Толковательница сновидений. «Полночный дождь»

…Она мысленно вернулась в начало занятия: вот она входит в аудиторию твердым шагом. Лицо бесстрастно. Встав за кафедру, делает паузу. Затем говорит:

– Меня зовут Алиса Львовна Светлова. Дисциплина наша называется «Философия». Запишем название лекции и вопросы к ней.

Такой академизм был нужен при первом знакомстве, особенно на младших курсах. Довольно сухо осветив первые два вопроса и убедившись, что внимание студентов под контролем, она лишь на третьем, «место и роль философии в культуре», начала завоевывать их сердца, по сути дела рекламируя необходимость развития философского мышления. Говорила об адекватности, широте сознания, аналитическом уме, мудрости, в том числе и житейской… И, самое главное, об успешности!

Ее слушали внимательно, смеялись, где это предполагалось, задавали вопросы. «Оратор» была собой довольна. И вдруг: «Философия – бред»!

«Что я делала не так?» – размышляла Алиса.

…Дальше анализировать прочитанную лекцию было некогда – начиналась следующая.

И тут раздался звонок: напомнил о себе ее мобильник. Алиса увидела, что вызывает начальница – Ольга Николаевна, заведующая кафедрой, которая на данный момент была на больничном, но продолжала твердой рукой курировать все дела в подчиненном ей коллективе.

В голове у Алисы зазвучала забавная песенка мышонка из мультфильма:

«Какой чудесный день…»

«Чудо» звонка заключалось в том, что Ольга Николаевна практически никогда не звонила своим подчиненным. У нее для этого были заведующая кабинетом Ирина Георгиевна, которая на кафедре повелевала всей документацией, и лаборант Галя, состоявшая у последней на побегушках. Поэтому Алиса сразу насторожилась.

– Алиса Львовна, я буквально на минутку – знаю, у вас лекция. – Голос у Ольги Николаевны был странно-извиняющийся. Обычно она говорила коротко, сухо, безапелляционно.

– Ничего, ничего, – моментально отреагировала Алиса, – я вас слушаю.

Далее и вовсе началось что-то удивительное. Ольга Николаевна сказала, что ей нужна помощь, что вопрос очень деликатный и что она не хочет, чтобы об этом звонке кто-то знал. И, вообще, она завтра ждет Алису у себя дома в удобное для нее время. Совершенно обескураженная Алиса (ибо ситуацию можно было сравнить только с приглашением на съемки в Голливуд) осторожно спросила:

– Скажите хотя бы, по какому поводу! А то я ночью спать не буду.

И она не шутила. Это было бы действительно так. Когда очень прогнозируемые люди, такие как Ольга Николаевна, ведут себя вопреки привычной линии поведения, это всегда удивляет. А в подобных обстоятельствах – и немного тревожит.

– Просьба касается вашей способности толковать сновидения.

– Это лишь мое хобби.

– Не оправдывайтесь, – как-то очень встревоженно отреагировала Ольга Николаевна, – мне действительно нужна ваша помощь.

– Тогда завтра в 14.00.

– Не забудьте о конфиденциальности моей просьбы! И еще… разговор предстоит долгий.

– Хорошо. – Алиса еще больше насторожилась. – Значит, я на вечер ничего не планирую.

– Хотелось бы..

А студенты уже ждали. Алисе потребовалось жесточайшее усилие над собой, чтобы собраться и отключиться от всех сегодняшних «чудес». Она прочла лекцию по облегченному сценарию, насколько возможно сократила обязательную часть и увеличила долю популизма – не хотелось, чтобы еще кто-то решил, что «философия – бред»!

Глава 3. Красавцы-мужчины

После лекции Алиса пошла на кафедру. Там предстояло очередное заседание. По дороге в соседний корпус почувствовала, что устала. Но идти было надо. Пропускать мероприятие, происходящее раз в две недели, в установленное начальницей время, не разрешалось, даже когда та отсутствовала.

В преподавательской, как всегда, сидели «местные аборигены» – два доцента, работавшие на кафедре еще с советских времен: Максим Петрович и Петр Сергеевич. Максим Петрович, высокий худой старик, был убежденным сталинистом. Надо отдать должное, студентов он своими убеждениями не грузил, но коллегам-преподавателям пускаться с ним в разговоры было опасно: рано или поздно все разговоры склонялись на животрепещущую тему о роли Сталина в истории. Глаза Максима Петровича становились блестящими, на щеках выступал румянец… Далее говорил только он, и выйти из общения несчастному собеседнику было практически невозможно.

Петр Сергеевич страдал другим «милейшим качеством» – он был ухажер. Увидев коллегу женского пола, обязательно близко к ней подходил, брал за ручку и, заглядывая в глаза, начинал говорить дежурные комплименты. При этом сам Петр Сергеевич редко менял рубашки и тем более костюмы и, понятно, парфюмом не пользовался. Хотя Алиса иногда думала, если бы он еще и пользовался парфюмом, то какой бы это был парфюм… и как бы он сочетался с естественной «аурой» Петра Сергеевича, которую так «обоняли» близко стоящие окружающие. Но тот был скуповат, поэтому «страшные» размышления Алисы обычно заканчивались грустной улыбкой – в целом и к одному, и к другому «аборигену» она относилась нормально – жалела этих двух одиноких стариков. Однако появляться на кафедре при отсутствии других женщин было опасно, поэтому, приоткрыв дверь и увидев двух знакомых персонажей, она предпочла дождаться в коридоре кого-нибудь из коллег, чтобы без дискомфорта войти в преподавательскую.

