Превратности судьбы

В Деревянном находился завод, назывался он Лесохимартель, там бочки и ящики делали, пилили доски, заготавливали древесину. Позже его переименовали в Прионежский промкомбинат. Его первым директором был И.А. Макаров. У известного карельского поэта Георгия Кикинова, уроженца Деревянного, есть о нем такие строки: «На берегу Онежских вод стоял Макаровский завод».

Когда мы приехали, Макаров был еще жив. Это был крепкий коренастый, пожилой человек. Они с женой жили в Деревянном в доме, стоявшем напротив книжного магазина. Этого дома теперь уже нет.

Казимир сразу нашел работу, его взяли механизатором в Лесохимартель. Тогдашний директор Лесохимартели, не помню его имя и фамилию, прочитав сибирские рекомендации Казимира, так обрадовался, что на предприятии появился опытный механизатор, что буквально на следующий день купил трактор. Казимира очень уважали на работе за трезвость, честность, трудолюбие.

Ира тоже быстро нашла работу дояркой в совхозе. Мама не работала, я тоже первое время не работала.

Мы приехали двадцать третьего июня, а двадцать четвертого с утра всей семьей пошли сажать картошку. Нам выделили небольшой участок земли для огорода от Детского дома, где работал отец. У нас было три ведра семенной картошки, и мы ее посадили. Некогда было отдыхать, сразу начали работать, чтобы выжить.

На семейном совете отец сказал: «Теперь будем думать о строительстве нового жилья. В этот дом мы вкладываться не будем».

Мы с отцом сходили в Деревянский сельсовет, там нам указали участок, восемь соток на берегу Онежского озера. В наших планах сначала было строительство двухквартирного дома. Измерили площадь, прикинули и поняли, что после постройки дома на этом участке и земли для огорода не осталось бы.

Я снова пошла в сельсовет, объяснила, что у нас и так семья не маленькая, а в перспективе станет еще больше, поэтому нам нужен другой участок, с большей площадью. Нас отправили на горушку, где нам очень понравилось. Это то место, где мы и сейчас живем. Отец измерил площадь участка шагами и сразу поставил колья. Потом оформили все необходимые документы. Начался следующий этап жизни, новое строительство.

Нужен был лес. Конторы лесничества находились на станции Деревянка и в Петрозаводске, меня почему-то отправили в Петрозаводск.

Выделили лес близко, не доезжая километра три до Ерошкиной Сельги. Отец и Казимир занялись валкой деревьев. А мы с мамой и Ирой сучки рубили, шкурили бревна и выполняли другую посильную работу. Казимир работал механизатором и ему на выходной дали трактор. Он стрелевал лес на наш участок.

Отец прикинул, если построить оба дома размерами шесть на шесть метров, то леса хватит, если делать больше, то может и не хватить. Мы решили первое время жить все вместе, но получалось, что у отца с мамой не будет отдельной комнаты для отдыха.

Отец тогда уже начал писать, он часто публиковался в финской газете «Тотуус» и журнале «Пуналиппу», был селькором, поэтому мы предложили пристроить ему маленькую комнатку, что-то вроде небольшого кабинета. Когда первый дом почти построили, поняли, что на второй дом леса не хватает. Только на одну его половину.

Мне опять пришлось ехать в Петрозаводск в лесничество, но там мне отказали. Надо было пешком идти на станцию Деревянка за четырнадцать километров.

Я отправилась туда. Немного меня подвезли на попутке, а дальше пришлось шагать километров семь пешком по гнилой лежневке.

Пришла я туда, мне выписали лес и даже дали немножко больше. Из оставшихся бревен мы смогли еще и доски сделать.

Сначала построили родительский дом. Казимир тогда сильно заболел бедный, язва желудка у него открылась. В лесу на основной работе целый день отпашет, а вечером придет, поест и снова за работу, дом строить. Мы все выходные и отпуска трудились на строительстве. И все бы ничего, но еще и ходить надо было издалека из Верховья. Теперь это улица Пионерская, она довольно далеко располагается в Деревянном от нашей Онежской улицы. Очень это было тяжело.

Кирпичи

Добывать стройматериалы в те годы приходилось в условиях невероятного дефицита. Когда уже крышу доделывали, встал вопрос: где взять кирпич для печей?

