– Думаешь, девушка что-то знала?
– Может, знала, может, наоборот, не знала, – пожала плечами Виктория. В тусклом утреннем свете она была похожа на сказочную русалку с бледной фарфоровой кожей и синими пейзажно-васильковыми глазами, почти черными сейчас.
– Здесь интересно, что убийство личное, – продолжала она. – И именно девушка была главным объектом убийцы. Ее убили второй, ее хотели выслушать. К тому же она не кричала по какой-то причине, когда кляп вынимали. При этом девушка была жива.
Она выпустила из полотенца отдавшие влагу волосы, которые тут же разлеглись по ее плечам слипшимися прядями.
– Что это значит? – никак не мог сообразить я.
– Это значит, что она говорила с преступником. Только, видимо, сказала не то, чего тот ожидал, или, как вариант, не сказала.
– А муж?
Виктория закатила глаза, демонстрируя, что я спрашиваю не о том.
– Ну вот почем я знаю! Если цель преступника была остаться с девушкой и выслушать ее, то мужа вообще, может быть, заодно убили. А может быть, он сопротивление оказал…
– Но тогда это точно твоя специализация – речь, – заметил я.
– Это специализация телепата, – иронично сощурилась Вика. – Я не знаю, что думал преступник и что не сказала жертва. Я не телепат.
– А переписка?
– Вообще ума не приложу, что они там хотят найти. Не думают же они всерьез, что паре кто-то в Фейсбуке угрожал или где там еще – в Инстаграме? Глупость!
– Неинтересно?
– Не особо. Еще и не вовремя, сам знаешь, не до них мне сейчас, – отозвалась Вика уже с кухни.
– А почему согласилась?
– Это жизнь, – театрально вздохнула она. – Если б я могла просочиться в другую реальность, поверь, я бы просочилась.
Пока она готовила завтрак, я своими глазами увидел ту крепкую руку, которая держала ее в этой реальности, мешая «просочиться». Это была рука начальника Следственного управления Следственного комитета города, которая размашисто и уверенно вывела на пухлой папке: «ВИКТОРИИ АЛЕКСАНДРОВНЕ БЕРСЕНЬЕВОЙ. СРОЧНО!».
Глава 2
Блондинка в «Мармеладе»
Модным может стать все, что угодно. Никто и ничто не может быть застрахован от моды.
Александр Гофман, ученый-социолог
До этого дня я ходил с длинным светло-русым хвостом, который кудрявился и завивался, как ему вздумается, но, когда я завтракал, Вика вдруг задумчиво намотала мой хвост себе на палец и категорично заявила:
– Сегодня ты идешь со мной!
Я привык ей доверять и ничуть не встревожился, когда она припарковалась возле салона красоты, эффектно блиставшего идеально чистым керамогранитным крыльцом и сладкой до слипания отдельных частей тела вывеской «Мармелад». Сопротивляться было поздно. Она попросила посадить нас рядом – без разделения на мужской и женский зал, и тут же, как по мановению волшебной палочки, по соседству с ее креслом возникло еще одно, в которое моментально пристроили меня.
– Желание клиента – закон, желание VIP-клиента – Евангелие, – широко улыбалась менеджер зала, дама лет сорока, с густо накрашенными, как будто куском угля, бровями, видимо, чрезвычайно модными, потому что дама приподнимала их многозначительно и очень бережно. Отштукатуренные и нарумяненнные щеки должны были, по всей видимости, создавать образ молодости и здоровья, а приторно ласковая улыбка – гостеприимства. Интересно, сколько же времени Виктория проводит в этом салоне, если ее тут так принимают? Страшно даже представить, сколько!
В черной парикмахерской накидке, фиксировавшейся на шее, я был похож на католического священника. Досадуя на выступивший румянец, я показал глазами на эту нелепицу в зеркале. Я не привык к таким местам и выглядел глупее некуда.
– А смысл? – спросил я как можно более хладнокровно.
И получил ответ:
– В хорошей прическе на голове смысла иногда больше, чем в самой голове.
– Тебя не смущает, что с живым человеком обращаются, как с той-терьером? – упорствовал я, разглядывая примеры модных, условно мужских стрижек в рамках над зеркалом.
– Не ворчи, – сказала Вика, не поднимая головы от каталога разных парикмахерских чудес, и я понял, что, коль скоро позволил затащить себя сюда, надо просто не подавать виду и быть начеку.
– Они были больны, по-моему… на голову, – вдруг сказала Вика.
– Еще бы!
Я повеселел, думая, что она имеет в виду дизайнеров и парикмахеров, но я ошибся.
– Я про этих мужа с женой. Про убитых, – уточнила она. – Пока ты собирался, я успела просмотреть переписку.
– И что?
– Представляешь, они всю свою жизнь выкладывали на обозрение в социальных сетях.
– Сейчас многие так делают.
– Я заметила. Как это называется? Навязывание миру своей ничтожной персоны?
– Это называется «дружить» в современном понимании.
– Дружить, дружить. – Она несколько раз перекатила слово во рту, словно пробовала его на вкус.
– Нехватка времени, – пояснил я.
– Может быть, – протянула Вика. – Но зачем писать человеку в социальной сети, если живешь с ним в одной квартире?
– Не знаю, но многие так делают.
– Нет, даже не это странно, а то, что они пишут личные сообщения на так называемой «стене», то есть на всеобщее обозрение: «Дорогой, спасибо за вечер!» И ответ там же, на стене: «Ты была просто восхитительна, любимая!» Это что такое?
– Тебя это удивляет?
– Да. А тебя нет?
– Нет.
– Странно.