Очень скоро этими другими коллегами оказались друзья: Кеша и Гоша. «Красавцы-мужчины», а именно такой эпитет закрепила за ними женская половина вуза, появились в конце коридора. В тридцать два года оба были не женаты, что только усиливало интригу. Кеша (для студентов Иннокентий Александрович) стал кандидатом наук раньше и уже работал в должности доцента. Гоша (Георгий Андреевич) защитился позже и только ждал подтверждения из Высшей аттестационной комиссии, что его диссертация прошла все нужные инстанции, поэтому работал еще старшим преподавателем. Когда они совместно пили пиво, Гоша всегда напоминал Кеше о разнице в окладе, изображая Кису Воробьянинова, просящего милостыню. Кеша над ним потешался, но за пиво не платил…

Они действительно обращали на себя внимание. Оба высокие: Гоша – плотный, с необъятными плечами и очень русским лицом – казался еще мощнее на фоне изящного Кеши. Его светлые волосы были коротко пострижены, что позволяло обозревать внушительный атлетический затылок и широкий гладкий лоб. Ясные глаза Гоши смотрели на мир добродушно, как это часто бывает у людей недюжинной физической силы. Однако в этой «бездне добродушия» таился и насмешливый лукавый огонек…

Кеша был неподражаем по-своему – шатен, кудрявые волосы, тонкий нос, пухлые губы. В отличие от былинного Гоши он был воплощением романтической внешности. К «байроновскому» [14 - Байрон Джордж Ноэл Гордон, обычно именуемый просто – лорд Байрон (1788–1824), – английский поэт-романтик. По словам биографов, Байрон был хромым.] облику добавлялась своеобразная прыгающая походка, при которой Кеша высоко, «как кузнечик», поднимал коленки.

Ему нравился имидж Чайльд-Гарольда[15 - Романтический герой Байрона – разочарованный, пресыщенный, скучающий. См. лирическую поэму «Паломничество Чайльд-Гарольда». Считается, Евгений Онегин напоминает Чайльд-Гарольда.], поэтому Кеша любил поговорить с противоположным полом об английской поэзии. Разговоры носили, как правило, характер монолога с чтением стихов типа:

Но вдруг, в расцвете жизненного мая,
Заговорило пресыщенье в нем,
Болезнь ума и сердца роковая… [16 - Из поэмы Джорджа Гордона Байрона «Паломничество Чайльд– Гарольда». Речь идет о самом Чайльд-Гарольде.]

Однажды, наблюдая, как, слушая друга, недоуменно скучает очередная блондинка, Гоша не выдержал. Он усмехнулся, отвел Кешу в сторону и заметил:

– Ей твои речи интересны, как зайцу барабан. Хочешь понравиться – скажи обычный комплимент!

– Фу! Фу! Как примитивно! – моментально отреагировал Кеша. – Что-то я не помню, чтобы ты грешил комплиментами?

– То – я! – парировал Гоша. – Я – не фрачный герой! [17 - Фрачный герой (театральный термин) – слишком красивый, неотразимый и аристократичный герой-любовник.]

И, подойдя к блондинке твердой, мужской, уверенной походкой, небрежно бросил:

– Извините, что отвлек вашего собеседника?

– Ничего! Ничего! – залепетала жертва романтической лекции и приняла томную позу.

Не будучи фрачным героем, Гоша, тем не менее, слыл дамским любимцем. Его стиль общения с женщинами был прост: никакой суеты – сами придут и сами все расскажут. Но при этом он был ненавязчиво, естественно галантен: если на заседании кафедры опаздывающей женщине не хватало стула, первым вставал Гоша, уступал место и шел за стулом в соседнюю аудиторию. Причем было не важно, сколько женщине лет. И еще – он ни о ком не говорил плохо. Если беседа скатывалась на личности, Гоша начинал говорить общие фразы, типа: «Все люди разные, у каждого свои тараканы», и тихо ретировался под любым предлогом. Кеша посплетничать любил, мог быть язвительным, но никогда не злобствовал. Вот и сейчас, увидев Алису, моментально отреагировал:

– Чёй-то мы в коридоре мнемси? А? Алиса Львовна? Небось, Петр Сергеевич на кафедре?

– Вас жду! – парировала Алиса.

– Куда же вы без нас, – согласился Гоша.

И они вошли в преподавательскую. Петр Сергеевич встрепенулся, буквально выписывая коленца, двинулся к Алисе.

– Алисочка! Как я рад вас видеть! Позвольте снять с вас плащ.

Казалось, его ничто не могло остановить. Даже красноречивое выражение лица своей жертвы.

Но на пути встал Гоша.

– Петр Сергеевич! Я сам поухаживаю за дамой. Ждал этого весь день.

И закрыл Алису своим могучим торсом. Тщедушный ухажер подпрыгнул, попытался обойти Гошу, но на пути встал Кеша.