Я снова поехала в Петрозаводск, теперь – на Кирпичный завод.

Как оказалось на заводе кирпич можно было взять только некондиционный и только во вторую смену. Приехав в город с утра, я много часов терпеливо сидела и ждала в диспетчерской.

Дождалась, наконец-то сообщили, что можно грузить кирпич. Договорилась с мужиками о погрузке, а времени было уже два часа ночи. Устала так, что невозможно словами передать.

Я в то время недавно родившегося старшего сына Алика кормила грудью, очень переживала, как он там без меня целый день.

Наконец машина, груженая кирпичом, отправилась в Деревянное.

Когда подъезжали к мосту через речку Орзегу, сквозь дрему я заметила, что водитель начал почему-то прижимать машину к перилам моста с той стороны, где я в кабине сидела.

Остановил машину и говорит: «Ну, что, будем рассчитываться?».

Я не сразу поняла, что он имеет в виду. Смотрю на него удивленно, вроде договорились рассчитаться на месте, в Деревянном.

А он пуговицы рабочей куртки расстегивает, лицо такое напряженное, смотрит прямо перед собой мимо меня. Пуговицы к счастью не расстегивались, куртка была новая и петли еще не разношенные, поддавались туго.

Я открыла дверцу машины и соскользнула с сиденья на землю. Я очень худенькая тогда была и легко протиснулась между дверцей и перилами моста.

Помчалась в лес, спряталась за дерево и заплакала.

Водитель за мной к счастью не побежал, а крикнул: «Иди обратно, я пошутил».

Я вытерла слезы и сначала решила бежать домой лесом и оттуда позвонить в милицию. До дома оставалось километра четыре, он адреса моего не знал.

Но потом, достав накладную, а ночи стояли еще белые, поэтому я легко прочитала номер машины и фамилию водителя – Сидоров, немного успокоилась.

Но идти к машине боюсь, кричу: «Сидоров, у меня деньги дома».

Он отвечает: «Иди живо, мне на работу надо возвращаться, до смены осталось три часа, не трону я тебя».

В общем, вернулась я в машину, всю дорогу дальше мы ехали в тягостном молчании.

Привезли кирпич в Деревянное часам к четырем утра только.

Отец уже перебрался жить в недостроенный дом, хотя печки там еще не было. Казимир тоже был здесь, никто не спал, ждали меня, беспокоились, да и кирпич надо было выгрузить.

Отец с Казимиром разгрузили машину. Я отдала водителю деньги и сразу ушла спать.

На другой день только рассказала Казимиру все, что со мной произошло.

Он подошел, обнял меня и говорит: «Вот она – твоя хваленая Карелия. Поехали жить в Литву, у нас культура в этом плане выше».

Но уже был взят земельный участок и лес, начато строительство и мы сами настроились жить в Деревянном.

Казимир с его литовским характером еще долго потом планировал встретить моего обидчика и поквитаться с ним, но от этих мыслей отвлекала работа, строительство нашего дома. Воспоминание о том неприятном происшествии постепенно забылось.

Отец сам сложил печку. Как умел, так и сложил. Вот такой он был разносторонний человек, умел делать практически все, и крышу крыть и дом рубить и Казимира научил очень красиво углы дома класть. Как только печка была готова, мы все перебрались в недостроенный дом.

Это произошло в начале декабря 1956 года. Отец сказал, что перебраться жить в новый дом надо до Рождества, а потом постепенно его достраивать.

Весной начали строить наш с Казимиром дом.

У каждой правды свое время

Однажды я разговорилась на улице с одной своей односельчанкой, звали ее Наталья. В разговоре вспомнили прошлое и вот что она мне рассказала.

В 1937 году осенью, как раз когда поспела клюква, она собирала в лесу на болоте ягоды. Дело было вечером. Болото посередине было топкое, там глянцево поблескивала тяжелая темная вода, а по краям относительно сухое, вот здесь-то на моховых кочках всегда поспевало много клюквы.

Дом Натальи стоял в конце деревни у леса, она на работу днем сходит, и ранним вечером за клюквой идет по знакомой тропинке прямо от дома.

Однажды насобирала Наташа клюквы полную корзинку, уже темнеть начало, но ягод было так много, что жалко было уходить. Она начала собирать их в платок.