– Мы танцевали одни, никто нам не мешал, – продолжала баронесса. – На мне было сияющее платье бесподобного зеленого оттенка.
«Платье было барханным, поглощающим свет… – чуть не вымолвил вслух молодой человек. – И нас окружало множество людей…»
– Блики зелеными зайчиками плескались вокруг, отражаясь на твоем лице, – продолжала госпожа. – А ты был одет в черное. Я и не знала, что этот цвет так идет тебе!
«Я его ненавижу!» – про себя высказался Анри.
– Ты, оказывается, неотразим, если немного над тобой потрудиться: завить, умыть…
«Раздеть», – мысленно продолжил юноша.
– …И облачить в богатое платье…
«А потом короновать!»
– Тогда с тобой было бы приятно появиться в обществе, – закончила свою идею баронесса.
– Я польщен! – соврал молодой человек, кланяясь в очередной раз.
– Во сне мне казалось, я могла бы тебя полюбить, – Генриетта поджала губы.
«Да ты уже влюбилась, голубка моя!»
– Признайся, ты мечтал о богатстве? – вдруг спросила баронесса.
– О чем?
– Неужели тебе никогда не хотелось сделаться знатным и счастливым?
– Наверное, у нас различное понимание счастья, – усмехнулся молодой человек.
– Счастье бывает только одно: когда у человека есть все, на сердце спокойно и мирно, и ничего не тревожит тебя.
– Получается, что все покойники – счастливчики? – предположил Анри.
– Что ты несешь? – возмутилась Генриетта.
– Я только последовал вашей логике и сделал соответствующий вывод: умершие безгранично счастливы, ибо их ничего не тревожит, на сердце спокойно и мирно, и у них есть все, что им необходимо.
– Рассуждая таким образом, ты обижаешь не только меня, но и усопших! – воскликнула баронесса.
– Но ведь шуту все дозволено! – парировал молодой человек.
– Вот сейчас ты похож на кривого горбуна, который служил здесь до тебя! – баронесса состроила мину, выражающую крайнюю степень омерзения.
– Неужели плохо быть похожим на своего предшественника, которого господин герцог постоянно приводил мне в пример? – отстаивал свою точку зрения юноша.
– Немедленно перестань! – приказала Генриетта. – Я ненавидела Шарля, и моей ненависти хватит еще на десяток ему подобных!
«Значит, любишь меня!» – понял Анри и ощутил превосходство над своей госпожой, потому что он знал о ней то, о чем она сама не подозревала, – о своих чувствах к нему!
Великая вещь – мужское самолюбие и гордость! Сейчас он, что называется, приценивался к госпоже де Жанлис. Может показаться, что это было слишком самонадеянным и вульгарным с его стороны. Но вспомним, о чем сами порой мечтаем, забрасывая жадные сети в запретный океан желаний. А потом наслаждаемся одними мечтами и мыслями, ведь их так много… и не беда, что ничему из этого не дано осуществиться. Человек – хищное, корыстное существо…
– Анри, – неожиданно спросила баронесса. – а ты не пробовал посвящать свои стихи кому-нибудь?
– Пробовал, – ответил молодой человек и пожалел о сказанном.
– Да? – протянула Генриетта. – А кто та, которая занимала твое воображение
– Я посвящал свои опусы Таинственности, Надежде и Тьме.
– А женщинам?
– Как-то не приходилось, – солгал юноша.
– Скажи, ты мог бы написать стихи для меня?
– Для вас? – Анри внимательно посмотрел на госпожу. – Я что бы вы хотели в них найти?
– Любовь.
– Чью любовь? – бесцеремонно уточнил молодой человек.
– Мне как-то трудно говорить на эту тему, – смутилась баронесса. – Ты должен отразить в стихах свои чувства, если они у тебя есть…
– Вы хотите, чтобы я в стихах сказал вам, люблю ли вас? – напрямую задал вопрос Анри, а про себя подумал: «Не подшутить ли над ней?»
– Может, я не умею выражать свои мысли… – Генриетта покраснела и потупилась.
– Напротив, я вас отлично понял! – успокоил ее юноша. – Я бы мог посвятить стихи вам, только… – он задумался. – Непонятное явление. Обычно мне ничего не стоило найти подходящие слова, но не сейчас… Простите, госпожа, я ничего не могу с собой поделать. Стихи не получаются!
– Но что-то же можно сделать? – допытывалась Генриетта.
– Если не возражаете, я попробую сказать опоэтизированной прозой. Это вас не оскорбит?
– Нет, напротив. Мне очень интересно.
– Хорошо! – молодой человек собрался с мыслями и начал. –
Мудрец спросил меня,
Бывает ли любовь.
Не знаю. Безмятежным сном
Дремало механическое сердце.
Тогда оно во мне качало кровь,