Медальон

– Ты какая-то странная стала после своего дня рождения, – заметила девушка, когда они прогуливались по аллее парка.

– Так сильно заметно?

– Дело в Игоре?

– Что?! – удивленно переспросила Аня. – Нет! При чем тут он? Просто…

– Что «просто»?

– Со мной что-то происходит…

– Беременная? – рассмеялась Кристина.

– Дурочка, – ответила Аня. – Жарко, давай по мороженому?

«Куда тебе мороженое, у тебя и так зад толстый», – подумала Кристина. – Я – с удовольствием! – произнесла она.

«Неужели нет никого действительно искреннего?! Я же так всех друзей растеряю!» – подумала Аня.

Она еще больше возненавидела то, что теперь умела. То, что вдруг приобрела, о чем не просила. Редко она слышала довольные и хорошие мысли людей, в большинстве своем люди всем были недовольны, все им было не так. Девушки сидели за столиком в уличном кафе, Кристина охотно уплетала разноцветные шарики, Аня же еще даже не притронулась к ним. Она смотрела на девушку, что сидела за столиком напротив. Рядом с ней в коляске капризничала девочка. Аня не сильно разбиралась в возрасте детей, но решила, что на вид той девочке было около года.

«Как я от тебя устала, – думала мамаша, которая изо всех сил пыталась создать вид счастливой молодой мамы. – Когда же ты прекратишь орать? Что тебе еще от меня нужно? Господи, завидую я сейчас тем двоим девчонкам. Кто дернул меня родить в двадцать?! О, Боже, прекрати… У меня уже сил нет. Кому тебя отдать, чтобы выспаться? Лучше бы я не рожала».

Малышка, капризничая, извивалась и выкручивалась, из-за чего стукнулась головой о крепления коляски. Вряд ли ей было сильно больно, но крик она подняла неимоверный, пуще прежнего.

«Господи, прости, что я так сказала, – пронеслась встревоженная мысль в блондинистой голове мамаши, – пусть лучше мне будет больно, чем ей, пожалуйста…»

Девушка достала дочку из коляски и принялась ее обнимать, жалеть и успокаивать. Аня улыбнулась, глядя на них. «Не все потеряно», – подумала она.

– Как она орет… – раздраженно сказала Кристина. – Может пойдем отсюда? Чего ты не ешь мороженое?

– Мне здесь нравится, – ответила, улыбаясь, Аня, – а мороженое… У меня и так зад толстый.

Кристина смутилась, пыталась восстановить в памяти их предыдущий разговор: неужели она ляпнула эту фразу вслух? Ей стало стыдно.

Аня продолжала смотреть на мамочку с ребенком. Девочка успокоилась, а Аня с удивлением отметила, что не знает ничего, что творится в голове у ребенка. До этого момента она не задумывалась о том, что слышит только взрослых людей, пускай еще и подростков, но мысли малышей она не слышала. «Если это не пройдет, пойду работать в детский сад» – подумала она.

Глава 5

Гнев

– Матушка… Мне был сон. Не такой, как обычно. Это было, как взаправду…

– Что было в том сне? – настороженно спросила Бажена. Знала она, что сон ведуньи не всегда простым бывает, что часто он в себе что-то несет: то ли воспоминание, то ли предречение, то ли предостережение.

– Вода, – сказала дочка, – много воды. Речка… но не речка. Вода чистая. Я видела свои руки и ноги. Они были нагими… Я тонула.

– Ясное дело, тонула, – словно ни в чем не бывало, чтобы немного успокоить дочку, сказала мама, – ты же плавать не могешь-то.

– Тогда чего я в воде очутилась? – девочка была явно напугана.

– Что еще помнишь?

– Ничего… Вода надо мною сомкнулась. Над водою, кажись, кто-то стоял. Мама, мне боязно было. Слишком боязно… Вы говорили, что мы можем во сне увидать, что с нами приключится потом. Не значит ли то, что я утопленницей стану?

– Боюсь я, доченька, что то ты грядущую будущность помнишь, да только не совсем свою, – сказала Бажена. Дочка смутилась, не поняв мамкиных слов. – Не боись, утопленницей ты не станешь. Не допущу, – мать улыбнулась. – Хватает в наших речках русалок и без тебя.

