– Замолчи!
– Если я не стану об этом говорить, ничего не земле, к сожалению, не изменится, – грустно промолвил юноша. – Нам не спасти Разум, разбуженный в звере. Остается лишь бросить весла и с безразличием наблюдать за тем, куда швырнет твою лодку Река Жизни. Пусть нас несет на камни и разбивает в щепки. Нам уже не выплыть. И не надо. Очищения не будет!
В этот момент в мозг Генриетты прокралось несмелое понимание того, что мир, жизнь и небо были созданы задолго до ее рождения и без расчета на ее появление. А ее пребывание в Реальности не имеет никакого значения для самой Реальности. Да, ни на одно страдание ее души или тела равнодушный мир не отзовется, не остановит свой бег быстротечное время. Генриетте стало жаль себя. И в то же время она ощутила безразличие к дальнейшим событиям собственной жизни.
Загадочный Человек! Как ты поступишь, когда тебе больно, но весело? Будешь хохотать сквозь рыданья? Или плакать сквозь смех? Непредсказуемый, непонятный зверь, самый опасный из всех существующих на земле! Добрый и бескорыстный, честный и милый, порой ты способен разорвать зазевавшуюся жертву, позабыв обо всем хорошем, что в себе есть. Сильный и мужественный, ты предаешь слабого и беззащитного – почему? Не ответишь! Пылая лютой ненавистью к самому себе, ты умиляешься до слез при виде того, кого любишь. Пытаясь выразить несогласие души с этим несправедливым мировым порядком, ты убиваешь свое тело. Но не надейся, этим никому ты ничего доказать не сможешь, только рассмешишь. Каменные, но мягкие, железные, но нержавеющие духом чудаки, зачем вы пришли в этот мир? Кто заронил в ваши бьющиеся сердца зерна мести? Кому вы отомстите за то, что он явился в мир одновременно с вами? За что вы деретесь и отравляете ядом ненависти напиток, который с подлой улыбкой подаете друзьям? Где смысл ваших действий? Где то, что древние именовали совестью? В каком потерянном месте вы закопали этот божественный дар?.. Странный, непонятный Человек!.. Бредешь к прекрасному – по колено в крови, находя брод там, где больше лежит костей братьев твоих, убитых тобою. Цепляешься за крылья ангелов, неосторожно спустившихся к тебе, чтобы наставить тебя на путь истинный. Ты хочешь взмыть вверх к желтому светилу? Не с тем ли, чтобы окрасить его в кровавый цвет, не смывающийся с рук твоих? Учишь других правде и искренности, тогда как сам не сказал ни единого правдивого слова даже себе самому! Учишь детей своих быть добрыми и внимательными, но не добьешься успеха, потому что в тебе самом нет и крупицы доброты! Обманщик и шулер! Вор, укравший счастье у самого себя! Ты проклинаешь Бога за то, что он не посылает тебе горы золота и легкую жизнь, а сам всегда прибегаешь к нему только когда в нем нуждаешься! До чего ты дошел, до чего ты довел себя? Будет ли искупление грехам твоим? Сумеешь ли забыть о себе, об ублажении своих бесконечных желаний? Остановишься, очнешься, одумаешься ли?.. Ответь, Человек! Проснись, загляни в себя! Может там, в пустынных недрах твоего сознания еще осталось хоть что-то, помимо врожденных звериных желаний? Раскопай мертвый песок, просей, пропусти его через руки свои. И может, тебе повезет, ты обнаружишь песчинку Разума? Только торопись! Как бы не оказалось слишком поздно пускаться на поиски!
Человек – несчастное, обреченное на падение существо… Пожалей ту землю, которая тебя терпит, кормит и дает приют! Не ради себя, ради нее – посмотри хоть раз в это чудесное синее небо, вспомни, что ты спустился оттуда, и упади на колени, слезно моля Создатели о прощении!.. Мне жаль, бесконечно жаль тебя, Человек…
Глава 16
Анри вернулся от баронессы расстроенный и уставший. Он потратил слишком много душевных сил на страшную исповедь, обличительное откровение…
Франсуа видел двадцатый сон, и беспокоить его не имело смысла.
Анри лег и задумался. «Интересная у меня теперь жизнь, – усмехнулся он мысленно. – Я только и делаю, что разговариваю и сплю, сплю и разговариваю. Что же со мной станет через год? Во что я превращусь?» Потом он вспомнил «господина Жана», отличающегося своеобразной добротой, и подумал, что все-таки следует проследить за ним. В замке было множество различных дверей, и от всех из них у Жана имелись ключи. Некоторые комнаты пустовали, и наверняка именно там Жан складывал то, что удалось отобрать у таких, как Франсуа.
И тут же на ум пришел разговор с Генриеттой, состоявшийся несколько дней назад. Она рассказывала о том, что во времена крестоносцев один из ее предков, соорудил этот замок и тут же был осажден своим задиристым приятелем. Возможно, это даже было пари. Но, так или иначе, де Лонгвиль каким-то непонятным образом выбрался из своей крепости, вырос из-под земли, оказавшись у дружка за спиной, и ударил ему в тыл. Легендарный предок тогда чрезвычайно прославился, как доблестный рыцарь. Побежденный приятель пытался распространить слух о том, что Лонгвилю помогали дьявольские силы. В действительности же дело обстояло совершенно иначе. Генриетта не сказала, что в замке имеется потайной ход, но догадаться об этом было нетрудно. Анри понял, что его предположения имели основание, и нужно искать…
Конечно, шансы на успех были невелики хотя бы потому, что еще неизвестно, имели ли место события, положенные в легенду, а если и имели, то за века, прошедшие с того момента, замок видоизменялся, надстраивался, и подземный ход вполне мог быть уничтожен.
