Вершина по имени ты

– Так рано? – удивилась Аля. – Я, конечно, не то чтобы устала, но…

– Надо лечь спать в семь-восемь вечера, – снова огорошил Бойков. – Завтра подъем в пять. У нас по плану радиалка, надеюсь поймать хорошую погоду.

– А радиалка…

– Радиальный выход, туда-обратно до одной точки по одной и той же дороге. В зачет пойдет половина километража, набор и сброс сведутся к нулю, а мы просто встанем пораньше и, надеюсь, без жары и дождя посмотрим на красивые горы. Вершины Ходвцег и Косанраг 1А, а до них – некатегорийный перевал Ходский.

– Марина отстает, и Антон с Ирой тоже, – заметила Аля. – У нас привал через…

– Давай здесь остановимся, – Бойков легко сбросил рюкзак и отвязал от строп две бутылки. – Тут ручей хороший, боюсь, сегодня таких больше не будет.

Небольшой водопад, высотой примерно до пояса, журчал среди камней, поросших мхом. Пока Аля набирала воду и подтягивались отставшие, Бойков зачерпнул пригоршню в холодной струе, бросил себе на лицо – короткая челка надо лбом сразу закурчавилась от влаги. Глядя на него, Аля поежилась и повыше подняла воротник дождевика: холодный туман вперемешку с мелкой моросью и легким ветром не делали настроение лучше.

С размаху плюхнувшись на рюкзак, Марина принялась расшнуровывать ботинки и вдруг застонала: за полдня подъема она умудрилась набить такие мозоли, что крепко зашнуровывать треки было больно. Вздувшиеся водянистые пузыри мешали шевелить ступней в обуви и готовы были лопнуть при первом неосторожном движении. Аля сразу же потянулась за аптечкой, но Бойков ее остановил.

– Подожди. До места ночевки полтора часа. Мариночка, дойдешь?

– Не знаю… Ребят, так сходить не хочется, я так ждала этого похода!

– Ты пока погоди сходить, – Бойков осмотрел ее пострадавшие ноги и тихо присвистнул. – Это плохо, но не критично. Сейчас пойдем медленнее, в палатке нужно будет это дело аккуратно проколоть, подсушить и замотать пластырем, а ночью снять, чтобы лучше заживало. Есть запасные носки?

– Есть, но в них жарко.

– Надень. Лучше жарко, чем больно.

Сжав зубы, Марина обмотала ноги пластырем в несколько слоев, надела двое носков и – очень аккуратно – ботинки. Судя по ее грустному лицу, сильно легче не стало, но так хотя бы она могла дойти до крайней дневной точки.

– Что случилось? – тревожно заглянул ей в лицо подошедший Миша.

– Ничего страшного, – нахмурилась Марина. – Натерла.

– Сильно?

– Нормально, – она отвернулась. Антон подошел к ее раскрытому рюкзаку, молча забрал два пакета еды – с ужином и завтраком – и переложил к себе, хотя и без того рюкзак был полон почти до клапана. Марина запоздало воспротивилась:

– Антон, перестань, у нас раскладка расписана, у меня овсянка, сушеное мясо, специи и…

– Если рюкзак будет меньше давить, то и идти будет полегче, – заметил он и пакеты не отдал. Марина вздохнула, но улыбнулась со смущением и благодарностью. До конца привала все молчали: набирали воду, пили, умывались, надевали запасные флиски. К вечеру ощутимо похолодало, морось усилилась и превратилась в небольшой дождь. Горы, которые только ненадолго показались в начале дня, спрятались за туманом, и идти стало совсем печально: всем уже хотелось добраться до палатки, а с непривычки к высоте еще и побаливала голова.

Глава 4. Новые друзья

До отмеченной на карте стоянки дошли спустя пару часов: устыдившись того, что он – штурман и должен идти впереди, а вместо этого тащится где-то ближе к хвосту, Рома включил второе дыхание и четвертую скорость, так что успевал за ним только Миша. Бойков, наоборот, сбавил темп, чтобы держаться рядом с девочками, но за Мариной молчаливой и незаметной тенью приглядывал Антон, а Аля с Ирой легко шли сами.

К трем часам туман сгустился так, что видимость ухудшилась метров до пятнадцати. Склоны здесь были еще пологими, и руководитель велел держаться к ним поближе: опасность камнепада пока что минимальная, а вот оступиться в тумане и упасть вероятность чуть выше. Условленное место представляло собой широкую и почти плоскую поляну, покрытую низкой и мокрой травой. Прямо перед дорогой торчал, как памятник самому себе, огромный замшелый валун в два человеческих роста, с гор прямо под него бежал ручей, по левую руку в туман уходил редкий сосновый лес, а что было за ним, разглядеть не представлялось возможным. Впрочем, на траву, камни и сосны все достаточно насмотрелись солнечным утром, а сейчас единственный интерес представлял горячий ужин.

