел, отправлю обратно в бутылку.
– У-у-у-у… – смиренно прогудела тень.
Такая реакция тени девочку немало удивила. Значит, можно будет со временем как-то научиться общаться с этим существом. Пока у Лизы шёл процесс осмысления ситуации, Тень выбрала себе место в углу на сундуке с подушкой и тихо подвывала себе под… нос?… сжавшись в тёмный комочек густого дыма на той самой подушке.
*** *** ***
Её глаза слипаются от засыхающих слёз и крови. Очередная волна боли вырвала из неё крик. Глаза её резко распахнулись, слёзы потекли по щекам. Положение её неизменно, кисти рук связаны верёвкой. Под узлом продет большой крюк, от которого тянется к потолку ещё верёвка. Ноги её не имели опоры под собой. Они были связаны так же, как и руки, только эта верёвка с крюком висела свободно. Пальцы рук онемели и отказывались подчиняться. Собственные суставы ей ощущались, как заржавевшие шестерёнки. Тело ещё способно реагировать на боль криком и сокращением мышц, но сознание её уже давно было затуманено. А палач её успел немного отдохнуть… Иногда его сменял кто-то не такой тренированный и могучий, но всем своим существом ненавидящий её. Эту ненависть она ощущала каждой клеточкой своего тела, в каждом его ударе кожаным кнутом. Несколько быстрых резких ударов, крик её угасает до слабого стона. Одежда уже давно превратилась в кровавые лохмотья. Или это её собственная кожа? Её серо-голубые глаза застилал туман. Звуки доходили до неё словно через вату. Слёзы перестали течь, они просто закончились.
Её тело дважды куда-то дёрнули и она ощутила, как от прилива крови начала колоть руки. Голова на миг прояснилась.
– Несите золото! – услышала она до боли знакомый, почти родной голос. – Я зажарю эту маленькую тварь!
Сил задать вопрос «За что?» у неё уже не было. Даже в собственном сознании. Её охватило сожаление. Боль стала постоянной и равномерной, и почти перестала ощущаться. Тот, кого она считала союзником, другом, её предал. Нет, не её, он предал всех. И ненавидел всех. Но в его руках оказался ребёнок. Да, с многими знаниями и хорошо тренированный. Но это ничто в сравнении с ненавидящим всех, крепко сложенным, почти взрослым мужчиной. Голова её становилась тяжелее от прилива крови. Боли уже совсем не ощущалось. Только звук шипящей кожи и запах горелой плоти. Стройки крови заливают глаза. Сознание уходит…
Выплеснутое на голову ведро ледяной воды немного привело её в чувство. Холодный каменный пол, лужи засохшей крови, слегка размытые водой. От удара ногой по животу тело её сложилось пополам. Оказалось, что руки и ноги всё ещё связаны. От резкого рывка за руки вверх её голова откинулась назад. Изображение перед глазами тут же поплыло. Сил не было, всё вокруг в тумане. Какие-то голоса, одни кажутся очень знакомыми, другие нет. Или она их тоже знает?
Звук шипящего на сковороде жира, запах чего-то горелого. Животом слабо ощущалось какое-то тепло, будто кто-то очень жёсткий, холодный и горячий одновременно полз по животу. Она опустила голову на сколько это было возможно. К её голому израненному животу чья-то мужская рука прижимала кусок яркого блестящего желтого металла. Оттуда и шли шкворчащие звуки и запах жареного. Вдруг рука резко отдёрнулась вместе с этим куском металла. Вместе с металлом оторвался от тела кусок прикипевшей к нему кожи. Волна боли снова прокатилась по телу, гася в девичьих затуманенных глазах свет.
