Венеция. Исповедь монашки

– А что это за организация? Я периодически вижу, как ты подбираешь картинки для презентации…

– Я работаю на удалёнке на Международное Содружество Музеев.

– Что за организация такая?

– Ты знаешь, очень причудливая! Моя начальница сидит в Австралии, я часто беседую с ней по скайпу. Она очень умная, ей сорок пять лет. У неё никого нет. Пришла в организацию секретарём и доросла до руководителя программы «Друзья Музея».

– О, я о такой программе слышала.

– Во всех музеях это есть, и для того чтобы понимать, как управлять этой системой, музеи подключаются к нашему сообществу, мы аккумулируем средства, полученные от взносов при вступлении в группу «Друзей», а потом распределяем их по нуждам музея для повышения эффективности программы.

– Попахивает махинациями, – нахмурилась я.

Не может такого быть, чтобы Эля была не в курсе, хотя она так радостно мне рассказывала об «аккумуляции средств».

– Не, всё чисто. Мы, вообще, некоммерческая организация.

– А инвалиды у вас не работают? – стала я «щупать» Элину контору на легальность.

– Нет, нас очень мало, но мы есть по всему миру. С этим и связаны вечные командировки на круглые столы, в том году в Вашингтон гоняли…

У меня отвисла челюсть. С ума сойти! От некоммерческой организации?

– Всё дело в спонсорах. Я в этом ничего не понимаю, но когда Констанция говорит: «Выбирай самый лучший отель, через неделю мы выезжаем», я готова ночь не спать! Вот перед Венецией мы были на Майорке. Да, да. Начальнице нужен был суперлюкс, как будто в другом у неё не будет рабочего настроения, ну, а я в соседнем обычном номере, но вид-то тот же! Обожаю свою работу.

Я не верила своим ушам. Мои ленивые поиски работы по андеграундным галереям просто валялись в припадке на минус первом этаже карьерной лестницы, не говоря уже про четыре банковских места с порядками в стиле советских заводов.

– Ещё бабушка и дедушка Занини открыли музей, у них я тоже работаю на аутсорсе.

– Ого, современного искусства?

– Нет, ну что ты. Они основали музей на базе истории своей семьи о том, как зародился маленький город, в котором они живут. Там артефакты, предметы быта… Они собирали информацию по всей округе, чтобы картинка была полной и подробной.

Я попыталась себе представить круглое одноэтажное здание музея посреди степи «подбуэнос-айрисья» с бабушкой и дедушкой, которые ещё работают внутри, пробивая билеты и проводя экскурсии. Картинка сродни городу-призраку Келсо в пустыне Мохаве штата Невады.

– Я организовываю мероприятия в этом музее, чаще для детей, но и для взрослых тоже. Анонсирую, нахожу художника, который будет работать с посетителями, бабушке остаётся только говорить своё привычное «Рады видеть вас в нашей скромной обители».

Эля сразу выросла в моих глазах. Она совмещала в себе творческую профессию и жёсткого менеджера, была энергична, любила близких и заботилась о них (редкая и очень южная черта) и, ко всему прочему, была дружелюбна и отзывчива. В ней не сквозило злостью, когда она шутила, а запас языков был такой большой, что её постоянно было слышно во всех компаниях нашей группы. Оставалось непонятно, почему такая интернациональная девушка до двадцати девяти лет была всё ещё одинока. Я не видела в ней ничего такого, что могло бы отпугнуть мужчину. А учитывая её частые поездки на различные мероприятия, ей легко было найти пару как в разных индустриях, так и в разных странах.

Эля заснула, рассказав мне очень личные вещи, которые оставили меня в задумчивости. Люди живут, заполняя свои жизни событиями, порой очень большими, и считают свою жизнь уникальной. Торопятся, ставят цели, не успевают, корят себя за это. И таких жизней миллион! У всех свой микрокосм, своего размера и возможностей. И чрезвычайно важно в нём не замирать, не замыкаться. Общение и, что самое главное, новые знакомства дают нам движение вперёд, они совершенствуют нас. Жизнь другого человека демонстрирует нам иные вершины. Слушая других и доверяя им, мы становимся лучше.

…до выставки осталось 68 дней

Мы сидели в зале консерватории на стульчиках с опрокидывающимися столиками. Я клевала носом во втором ряду, грея руки о картонный стакан капучино. Авроры не было, все чувствовали себя более или менее расслаблено. Сегодня у нас была встреча, что-то вроде брэйнсторминга, с Самиром Дамирканом, нашим шеф-куратором.

Пару недель назад он обозначил концепцию нашей будущей выставки, и домой все ушли с увесистыми копиями книги «Вертиго» автора Винфрида Геррга Зебальда. К несчастью, перевода на русский не существовало, и моя копия была испещрена заметками. Будь я посноровистей, мой перевод разошёлся бы уже во все концы необъятной родины. Но руки до такого ответственного дела пока не дошли. Экранизации именно этого произведения тоже не было. В нашем распоряжении был лишь оригинал и с десяток статей, опирающихся на ту или иную точку зрения автора. Нам роман был ценен тем, что внутри одной книги были собраны истории и дух двух философов – Франца Кафки и самого Зебальда. Главный герой осуществлял знакомый нам маршрут из Вены в Венецию, сталкивался с ситуациями, порой спиритуальными и хорошо понятными нам, живущим, хоть и временно, в этом средневековом городе. И, самое главное, герой Зебальда был замкнут в пузырь переживаний своей личности. Следуя из города в город, он непрестанно искал себя в окружавшем его обществе. Это было стопроцентным попаданием. Группа, собравшаяся со всего мира, безусловно, прибыла с целью найти себя и себе подобных, а впоследствии уже оказывалась в сложной ситуации социальной адаптации.