Пока Бойков, Антон и Миша вытаскивали палатки, а Марина меняла обувь на лагерную, дежурить вызвалась Аля, а ее негласным напарником стал Рома. Под дождем вода грелась долго. Натянув капюшон почти до подбородка, Аля сидела на корточках, грея руки над котелком, и покачивалась из стороны в сторону.

– Устала? – в голосе Ромы послышались сочувственные нотки. Аля замечала, что он все время словно старается быть к ней поближе: то на тренировке встанет рядом или поможет что-то отработать, то дежурить пойдет с ней вместе, то в палатке протиснется рядом и будет молчать, сопеть в своем спальнике и тихо вздыхать, изредка поглядывая в ее сторону. Девушка догадывалась, но молчала: Рома был ей как друг, товарищ и верный напарник, но только и всего. Ей казалось, что для чувств нужно нечто большее, чем желание одного из партнеров сблизиться…

– Пока шли, с ног падала, а сейчас вроде и ничего, – улыбнулась Аля. – Ой, кипит!

Легкий суп из сушеных овощей и мяса вызывал сомнения, но готовить больше на первый день было нечего. Вскоре по поляне разнеслись ароматы специй, вареной картошки, курицы и овощей. Голодные туристы окружили котелок, пока ужин еще не сварился. Антон и Ирина готовили себе сами: у группы все было посчитано, а они покупали продукты на себя. Но потом, когда все поужинали и попрятали вещи от дождя по палаткам, Бойков вдруг предложил:

– А пойдемте в большую палатку. Антон, у тебя, кажется, гитара?

Молчаливый парень отвязал инструмент от рюкзака и неуклюже забрался в трешку. Несмотря на то, что на семерых палатка была не рассчитана, все прекрасно разместились кто в основной “квартире”, кто в тамбуре на рюкзаках, а Антон с гитарой сел на чей-то разложенный коврик. Марина оказалась рядом с грифом гитары, а Миша сел рядом с ней, постаравшись оказаться поближе. Поджав губы, та недовольно отодвинулась.

– Ты на мою куртку наступил!

– Да сколько раз она еще испачкается!

– Ой, ребята, киньте в тамбур мои ботинки, промокнут!

– Георгий Петрович, можно к вам? – шепотом спросила Аля, пока все суетились и устраивались поудобнее. Бойков сидел в углу палатки, накинув штормовку на плечи, и молча подвинулся, когда Алька пробралась к нему. В “квартире” оказалось чуть теплее, чем в тамбуре, и все же продрогшая под дождем Аля поджала ноги и обхватила колени руками. Рюкзак у нее остался в маленькой палатке, и без куртки было прохладно.

Покрутив колки и подстроив инструмент, Антон взял первые аккорды.

– С моим Серегой мы шагаем по Петровке,

По самой бровке, по самой бровке…

– Я такую песню не слышала, – прошептала Аля Бойкову.

– Это Визбор, – так же тихо ответил он.

– …То взлет, то посадка, то снег, то дожди,

Сырая палатка, и почты не жди.

Идет молчаливо в распадок рассвет:

Уходишь – счастливо, приходишь – привет!

У Антона голос оказался великолепным: мягкий глуховатый тенор, и всем было все равно, попадает он в ноты или нет – пел он хорошо и уютно, и важнее всего сейчас была судьба летчика Сергея, который упал в тайге, чуть-чуть не дотянув до посадочных огней… А те, кто его искал, сидели в сырой палатке, отрезанные от мира, и не знали, увидят ли когда-то еще своего друга, или он пополнил ряды небесных летчиков. Алька даже губу прикусила – так вдруг светлая грусть тронула сердце, что защипало в уголках глаз.

– Люди идут по свету, им вроде немного надо –

Была бы прочна палатка, да был бы не скучен путь,

Но с дымом сливается песня, ребята отводят взгляды,

И шепчет во сне бродяга кому-то – не позабудь! – начал Антон новую песню в ритме походного вальса. Его пальцы ловко перебирали железные струны, то щипком, то переливами, и негромкий глуховатый голос снова заставлял верить в хорошее, в то, что…

– …слова их порою грубы,

“Пожалуйста, извините” – с усмешкой они говорят,

Но грустная нежность песни ласкает сухие губы,