– Не брешете?… – спросила Нюся. – Про русалок-то…

– Отчего ж мне брехать, – Бажена села рядом с дочкой, – ежели девицу кто утопит из злобы, то душа ее пред Богом предстанет тут же. А тело… то природе дань. А ежели сама утопится, то в наказание ей в русалку она обернется. И будет бесконечную жизнь смотреть на ноги людские снизу, пугать их. Полюбит кого русалка, утащит к себе на дно речки, а тот преставится тут же. А ей, рыбе той, что раньше человеком была, невдомек будет, отчего он помер, ибо сознание человеческое в ней умрет вместе с телом человеческим. Глупая будет, аки рыба. Оттого и топят русалки парубков, а после оплакивают же их сами, не понимая, отчего те померли. И так до той поры, пока не изловят их и не высушат на солнце, как любую рыбину.

– Мама… – недоверчиво улыбнулась дочка Бажене.

– Уж кому-кому, Нюська, да не тебе дивиться такому! Ты ж ведуньина дочка, сама того и гляди могучей ведьмой станешь, помогучее поди, чем матушка твоя. Не дивись. Все в жизни случается, всякое бывает.

– Так отчего же вода, матушка? – вернулась девушка к теме обсуждения своего сна. – Я когда проснулась, то казалось, что она у меня во рту, аж кашлять хотелося.

– Не знаю, Нюся, не знаю. Но воды ты не боись. Я тоже много чего вижу, чую… Огонь, дочка. Огонь. Вот что нас некогда разъединит… Попомнишь мое слово…

***

Аня лежала на кровати, смотрела в потолок. Кошка спала рядом, свернувшись клубком: гладким, блестящим, розовым клубком. Девушка обдумывала сегодняшнее происшествие в бассейне и злилась сама на себя. А если бы не достали? Если бы не заметили? Как она могла так легко пойти на дно, не заметив этого?

Она закрыла глаза.

«С возвращением».

Голос шел откуда-то из глубины. Нет, на глубине была сама Аня – она лежала на дне бассейна. Голос исходил сверху. Снова эта женщина. Она стоит над водой, она смотрит на девушку. Она протягивает ей руку.

Аня доверчиво тянется к кисти, погруженной в воду. Она чувствует, как чья-то рука крепко хватает ее за предплечье, тянет вверх. «Кто она, – пролетает мысль в голове девушки, – как она выглядит?»

Аня пытается изо всех сил рассмотреть человека, который пытается вытащить ее из воды. Хватка на ее руке становится все сильнее. Аня смотрит на руку и осознает, что теперь та принадлежит мужчине. Девушка пытается вырваться от ненужного ей спасения, она хочет снова увидеть ту женщину!

Глубокий вдох, сопровождаемый то ли хрипом, то ли криком. Вода, стекающая с волос на лицо, мешает разглядеть человека, что держит Аню за руку.

– Кто вы? – выплевывая воду, с трудом произносит девушка.

– Твоя смерть, – слышит она мужской, немного грубоватый баритон.

Аня протирает свободной рукой глаза, но не успевает рассмотреть лица: мужчина хватает ее рукой за голову и резко надавливает на макушку, снова отправляя Аню под воду. Девушка отчаянно колотит рукой по воде, которую тот теперь высвободил, пытается сбить чужую руку с себя. Пузыри стремятся вверх, туда, куда нужно всплыть и самой Ане.

Она нащупала свой медальон. Открыла его.

Глаза резко распахнулись, слизистую тут же запекло от жара и едкого дыма, проступили слезы, которые приятно смочили иссушенные веки. Но ведь только что она была в воде?

Она уже бывала здесь раньше, была в этой комнате. Только теперь запах трав перебил запах гари. Зеркальце, в которое Аня смотрелась в прошлый раз (какой именно – сказать было сложно, Аня не знала, что это за место, где и главное – когда оно находится), закоптилось и уже ничего не отображало. Кто-то неистово стучал в дверь.

– То вода, то огонь, – раздраженно пробормотала Аня.