Дети царя Салтана

– Возможно,– согласился с ней мужчина и помолчал.– Но, знаете, я, кажется, припоминаю, что Захар Петрович в свое время выплатил сестрам их доли. Потому что, как-то, я стал случайным свидетелем его фразы. Они с Клавдией Мироновной сидели на кухне и не слышали, как я вернулся. «Все!– сказал тогда Захар Петрович.– Сегодня я окончательно расплатился с твоими сестрами за квартиру. Можем жить спокойно».

– Получается, что с квартирой все справедливо и законно,– прильнула я спиной к холодной стене башни, потому что мы уже давно стояли возле нее.

– Если бы это было не так, то сейчас бы за квартиру шла бойня,– усмехнулся Виктор Павлович.

– Логично,– неосознанно подергала я мочку уха, делая так всегда, когда, просто, интерес к информации перерастал в необходимость владеть ею, во чтобы-то ни стало.– Тогда из-за чего конфликт?

Папа Ксюши снова развел руками, ничего не сказав.

– Пришли,– проговорила, молчавшая до этого времени, Мила.– Это первая башня. Что дальше?

– Как что?– ринулась к двери Ирина, схватившись за ручку,– Закрыто,– дернула она ее и повернулась к нам, стоящим позади нее.– И?

– Не может быть,– подбежала Мила.– Их никогда не закрывали. Там и брать то нечего.

Она посмотрела на нас, словно возлагая вину за это на нас.

– Я сейчас,– сорвался с места Саввка и в одно мгновение скрылся за углом.

Мне оставалось только позавидовать энергии мальчика, которому издержки погоды были нипочем и он чувствовал себя лучше, чем мы вчетвером, вместе взятые.

– Куда это он?– оттянув футболку, подула на свое тело Ирина.– Фу, какая жара.

– Подождем, узнаем,– встал рядом Виктор Павлович, пристроив и свою спину к холодным камням кладки.

– А другие пути в башни имеются?– задрав голову, посмотрела я наверх.

– Имеются,– кивнула Мила.– На втором этаже есть дверь, ведущая на крышу, где по специально-приспособленным дорожкам, у самого края крыши, и можно попасть в любую из башен.

– Зачем тогда ты потащила нас понизу?– возмутилась Ирина, не забыв воспользоваться своей любимой позой: руки в боки.

Я с интересом навострила уши, чтобы услышать, что и как ответит Ирине Мила. Но та, лишь мельком взглянув на подругу, отвернулась, сделав вид, что не услышала.

Рассматривая Милу, я не находила в ее внешности чего-то, что приковывало бы и задерживало взгляд. Про таких женщин всегда говорили: «серая мышь». Короткая стрижка, волосы которой были непонятного цвета, то ли серые, то ли светло-русые, белесые брови, которых при дальнем рассмотрении, казалось, вообще не было и мелкие, как пуговки, глазки, внимательно всматривающиеся в каждого, кто имел неосторожность оказаться вблизи нее. Однотонные, немодные и скучные по цветовой гамме, платья Милы больше напоминали мешки, по бокам которых были проделаны прорези для рук. Из обуви она предпочитала, почему-то кеды, шнурки на которых не были завязаны, а просто затолкнуты внутрь. На правой руке я заметила толстый шрам. « Последствия несчастной любви»,– невольно пришло мне на ум. И еще я заметила, что Мила никогда не улыбалась, что, по моему мнению, свидетельствовало о какой-то драме, произошедшей, в ее жизни. Хотя, я могла и ошибаться. Судя по общему образу, Мила, просто, была таким человеком который, не желая впускать в свое личное пространство кого попало, сразу же пресекала эти попытки проникновения демонстрированием равнодушия и холодности, а иногда и грубости, чтобы у этого «кого попало» не возникло, даже, и маленькой мысли предпринять это еще раз.

– Вот,– запыхавшийся Саввка, возник перед нами так же мгновенно, как исчез,– Вот,– повторил он, вытягивая ладонь, на которой лежала толстенная связка с ключами.– Это они, наверное. Я их в кустах нашел, еще вчера.

Мила, с подозрением оглядев мальчика, взяла ключи и снова отвернулась к двери

– В каких таких кустах?– переключилась на Саввку Ирина, не меняя положения рук.

– Да, там,– неопределенно указал он направление позади дома.– В малиннике.

– И кто же их потерял? Или не потерял?– задался почти вопросом Гамлета, Виктор Павлович, пристально наблюдая за действиями Милы, которая, чередуя ключ за ключом, никак не могла подобрать подходящий.

– Наконец-то,– облегченно выдохнула она после того, как один из них подошел.

Силами самого старшего мужчины, в нашем отряде искателей, металлическая дверь поддалась и открылась, издав противный скрежет.

