Колба медленно поползла к краю стола, подросток бросил на неё цепкий взгляд, и она остановилась у края, вздрогнула, расплескав немного воды. Канцелярские принадлежности на столе Крамера задрожали, как и стул под профессором.
– Достаточно, – мягко произнёс он, вставая, – Гарик…
– Я не могу, оно само как-то.
– Ты должен научиться себя контролировать!
– Камеры пишут?!
– Конечно.
Гарик оглядел белую комнату, и в его взгляде Крамер прочитал что-то недоброе.
– Пусть они пишут, – улыбнулся парень, поднимая вверх руки, заставляя все предметы подчиниться, словно палочке дирижёра. Замигали лампы. Всё завертелось в бешеном танце. Колба с водой ударилась о стену, расплескав воду и стеклянные брызги, карандаши вонзились острыми жалами в гипсокартонную стену.
– Гарик, остановись! – закричал Крамер, получив удар степлером по скуле, – не делай глупостей…
Дверь распахнулась, когда Крамер лежал без сознания на кафельном полу. В комнате царил ужасающий беспорядок. Доктор наук Сергей Николаев зло ударил Гарика по щеке, пытаясь заставить его подчиниться. Гарик улыбался, ему было плевать. Санитары вкололи парню мескалин и поволокли за собой.
– Я всё равно сделаю вас, суки, – процедил он сквозь зубы, – это тюрьма… вы не имеете… права… суки…
Его колени подогнулись, и он безвольно повис на руках санитаров.
– Этого в карцер, – отчеканил Николаев, склонившись над Крамером, похлопывая его по щекам.
* * *
Я никогда не думал, что буду участвовать в подобном, а всё случившееся за эти месяцы можно было назвать нереальным фантастическим сном. Мог бы я предположить, что согласившись участвовать в проекте «Рассвет» подпишу договор со смертью.
Ребят было двадцать, и все оказались очень интересными, необычными детьми. Им было от десяти до восемнадцати – это были особенные дети, которых называли «индиго». В институт для исследований меня пригласил давний друг – Серёга Николаев. Когда-то я работал с ним в одной лаборатории, изучая психологию и физиологию страха. Именно, вспоминая наши исследования, Николаев пришёл к выводу, что мне можно доверить поставленную задачу.
Дети, поступавшие в лабораторию, не имели родителей и находились под опекой государства. Тогда я не придал этому значения и с головой ушёл в работу.
Николаев считал, что страх способен открывать способности детей «индиго», словно двери, ведущие к запретному плоду. Это был не просто страх найти чудовище под кроватью, а более глубинные фобии подсознательного характера. Позже я понял, что ввязался в мерзкую игру, где разменной монетой оказались дети, не имеющие выбора, и понимающие, что каждый день может стать последним. Позже я осознал, что военные, оплатив заказ, не оставят нас в покое. Им необходимо выяснить, насколько сильными способностями обладают дети «индиго», как можно выявить и развить дар и сколько времени уйдёт на обучение маленьких солдат для новой непобедимой армии.
5
Настя
Настя понимала, что её, так называемый, дар способен не просто прожечь дыру в стене, он может убить. Девушка закрыла глаза и отползла в угол, в комнате пахло гарью, обугленная краска на стенах вздыбилась, как иссушенная бесплодная почва. Длинные рыжие волосы Насти покрылись сажей, а на ладонях вздулись волдыри. Часто дыша, девушка ощущала, как билось сердце, стучало, точно кто-то вышивал на швейной машинке: та-та, та-та, та-та…
Она не слышала, как открылась дверь, и в комнате появились Крамер и Николаев, обсуждая, как поступить с ней.
– Ты сошёл с ума, – тихо прошипел Крамер, – я на это не подписывался.
– ЛСД расширит её сознание.
– А потом вгонит в жуткую депрессию.
– Нам нужен результат!
– Тебе…
– Оставьте меня в покое, – Настя, дрожа, поднялась на ноги, её лицо было обожжено, как и руки, которыми она закрывалась от вспыхнувшего огня.
– Всё хорошо, – выставил вперёд руки Крамер, пытаясь успокоить её.
– Не надо, я не хочу больше… – Денис обнял Настю, прижимая к груди.
– Всё хорошо, мы предоставим тебе другую комнату, – Николаев взял её за локоть, – тебе нужна помощь, идём, Варя обработает ожоги.
Настя посмотрела на Крамера, и в её взгляде плясали отчаяние и крик о помощи, но они делали его беспомощным. Она ничего не говорила, но вцепилась в Дениса, как в последнюю надежду.
– Помогите, – прошептали беззвучно её губы.
Он растерянный и обезоруженный, смотрел, как её уводили санитары. «Неадекватам место в подвале»! – больно ударил по ушам голос Николаева.
«Сколько ещё их будет? Они замыкаются в себе, либо начинают бунт или просто уходят из жизни».
Денис смотрел на окно в комнате Насти. Тёмные решётки, которые ещё не успели покрасить в белый цвет. Стены белые, чистые. Кровь смывалась, стены красились снова, дети заполняли подвальные карцеры. Крамер опустился на обгоревший пол и, закрыв глаза, прислонился к стене. Он не знал, как отказаться от проекта, но не мог больше участвовать в этом. «Как же всё прекратить»?
* * *
Первой сломалась Аня Петрова, ей было пятнадцать, трудный возраст и обострённое чувство справедливости.
– Мы не животные, чтобы над нами проводили опыты! – бросила она однажды Денису, и он увидел столько ненависти и силы в её глазах, что в нём тоже что-то надломилось. С того самого дня, Крамер перестал спокойно спать. Начал понимать, что привязывается к ним и тут произошло страшное…
6
Аня и Ваня
– Анюта.
– Ваня, ты напугал меня.
– Ты плачешь?
– Нет…
– Иди ко мне.
– Мне так плохо здесь.
– Давай сбежим… вместе…
– Но как?! Я думаю, живыми мы отсюда не выберемся.
Высокий черноволосый парень обнял свою девочку, он понимал, что через несколько месяцев, если они выживут, его могут отправить обратно. Ему будет восемнадцать, а ей только пятнадцать. Он погладил её по коротко-подстриженным волосам. Ощущал подушечками пальцев, сколько боли и гнева кипело в её маленькой детской головке.