Разряд тока вернул её сердце к работе. Дыхание, медленное и поверхностное, постепенно возвращало её к жизни. Сколько раз это уже происходило? Десять? Пятнадцать? Больше?… Счёт давно был потерян и каждая остановка сердца казалась последней. На этот раз она даже не смогла открыть глаза. Снова резкий рывок. Ориентация в пространстве потерялась окончательно. С разных сторон сыпятся на тело удары плетью, кипела на золоте кровь и пригорала её собственная плоть. Она уже перестала различать запахи, звуки, ощущения. Всё смешалось в однообразную липкую грязную кашу. Миг невесомости. Удар об каменный пол, в лужу крови. Ледяная вода. Удар ногой в живот. Сердце бьётся всё реже. Сознание снова уходит. Как ей хочется надеяться, что на этот раз навсегда. Что этот раз последний…
*** *** ***
Это огромное страшное существо, порождение чьей-то воспаленной фантазией и непомерными амбициями. Огромная амёба, поглощающая всё живое на своем пути, разрушающая жизни и судьбы простых людей, целых миров и цивилизаций.
Те, кто говорит, что к войне не причастен, либо лжет, либо это вечно голодное чудовище ещё не добралось до них, что маловероятно. Нет в войне непричастных, тем более в таких масштабных. Не бывает так. И не будет никогда. Если у тебя в лёгком, к примеру, вдруг обнаружили маленькую опухоль, думаешь она никак не повлияет на сердце или на почки? Повлияет, ещё как! Даже если она маленькая. И чем больше она разрастается, тем сильнее её влияние. А лекарств нет, врачей нет. И ты один на один с ней. И начинается самая страшная игра. И ты ждёшь, кто же победит? Либо опухоль в конце концов тебя сожрёт, либо проснётся иммунитет и сожрёт её.
Даже если эта амёба ещё маленькая или до тебя не добралась, то может она не доберётся никогда. Ты всё равно останешься равнодушным? Может потому, что ты не знаешь, каково это быть переваренным монстром? Или полупереваренным, что может оказаться ещё хуже. Ты не видишь, как люди уходят на войну. Не знаешь, как эти огромные жернова перемалывают каждого попавшего в них. Как взрослые готовят из детей диверсионные отряды, потому что больше не из кого. Как их родители пытаются спасти каждого воина из той выплюнутой недопереваренной массы.
Это тот серый туман, который, едва касаясь тебя, забирается в самые глубокие и потаённые места внутри и выворачивает всё твоё существо наружу, всю твою глубинную суть. Ты не знаешь, каково это. Что переносят воины в плену? Когда ты связанный висишь над полом или прикован цепью, а враг режет тебя, поджигает и просто бьёт кулаками по телу в попытках выведать информацию. Или это делает тот, кого ты всегда считал союзником, или другом. Или даже братом родным. И ему не нужны от тебя никакие секретные сведения, он тебя просто ненавидит. Может, ты понимаешь за что, а может и нет. Но ничто и никогда не оправдает этих зверств. И ты уже рад бы умереть, но только твой мучитель решает это за тебя. И ты уже согласен даже на самую паршивую, гнусную, отвратительную смерть, лишь бы это все поскорее закончилось… Но нет! Для него это наслаждение, которым он готов упиваться целую вечность.
Готов ли ты бить врага, защищая отчий дом, свою семью, друзей, а потом вернуться однажды с войны и на месте своего дома обнаружить горелую пустошь. И узнать, что враг со спины атаковал, налетел неожиданно и кровавым смерчем унёс всю твою семью. Твою деревню. Твой город. Весь твой мир. И лишь тонкая, едва заметная, прозрачная грань отделяет тебя от безумия. Будто ты стоишь на самом краю бездны и держишься за одну единственную волосинку. А тьма всё глубже забирается в тебя, тянет вниз, в свою бездонную пустоту. И какой огромный соблазн отдаться ей… С реальностью тебя связывает только тонкая нить, которую ты можешь легко отпустить. Ты потерял всё, за что боролся. Зачем тебе дальше жить? Для чего? Сможешь ли ты найти в себе силы, чтобы удержаться от падения в эту пропасть безумия? Сможешь ли ты найти смысл, чтобы жить дальше? Найти ту самую жизнь внутри себя…
