Золотая рыба

– Нам туда! – «радует» Настя.

На складе им выдают белые халаты, клеёнчатые фартуки, резиновые сапоги, марлю на косынки, и – обратно вверх лестницами (цунамными).

Нет вариантов. Не уехать, не уплыть, не улететь… Сандре плохо! Кое-как выдерживает медосмотр. Воюет с гинекологом, победив.

На её кровати так и валяются обёрнутые фартуком спец-вещи. Другие шьют.

Рита колпаки крахмалит, для всех ею добыт крахмал. Паспорта не у неё, а отданы владелицам, – довезла, ни за кого не отвечает. Она ушила в талии халат. Выглядит медсестрой.

Валя, укоротив непомерно длинное для неё одеяние, с охами-вздохами подгоняет сапоги: то с одним носком, то с другим. Насте сапоги впору, неплохо выглядят на её ровных ногах. У Гали с изнанки халата пришит карман, господи, спаси.

«Ох, уродки»…

Да, многое не учла! Многое? Всё! Твердила: уеду! И когда вагон тронулся с Казанского вокзала, когда он набрал темп, а перрон с мамой, бабушкой и Верунькой, крепко ею наказанными, откатил, торжество: уехала! И долгую дорогу: нате вам!

А в итоге? Победное «уехала» и более победное: «Нате вам!» имеет продолжение… Комната в новом бараке… Шесть коек (занято пять). Рядом с Настей – свободная. В комнате – печка. Её кто-то должен (но не она же!) топить дровами, притащенными откуда-то (откуда?) А утром, надев амуницию, – в длинный ангар, где пахнет рыбными внутренностями.

А эти довольны! Рита оглядывает зауженный халат. Валя притопывает в сапогах. У Насти, о которой думала, как о подруге, один фасон халатов с Ритой, одинаковое восприятие завтрашнего дня. Рита хвастает ножом для разделки рыбы. И у Вали такой. Напоминают кухонные.

– А вы, девочки, на укладку не хотите? – Настя, далёкая-предалёкая.

– На разделке, – говорит Рита, – ширк – кишки выпускаешь, и опять… На укладке копаться надо…

Ширк! Сандра медленно поднимается, будто хочет всё тут разнести. Рядом с её кроватью открытое окно. Она выходит в окно на веранду. Продолжайте о выпускании кишок! Она прыгает по деревянным тротуарам. Она вышла в окно!

Настя догоняет:

– Саша! Ты куда? Рита говорит, что тебя выселят из этой комнаты. Это хорошая комната…

Одна деревянная лестница, вторая… Вот и берег… Идти некуда – ворота завода. Причал. Отчала нет.

– Ой, гляди, – выкрик Насти.

У пирса – катер. На его палубе домик, напоминает будку для какой-то огромной собаки. Пограничники крепят катерок канатом к тумбе на берегу. Один прыгает на берег, другой отворяет дверцу «будки».

– Выходите! – дуло автомата имитирует приказ, а то и переводит его на другой язык.

Да, это именно перевод… Из будки – дяденька. Он явно нерусский, не европеец: широкое туловище, короткие ноги. Лицо жёлтое, но не загар. Руки держит на голове. Пограничник велит ему не двигаться. Второй – копия первого, видимо, его брат; потом ещё один… И сколько там этих «братьев»? Пятеро? Семеро?

– Джонка, это джонка, – догадливая Александрина Семибратова, не имеющая братьев, тем более, таких.

– Японцы, – ахает Настя.

Обитателей джонки (как они там утрамбовались?) ведут к офисным домикам на берегу.

Какая-то бывалая тётка:

– Это японские рыбаки, они «ловят нашу рыбу» в наших водах, на нашей территории. Наши их ловят.

– Как сайру в сети… – поддакивает ей другая.

– Некоторые японцы не хотят на родину и до конца дней на Шикотане. Видела старика, который обитает прямо у воды?

Да, Япония неподалёку, да и остров (вроде, на японском – Цветущий, но растительность тут не богатая) в древности – резиденция императоров.

В таком маленьком судёнышке? И не боятся волн?!

У Сандры – фонарик. Все легли, и верхняя лампочка не горит, а ей надо записать в дневник, который, как правило, ведут путешественники, для неё приемлемый формат. Но кульбит: не «уеду и всё», а «уеду туда-то, где… буду делать то-то» (вторая половина бойкой фразы).

Она с удивлением поймёт логику её, вроде бы, не логичных действий. В недалёком будущем – отгадка.

«Дневник путешественницы» не начать: на других кроватях болтают, и это опять напоминает спортивный лагерь.

Рита говорит: ей надо «тыщу». У них в деревне где-то во Владимирской области можно на такие деньги купить дом, даже с мебелью. Ей буквально негде обитать. Накануне этой поездки она уходит от мужа алкоголика, с которым они в доме свекрови; детей временно – к брату, его семья в доме их родителей. Ей одной «поднимать детей». У неё двое. Как много – тыща! Но она заработает в этом ушитом халатике!

– Мне бы хоть три сотни, – голос Гали, которая за дорогу, кроме: «господи, спаси, шифер, баня, навес», никаких слов. – Мне хватит трёх сотен. Мы с мамой обновим кровли – это главное. Нам хватит, – елейно говорит Галя.

Ей на разделке и укладке, «в мокре», – никак: ревматизм. Она будет на складе клеить этикетки на банки с готовой продукцией.

– На всё, как говорится, божья воля, – поддакивает ей Валя. – Мне бы купить хотя бы пару золотых колец. Золото на чёрный день. У моей тётки тоже ревматизм, но как мой Димочка… – «Димочкина болезнь и смерть» всю длинную дорогу.

Примолкли, ждут. Трое обнародовали планы, двое молчат.

В окне лишь небо над Шикотаном.

Утром они с Настей идут рядом.

– Не могу же я им сказать, что отдыхаю?

Телефонистка Настя. Работа, вроде, не трудная. Но мечта об отдыхе?

– Я устала от Славко. От дум о нём. А в эти дни я о нём думаю редко. Отправилась сюда, а то бы торчать мне в Одессе. И вот я весёлая. Не думаю! Вернее, думаю о мамке, о детях. Говорят, промтовары тут недорогие. Когда деньги дают, большой завоз.

Она, будто оправдывается перед «нашими девочками», так как ей не объяснить, почему она тут. От Саши она никаких откровений не ждёт, так как знает, – сложны ответы.

Да и Сандра «хорошо отдохнула»! Ей бы обратно. Вдвоём с «отдохнувшей» подругой она входит в гостеприимно открытые день и ночь ворота завода.

– Я ваша учётчица, меня зовут Аля. – В мутных глазах уныние.

– Давно вы тут? – Настя к ней с уважением.

– Десять лет, – гордясь.

– Какая вы молодец! Так давно на этом острове!

Наверное, и Настя хотела бы тут «не думать», радуясь «завозу промтоваров»…

Сандра у холодного конвейера.