Запах ночных фиалок. Рассказы и повести

На чердаке домика её души, в самом дальнем уголке, повернутый дверью к стене, стоит шкаф.

В нём – об этом знает только она – спрятан скелет. Помня пословицу «С глаз долой – из сердца вон», она когда-то, надрываясь, затащила гремящий костями остов по узкой лестнице под самую крышу.

Сердце бухало так, что, казалось, вот-вот остановится. Не только от тяжести, от страха! Никому нельзя было попасться, никто не должен был видеть, как она прячет останки своего горя и нестерпимой боли.

Подняв то, что не должен был видеть никто, наверх, она передохнула и стала засовывать скелет в старый шкаф. Но это не платье, на плечики не повесишь…

Она решила разместить его лёжа. Укладывала на пол шкафа, с трепетом расправляя каждую косточку и орошая ее горючими слезами.

Спрятала то, о чём никто и никогда не должен был узнать, кинула прощальный взгляд на милые кости и решительно захлопнула дверь шкафа.

Всё.

Нет, не всё…

Чтоб не выбрался скелет наружу, тяжелыми цепями дважды обернула шкаф и повесила огромный замок, обхватив дужкой два соседних звена цепи.

Она не дура, понимала, что эти манипуляции – лишние, ведь открыть шкаф может только она одна, но, сжав зубы, закрывала его от самой себя!

Ей казалось, что если глаза не видят, то и душа не будет болеть…

Наивная. Верила в народную мудрость…

Прошло время.

Она приказала себе забыть про чердак. Не поднималась туда, даже если на улице шел затяжной дождь, и постиранному белью было бы комфортно под крышей.

Но она упорно развешивала мокрые тряпки по всему дому, только бы не вступить на скрипучую лестницу, ведущую на чердак. Ведь там, в самом углу, обернутый цепью воспоминаний – шкаф со скелетом.

И вдруг в один из дней раздался звонок. Телефон звонил долго и настойчиво, замолкая лишь на миг, и вновь ввинчивался резким звуком прямо в мозг. Звук шел сверху, из-под потолка.

Она догадалась, кто звонит, и руки упали, как плети.

Не прекратить эту пытку звуком она не могла. Разве что выбрать – оглохнуть.

И она пошла. Вверх по шаткой лестнице. В тайную комнату боли её души. В страх. На подкашивающихся ногах, цепенея, изредка контролируя путь слепнущими от слёз глазами. Одна ступенька, вторая, третья…

И вот он, шкаф, покрытый пылью, как старый камень – мхом. Вот замок, холодный, как лоб покойника. Ключ… Ключ от этого замка она всегда носила с собой, он висел на шее, как в детстве…

Под непрекращающийся трезвон, рвущий на части черепную коробку, она повернула ключ в замке, и цепи, держащие скелет взаперти, рухнули с лязгом на пыльный пол.

Только раскрылась дверь шкафа, звон прекратился.

Не успела! У неё хлынули слёзы. Будто плотину прорвало, будто звон сдетонировал…

Она стояла на коленях перед шкафом и перебирала косточки-пальчики скелета, сжимая в объятиях его пустую, как ей казалось, грудную клетку.

Но вдруг она увидела чудо: в этой клетке, за прутьями голых рёберных костей, билось живое тёплое сердце! И оно тоже плакало.

Сколько времени сидела она со скелетом в обнимку на полу, в пыли старого чердака, нам неведомо: в горе время течет по-другому.

Выплакавшись досуха, она краем футболки промокнула распухшие от слёз веки и аккуратно, как ребёнка на ручках, перенесла скелет в шкаф.

Без эмоций, осушив душу до самого донышка, она вновь обмотала пристанище своей тайны старой цепью и, совместив два звена, ввела дужку замка в кольцо.

Еле слышный щелчок, и скелет снова надежно скрыт от всех глаз.

Она медленно спустилась по старой лестнице в мир.

Жить дальше.

КОНЕЦ ЗЛЮКИ

– Татьяна? – молодой женский голос на том конце трубки глуховатый и немного растерянный.

Звонок раздался в неудобном месте – на пешеходном переходе. Я непростительно опаздывала на работу.

Уверенная, что звонят те, что меня «потерял», мгновенно выхватила трезвонящий телефон из сумки и, не глядя на экран, выдохнула:

– Да! Но голос был мне незнаком, как и номер – я попыталась рассмотреть его без очков, быстро перейдя дорогу.

После короткой паузы трубка ожила:

– Татьяна – сан?

– В смысле – сан? Кто это? Кому вы звоните?

– Вам. Вы знаете такую Софью Андреевну N?

Из памяти тут же выплыло одутловатое лицо пожилой женщины, соседки по столику в санатории. Понятно теперь, откуда ветер дует.

– Да, Софью Андреевну знаю. Она живёт…

Я хотела назвать город, откуда та приезжала на отдых, но закончить фразу мне не дали:

– Она уже… не живёт. Умерла. Извините, что звоню. Просто из всех контактов в телефоне именем был подписан только ваш. «Татьяна сан». Остальные – почта, пенсия, соцзащита, поликлиника – без имён. Я подумала, что вы для неё значимый человек, – девушка помолчала и добавила, – сан – это ж вроде учитель?

– Вроде, – я соображала с трудом. – Но я просто знакомая. Постойте… А сын? У неё же есть… был… сын, она говорила.

– Да, сын тоже забит. Ему позвонили, он приедет из Питера. Её пока в морге подержат. Ну, всё, – сказала девушка и дала отбой.

Моё «А….» повисло в воздухе. Я швырнула ни в чём не виноватый телефон в сумочку и со всех ног припустила на работу. Но ничего серьёзного за весь день сделать так и не смогла. Тупо сидела за компьютером и думала про нашу быстротекущую жизнь. Мысли крутились вокруг звонка о смерти Софьи Андреевны.

Это так страшно – жить, жить, и… не жить.

С умершей мы познакомились в санатории. Это было зимой, года два назад.

Я поняла! «Сан» – это не по-японски. Это сокращённо «санаторий». Это она так меня записала, получается.