А может ты сам тот безумец, породивший монстра? И для тебя это забава, игра. Как маленький щеночек, такой милый и пушистый. Но который носится безконтрольно и сжирает все живое на своём пути. А что не сожрёт, то понадкусывает и изуродует. Крушит всё, чего едва коснётся. А ты уже не можешь его остановить, этот клубок жестокости и безумия. Ведь он растёт. И есть ещё шанс самому придушить это кровожадное чудовище, пока оно не переросло. Но с каждой секундой, что ты думаешь и медлишь, шансов его убить всё меньше. Как у родителя может рука подняться на своё чадо? И он беспорядочно мечется по миру, ведомый своими инстинктами. Или же искусно кем-то управляемый. Но! Эти твари быстро забывают тех, кто их породил на свет. Ни один поводок или строгий ошейник не удержит его. Да и ты успеешь забыть про него. Но наш мир довольно мал… Тем более для постоянно растущей сумасшедшей и вечно голодной туши. Он обязательно к тебе вернётся. Это у них на уровне инстинктов… Но вовсе не потому, что сильно соскучился и внезапно воспылал любовью нежной к своему родителю, не для жарких объятий. Окрепший и сильно выросший, он с аппетитом откусит тебе руку, как только ты её к нему протянешь. Хотя… Даже руку тянуть не обязательно. Он с удовольствием отгрызёт твою башку, потому что все вокруг он уже сожрал. А ты остался. Один на один с собственным творением, вышедшим из-под контроля. Представляешь уже, как твой некогда милый пушистик потрошит твою мелкую тушку? Ну, что скажешь? В этом вся война. И нет в ней непричастных. И не будет никогда. И, в конце концов, каждый такой порождённый монстр сжирает своего создателя без малейшего чувства вины и угрызения совести. И ни одна косточка «хозяина» никогда не встанет ему поперёк бездонной глотки.
А ещё эта тварь тоже умеет плодиться! И если тебя не сожрал твой милый питомец, за него это легко и с не меньшим удовольствием сделают его детёныши. Расплата за создание такого чудовища всегда приходит, и ещё никому после этого не удавалось остаться в живых. И ты не исключение. Подумай хорошенько, готов ли ты умирать сам? Хотя, о чем речь… к такому вообще нельзя быть полностью готовым…
Надеюсь, моя мысль тебе ясна и полностью тобой усвоена….
*** *** ***
На улице шёл дождь. Эрик вошел в холл замка, стряхивая со своего плаща капли воды. Какие-то крики и ругань едва слышались из подземелья. Он был полностью поглощён своими мыслями, не обращая внимания на посторонние звуки. Неожиданно переложенные на него обязанности директора сильно угнетали. Хотя не такие уж и неожиданные… Втроём они тщательно готовились к неизбежным изменениям, рассматривая самые различные варианты развития событий. Но в жизни всё оказалось гораздо тяжелее…
На лестнице его догнала пожилая преподавательница, профессор Кронс. Она была очень взволнована, едва сдерживала слёзы.
– Почему ты позволяешь безжалостно пытать учеников? – сходу накинулась она.
– Вы знаете новые правила, – бросил он ей на ходу, сворачивая мокрый плащ.
– Они же дети! Они ни в чем не виноваты! – в глазах старушки дрожали слезы.
Он ненадолго остановился перед ней, стараясь смотреть сквозь неё. Послышались очередные крики.
– Каждый из них в чём-то виноват, – холодно произнес он, собираясь продолжить свой путь.
– Какая же ты тварь безжалостная! – маленькая старушка со слезами на глазах набросилась на него и отчаянно била его в грудь сухонькими кулачками. – Да за что же ты так всех ненавидишь?! А её?
– Что? – он перестал ей сопротивляться, сразу поняв о ком она говорит, и уставился на неё стеклянным взглядом.
– Она из-за тебя столько страдала! – не унималась она, обессилено продолжая колотить его в грудь. – Она же тебе жизнь спасла, собой жертвовала! Она могла погибнуть! Ты думаешь, никто ничего не знает? Все знают!
