– Мой жених! Он хочет на меня взглянуть, наверняка, чтобы убедиться, что ему не подсунут глупую дурнушку. А вот я видеть его не желаю!
– Он так безобразен?
– Не знаю. Известно только, что он лет двадцать как вдовец. Потом куда-то уезжал, а теперь вернулся…
– А я было подумал, что он все это время носил траур по усопшей супруге.
– Анри! Он старше моего отца!
– Но ваш отец – мужчина совсем не старый, если верить определению Франсуа.
– К черту Франсуа! Все к черту! – воскликнула Генриетта.
– Вы развязно ругаетесь, это не к лицу такой красавице, как вы, – сказал молодой человек.
– Сейчас мне надлежит готовиться к свадьбе… Вскоре мы с тобой поедем в Париж, – баронесса утерла слезы.
– А мне что там делать? – удивился юноша.
– Посмотреть на мир! Неужели тебе не надоело сидеть в нашей душной мышеловке? – Генриетта глубоко вздохнула. – Наверное, это будет последний мой выезд…
– Не расстраивайтесь. Будем надеяться, что все не так страшно, как вы себе нарисовали.
– Да, если ты меня не оставишь, мне будет не так страшно!
Генриетта посмотрела на юношу глазами, полными слез:
– Я безнадежно, безумно одинока! Зачем Бог покарал меня этой земной жизнью! Я обречена на затворничество, и никто не хочет меня понять и пожалеть!..
– Ну почему же, дорогая госпожа, – спокойно возразил Анри.
Он знал, что все женщины так делают: внушают всем, что несчастны, и даже сами начинают в это верить, чтобы их пожалели и поплакались рядышком. Таким образом они выявляют друзей и врагов. Попробуй не пострадать с ними за компанию…
– А ты никогда не ощущаешь одиночества? – спросила баронесса, растирая по лицу соленую влагу.
Анри задумался. В памяти промелькнули неясные видения, лица людей, бесконечно близкие и дорогие, все, что встречались юноше по жизни. Одних давно смыла волна времени, их образы потускнели и теперь были похожи на гравюры. Другие всплывали в мягкой гамме водяных красок, теплыми тонами лаская сердце молодого человека. Все закружилось спиралью и стало удаляться, с каждым мигом убыстряя свой бешеный ритм. За всю жизнь Анри страдал от одиночества только здесь, в каменной клетке герцога де Лонгвиля. Юноша вспомнил один из своих снов и будто вновь ощутил на себе пронизывающий взгляд кошмарных Глаз. Теперь он знал им название. Это была сама Смерть. Одинокая и тоскливая…
Строчки посыпались водопадом, закрывая от него действительность:
И Генриетта услышала:
– Одиночество пронизывает тело,
Словно беспощадный острый нож.
Будто птица, счастье улетело,
Да и было ль счастье – не поймешь.
Сердце разрывается на части.
Тягостно и душно, и темно.
А вокруг меня бушуют страсти…
Все меня покинули давно.
Нет веселья, заблудилось где-то,
Спряталось в доверчивой тиши,
Хоть погибни, не дает ответа,
Только эхом манит из глуши.
Умирает мир, умрет надежда,
Все поглотит ужас тишины.
Одиночество отбросило одежды
И манит к себе из глубины.
Одиночество подобно смерти.
Можно в жизни умирать не раз!
Душу в ад снесут шальные черти
Для своих забав и для проказ…
– Вот что я думаю об одиночестве, – после некоторой паузы тихо сказал Анри.
– Почему у тебя все такое мрачное и фатальное? – осторожно поинтересовалась баронесса.
– Потому что мир так устроен: мы не будет вечно живы…
– А ты бы хотел жить вечно?
– Наше существование бесплодно и бессмысленно. Человек уподобляется безмозглому насекомому, заботящемуся только о том, как добыть себе пропитание и между делом продлить род. Он ломает и рушит все, что ему попадается на пути и всегда оправдывает себя: ему необходимо построить дом, вырыть канал, чтобы река текла рядом с жильем… Он злобен и ленив. Он безнадежно жаден и завистлив. И никому не приносит пользы. Даже себе. Наверное, Богу понадобилось за что-то наказать землю, вот он и создал Адама, который разорил существующий до него мир, но не сумел построить новый. Так и живут его потомки на кучах мусора и обломков и едят друг друга…
– Какие ужасы ты говоришь! – воскликнула Генриетта, вскакивая.
– Человек мечтает о каком-то рае где-то над облаками, а не сознает того, что самолично разрушил райский земной сад, – упрямо продолжал Анри. – Церковь пугает нас мифом о преисподней, она обманывает людей, ибо человеческое земное существование и есть мучительный, страшный ад. Если бы люди узнали об этом, им стало бы нечего бояться, и тогда колесница мироздания помчалась бы под откос, управляемая необузданными, позабывшими о Боге существами. И настал бы Конец Света.
– Я боюсь! – воскликнула баронесса.
– Бойтесь людей без веры, без мечты. Ими повелевает ее величество Скука. Ради нее они пойдут на все!