«Одним словом, нужно сообщить Франсуа», – так решил Анри, засыпая.
Он провалился в темноту. В ней не светился ни единый лучик, в ней не было ничего. И его там не было. Но он все видел, он видел кромешную темноту. И вдруг…
В этой темноте открылась дверь. И на пороге стояла Женщина. Таких нет на свете. Лучи заходящего солнца, бившие из-за двери, высвечивали хрупкую фигурку. Это был Идеал…
Откуда явилась эта женщина? Анри не знал, но что-то в ней казалось ему удивительно знакомым… Может быть, глаза?.. Синие лучистые глаза, непомерно огромные – во все лицо. Тонкая улыбка. Маленькие яркие цветочки на синей шляпке. Необыкновенное существо! Платье неведомого покроя… Словно сотворенное из воздуха. Прозрачное тело.
Зазвучал голос. Он не распространялся, не бередил тишину. Но Анри слышал и понимал каждое слово. Голос звучал в нем самом:
– Я тебя знаю, Анри…
– А кто ты? – спросил юноша.
– Пока ты не знаешь меня, – отвечал ровный голос. – Некоторые проживают жизнь, но так и не видят меня. Я открываюсь не всякому. Я слышала твои слова. Я чувствую твои мысли. И знай, что я – твоя… – тут словно порыв ветра унес конец фразы, и Анри не удалось расслышать последний звук; голос продолжал: – Я скажу тебе то, что редко открывают смертным… Ты не бойся умереть, ибо ты еще придешь на эту землю. Ты не будешь сознавать свое рождение, вновь открывая тайны существования и краски мира. Ты повторишься не однажды, снова и снова… И каждый раз ты должен быть лучше и лучше. Ты обязан найти себя, разделив понятия о добре и зле, о правде и лжи, об отваге и трусости. Ты обязан сохранить меня, ведь я всякий раз буду с тобою. И в каждой из твоих новых жизней встанет перед тобою выбор – предать и спастись или погибнуть, но сохранить чистоту. Не воспринимай эти слова буквально, я говорю с тобой так, потому что тебе доступны тайны скрытого смысла. Не обязательно предавать кого-то, можно предать Идеал, Мечту, Любовь, предать себя. Человек сам делает свою судьбу. И ты будешь обязан все сделать правильно. И каждый раз тебе нелегко, тяжко покажется расставаться с этим миром, ибо он несправедлив, но прекрасен и неповторим. Выдержишь ли? Я всегда буду рядом, что бы ни произошло. А сейчас дай мне свою руку и смело шагай навстречу Судьбе. Очищение настало.
Длинная узкая прозрачная рука в голубой дымке одеяний протянулась через Время к Анри и коснулась его руки. Но прикосновения он не почувствовал. С удивлением провел ладонью по лбу и его тоже не почувствовал. Отвлекшись на миг, он вновь взглянул на Женщину, но она тихо растворилась в жидком Пространстве, и, задетая световым потоком дверь в Чудо с траурным звоном захлопнулась. Зажурчала музыка, похожая на ту, что почудилась давеча: грустная песня чьей-то загубленной судьбы. Во мраке сложилась фигура, вернее, один белый контур. В руках ее оказался легкий прозрачный шар, наполненный туманом. Анри взглянул на шар и почему-то сразу понял, что это и есть ОН – кладезь творческих мыслей и чувств. Из шара заструился туман и, подобно змее, обвил юношу с ног до головы. Замелькали образы, краски, лица, символы. Казалось, мозг не справится с непосильной работой и расплавится от напряжения. Это было подобно бурному морю, вихрю, катастрофе… Но вот белая фигура накрыла покрывалом таинственную сферу и шагнула в темноту.
Анри проснулся с тяжелой головой и ощутил в руках какой-то предмет. Это была та самая тетрадь, в которую он записывал стихи. Он силился вспомнить и не мог, как тетрадь оказалась в его комнате, более того, почему она была в его руках?
«Вероятно, кто-то надо мной подшутил», – решил он и машинально перелистал страницы.
Глаза его расширились от удивления и невольного страха: вся тетрадь до конца оказалась исписанной его рукой, причем попадались такие вещи, о которых он и не слышал, и не думал.
Одно стихотворение моментально врезалось в память и зазвучало в уме, непроизвольно ложась на мотив печального перезвона:
«Тоска безвыходных дорог
Меня обуревает.
А выход близок, но далек…
Так, может, не бывает?
Куда уйти, кому сказать,
Что сердце умирает?
Молчу, не в силах замолчать…
Так, может, не бывает?
Кто отзовется в темноте?
Кто жизнь свою скрывает,
Увидев ужас – в красоте?
Так, может, не бывает?
И вот конец пришел судьбе,
Но кто же замечает,
Что ты погиб в самом себе?
Так, может, не бывает?
Пропали звезды, тьма и свет,
Пространство исчезает,
Забыто «да», осталось «нет».
Так, может, не бывает?
Покрылись тленом города,
А там зверье гуляет.
Потухла разума звезда.
Так, может, не бывает?
Реальна плоть душевных мук,
И болью дождь играет.