Она выдохлась и рыдая уткнулась ему в грудь. Он продолжал стоять в оцепенении. Как она туда попала? Очередной крик из подвала прозвучали для него как раскаты грома. Его сознание застелила белая пелена ярости. Он не заметил, как снёс с петель запертую и магически защищённую дверь пыточной. От мгновенного разноса его остановило само происходящее в этой комнате. Он замер в оцепенении. Посреди комнаты была подвешена девушка. Руки её были связаны в кистях и веревкой подтянуты к потолку. Одежда на ней была превращена в лохмотья, которые лишь слегка прикрывали бедра и грудь. Всё её тело было в гематомах и глубоких ранах, которые тут же заливались горячей смолой. Вокруг крутилось два парня. Один был высокий и худощавый, чем-то напоминающий самого Эрика. Кожаные брюки, высокие сапоги с ремнями. Рубашка расстёгнута почти до пояса. Коротко стриженые каштановые волосы растрёпаны. Его тонкие губы растянулись в хищном оскале, обнажая белоснежные зубы с очень заметными клыками. В руках он держал кнут и охотничий нож. Второй такой же высокий, но более крепкого телосложения. Белая рубашка, чёрная жилетка, такие же чёрные брюки и цилиндр на голове. Он сидел на одном колене лицом к камину размешивая деревянной лопаткой смолу в маленьком ковше над огнём.
– О, господин директор! – парень с кнутом широко улыбнулся Эрику театрально раскланявшись перед ним. – Не соизволите ли присоединиться к нашему увеселительному мероприятию? Эй, Сэм, хватит уже мешать её. Давай заливай.
Парень с ковшом развернулся и подошёл к их общей жертве. Продолжая размешивать лопаткой смолу, он медленно начал заливать содержимое на спину девушки. Её крик вывел из ступора директора.
– Моя слатенькая… – томно протянул худощавый ей над самым ухом и повернулся к директору, – ну так что, ты присоединишься к нашему веселью?
Эрик кивнул и, едва заметно белея, сделал шаг вперед.
– Отлично! – расплылся он довольно. – Один момент, и она вся твоя.
Он приблизился к пленнице и медленно, с ярко выраженным удовольствием, слизнул струйку крови с её полуобнаженной груди. Отходя на пару шагов назад, он жестом пригласил к телу девушки своего друга. Тот ещё более широкой улыбкой опустился на одно колено и, едва не роняя слюну как голодный пёс, слизнул кровь с её бедра.
– Теперь она вся твоя. Но только мы следующие!
Очень довольные собой они отступили на несколько шагов назад, ожидая особенного представления от Эрика. Мгновение спустя у худощавого парня с кнутом закатились глаза, и он рухнул на каменный пол. Рядом стоящий Сэм испуганно рванул к другу падая на колени перед ним.
– Маркус! Очнись, Маркус! Что с тобой? – хрипел он, испуганно хлестая по щекам своего друга.
Но через мгновение и он оказался в том же положении. Эрик с сильной дрожью в коленях подошел к парням. Под пальцами, приложенными к их шеям, отозвался пульс. Живые. На всякий случай он потряс каждого из них. Не теряя драгоценного времени, он быстро подошел к столу и расстелил свой уже немного подсохший плащ, перерезал веревки, стягивающие запястья девушки охотничьим ножом её мучителя, и поймал уже безсознательное тело. Ни к чему в жизни он не прикасался с такой трепетной нежностью и заботой. Его руки дрожали заворачивая её в плащ.
– Прости меня, родная, – прошептал он ей на ухо, бережно поднимая её на руки.
– О, боже… – профессор Кронс в ужасе прикрыла рот ладонью встретив Эрика там же на лестнице. – Она будет жить?
– Я сделаю всё возможное, – бросил он ей холодно, летя вверх через несколько ступенек.
*** *** ***
Последние дни мая, поздний вечер, освежающая прохлада подземелья. В большой уютной гостиной за столом сидел высокий стройный брюнет в чёрно-зелёном халате. На столе стояла небольшая лампа, освещающая страницы книги, которую он листал. Близилась полночь. Он погасил лампу и, отложив книгу, направился в спальню. Раздался громкий настойчивый стук в дверь. От неожиданности он подскочил на месте.
– Кого там черти принесли так поздно? – рявкнул он, разворачиваясь к двери.