По мнению Самира, и с большой вероятностью, мужа Авроры Себастьяна, мы, сами того не ведая, стали экспериментальным проектом, перформансом для состоявшихся итальянских кураторов. Предполагая, что мы на что-то влияем, спорим, работаем над вариантами, мы на самом деле своими действиями производили на свет работу, которую при должном подходе было достаточно обрамить в книжную обложку или медиафильм. Это и есть иллюстрация проблематики Зебальда. Но нам казалось, мы свободны.

В то утро мы обсуждали с Самиром, кто из художников максимально иллюстрирует магистральную идею проекта. Каждый предлагал два-три персонажа с иллюстрацией его работ. Я представила двух иностранцев – Тобиаса Мэдисона и Андрея Бартенева. Выступление меня немного волновало: задание было размытым, на английском перед публикой я не говорила со времён первого университета. Но группа была очень доброжелательной и преследовала одну цель – устроить грандиозную качественную выставку. Перед выступлением меня волновал только один вопрос: кто-нибудь здесь знает нашего Бартенева? В Москве часто говорили про его популярность на западе, но на какие страны распространялась известность, никто не уточнял.

Пока девочки презентовали, Самир зевал во весь рот и тёр глаза руками – поначалу я даже чуть не засмеялась в голос от его гримас, но потом поняла, что он не специально. «Наверное, нервное», – подумала я. Самир много курил и прерывал свои встречи каждые пятнадцать минут, объясняя это десятиминутными кофе-брейками. Если бы мы каждый раз пили кофе, когда он говорил «Guys, coffee break», наши сердца к концу обучения выскочили бы через горло. Чаще, во время коротких отлучек Самира, мы просто общались, разминались, прогуливались по консерватории или обсуждали вчерашние поездки.

Я вышла на длинный балкон с видом на канал и уставилась на грузчика, который пытался с небольшого катера перекинуть коробки, стоя одной ногой в лодке, а второй – на ступеньке здания. Ему приходилось балансировать, и это требовало больших затрат, чем если бы он подъехал на грузовике по суше где-нибудь на материке. Он кричал на итальянском женщине, принимающей товар, ту что-то не устраивало, и она отказывалась брать коробку. Быть может, это был отвергнутый муж, пришедший неумело просить прощения тостером. Мужчине нужно было срочно определяться со второй ногой: в его сторону шёл катер с молодым человеком.

Молодой человек лет двадцати стоял в лодке с подвесным мотором, правая рука за спиной держала маленький рычаг, как руль, управляя машиной, взгляд был устремлён вперёд. Неприкрытые голову и лицо он бесстрашно подставил под палящее солнце. Такие лодки часто попадались на глаза, но больше – в открытых водах, подальше от берегов и на больших скоростях. Я уже перегнулась через перила, ожидая столкновения, как вдруг чья-то рука дотронулась до моего плеча, и я услышала по-русски:

– Привет.

Это была Лена, девушка из группы, и тоже из Москвы. Наши дороги были похожи и неясно, зачем Аврора приняла решение взять нас обеих. Мы были одного возраста, одного роста, Лена окончила юридический вуз, я – экономический, и пару лет назад мы обе стали увлекаться искусством. Особых заслуг за плечами не было, но мы бойко рассказывали, что всё можем и умеем. С Леной сразу отношения не сложились. Она жила в районе Кастелло по соседству от Зои из Бостона, проводила больше времени с ней и почему-то отказывалась идти на контакт. Может, боялась разговаривать на русском, когда была возможность практиковать инглиш, может, у неё были другие причины, но после пары безуспешных попыток завязать разговор я отстранилась, и стало даже легче: сохранялась иллюзия, что в группе я одна русская.

Меня удивило, что она подошла сама. Что ей нужно? Наверное, разговор будет коротким – на тему цен авиабилетов в Москву.

– Привет, – поприветствовала её я.

– Как дела?

– Да нормально, жду вот, когда мужик свалится с лодки…

– Что ты делала на выходных?

– Муж приезжал, мы были в Кьодже. Это место очень похоже на Венецию, но меньше в разы, туда можно добраться на двух вапоретто, ну или на…

– Слушай, а ты давно замужем?

Это так странно, – каждая её фраза была произнесена как-то невпопад, она не давала мне закончить мысль. Я не понимала, как можно так общаться, и понемногу раздражалась.

– Да нет, пару месяцев, вон шеллак ещё с фотосессии не облупился.

– А я-то как раз свой сняла, специально перед поездкой. Хотя до этого без перерыва его делала три года, представляешь? – Информация, которую она выдавала, была какой-то бесполезной, я чувствовала себя неловко, как на собеседовании.

– Нравится в Венеции?

– Ну, я, вообще, раньше уже жила в Милане три месяца по работе.

– Это адвокатские конторы отправляют в такие командировки? – я усмехнулась своей шутке, но Лена меня не поняла: она стояла и смотрела на меня не мигая.

– Я работала моделью, – коротко произнесла она.

Мне потребовались усилия, чтобы не крикнуть «ТЫ?». Еле удержавшись и наступив себе на язык, почти спокойно я спросила:

– Ого! Моделью?

Проблем с Лениной фигурой не было. Рост около 175 сантиметров, но вот остальные формы мне казались неподходящими для модельного бизнеса. Впрочем, я не интересовалась критериями отбора и не стала спрашивать название агентства. Модель так модель. Для меня это, может, стало объяснением некоторых её действий.

– Да, мы жили в Милане и пили, как сучки, каждый день в баре. Нам сняли один огромный номер на всех, было весело.

– Понятно.