– Ой,– зажала свои уши Ирина и крикнула.– Это сколько же ее не смазывали?

– Не ори,– отняла я ее руки от головы.– Мы прекрасно слышим.

– Я думала, что от такого шума не я одна оглохла,– уже спокойно, просунув палец себе в ухо, потрясла она всей рукой.– Лично у меня чуть мозг не лопнул.

– Почему мозг?– опешил Виктор Павлович, оглядев Ирину с ног до головы, словно сумасшедшую.– Обычно в таких случаях речь ведут об ушных перепонках. Это они составляют часть слухового аппарата в организме человека.

– Ай,– отмахнулась подруга, первой шагнув в неизвестность, с которой нас встретила первая башня.– Мозг, перепонки.. Рядом же, на голове. В чем проблема-то?

– Действительно,– единственное, что смог вымолвить мужчина, глядя ей вслед.

Мы с Милой и Саввкой предпочли промолчать. Лично я еще и из-за того, что была поглощена только одной мыслью, как можно скорее окунуться в прохладу каменного строения.

Вся башня состояла из узкого пространства, по которому вверх тянулась винтовая лестница. Поднимаясь по ней, я задевала стены, обтирая их одеждой. Путь нам освещал свет, мелкими дозами проникающий внутрь и разбавляя темноту пространства небольшими участками. По мокрым ощущениям на коже, я поняла, что сырость – это единственный обитатель башни, который чувствует себя здесь вольно и по-хозяйски свободно.

– Фу,– услышала я возглас Ирины, шествующей впереди.– Что это еще за трава на стенах?

«Ан, нет,– пришел в голову соответствующий вывод.– С сыростью рядом и в гармонии проживает еще и мох. А что? Мох и сырость, он и она. Вполне традиционная и предсказуемая пара».

Достигнув, с небольшим усилием, последнего этажа, мы оказались в просторной комнате, круглого типа. Белые стены, которых, по всем признакам, касалась рука штукатура-маляра, выглядели благородно и, самое главное, придавали уют помещению. И пусть отсутствие, какой-либо, мебели немного подпорчивало общее впечатление, зато застекленное окно, занимающее половину круглой стены, придавало ей ошеломляющий эффект простора. Деревянная, с красивой резьбой, дверь, была той самой, что вела на крышу, и через нее можно было попасть в дом, не обходя с улицы.

– Так,– прогулялась по окружности Ирина.– Тут ничего и никого.

– А как ты догадалась?– ехидно заметила я, не забыв так же и улыбнуться.

– Глазами,– в той же манере ответила мне подруга, только вместо улыбки у нее получился оскал.

– Но,– снова накрыл ступор Виктора Павловича.– Глазами смотрят, видят, наблюдают, а не думают или догадываются.

– Не важно,– не приняла близко ни к сердцу, ни к какому иному органу слова мужчины Ирина,– Идемте дальше. Нельзя терять ни минуты.

И она выбежала, чтобы начать спуск. За ней тут же шмыгнул Саввка, и медленно вышла Мила. Мы же, переглянувшись с Виктором Павловичем, последовали их примеру, немного задержавшись.

– Знаете, Татьяна, я все больше и больше поражаюсь Ирине,– начал было мой спутник, когда мы спускались, и замолчал, подбирая слова.

Я улыбнулась, понимая, что Виктор Павлович пытается до меня донести. Но так, как я шла впереди, и улыбки моя была недоступна для его видения, то, видимо, опасаясь моей реакции, он замялся, сканируя свой мозг в поиске самого безобидного описания, которое бы охарактеризовало подругу.

– Ее примитивности,– выпалил он, радуясь, что смог удачно подобрать замену слову «глупость».

– Я бы сказала «непосредственности»,– решила я уточнить и заодно заступиться за Ирину, зная ее лучше.– Просто она, когда говорит, не думает о значении слов. Мы с друзьями уже привыкли и даже начали ее понимать. Ничего. Со временем и вы привыкните. Иного выхода то все равно нет.

Я остановилась, чтобы с сочувствием посмотреть на Виктора Павловича.

– А-а-а,– обреченно протянул он.– Понимаю. А как долго длиться период привыкания?– засуетился Виктор Павлович, потирая от волнения ладони и стараясь не смотреть мне в глаза.– Нет, я не то, чтобы имел, что-то против, просто мне необходимо знать…

Не успел он закончить, как раздался оглушительный крик той самой особы, о коей у нас велась такая многозначительная и содержательная беседа. У меня из головы улетучилось все, кроме страха. Испугавшись, что с Ириной, судя по силе ее развернувшейся диафрагмы, случилось что-то серьезное, мы с Виктором Павловичем, перескакивая через две ступени, одолели остаток лестницы за несколько секунд.

Глава 8