– Какую именно? – поинтересовалась она. Мария замялась.
– Ну, что, вроде как… были там какие-то существа, более могущественные… от которых и произошли кэлюме… и что вроде они прокляли… или что-то наподобие… ээ… ромеи Раду… за то, что она отказалась им подчиняться, – неловко закончила она, очевидно заметив, что по отношению к своим реальным прототипам легенда не очень-то тактична.
– Любопытная версия, – озадаченно протянула Жанна; похоже, «проклятием, в результате которого родился ребёнок-мутант», местный фольклор был обязан остроумию её отца.
– Но ведь вы, Жанна, ведёте такой замкнутый образ жизни, – виновато возразила Мария, опустив голову, чтобы скрыть румянец. – Если бы вы участвовали в делах замка, слухов было бы меньше… Посудите сами, какой… хм… из вашего отца правитель… я извиняюсь…
– С моей точки зрения, какие подданные, такой и правитель, – сдержанно возразила Жанна, отчего-то вспомнив убийство Рады и впервые в жизни ощутив при этом нечто вроде горечи – или, вернее, отвращение, которое она втайне всегда испытывала ко всему вампирскому двору. Мария отстранилась.
– Вы ошибаетесь… Есть и… ну, так сказать… нереализованные силы, которые… ждут… их надо просто направить… Я, признаться, давно хотела поговорить с вами, но случая не представлялось, – вдруг заявила Мария, твёрдо взглянув на неё. – А чем вы, собственно, занимаетесь?
1
Жанна стала заглядывать в гости к нечаянной собеседнице. Марии в Чейте принадлежали уютные, удобно обставленные апартаменты, залитые тёплым светом многочисленных изящных ламп из венецианского стекла, устеленные мягкими восточными коврами, узоры на которых горели и переливались, как расплавленное золото. Жанна обычно листала собранные Марией книги, валяясь прямо на ковре, а Мария перебирала струны арфы, сочиняя что-нибудь своё, хотя любила и произведения людских композиторов.
– Воля твоя, но есть в арфе какая-то несуразность, – разглагольствовала Жанна, вертя иллюстрированный том «Сказок 1001 ночи» то боком, то вверх ногами. – Такой громоздкий инструмент – арфой не то что оглушить, а и убить можно, если как следует размахнуться – но при умелом обращении позволяет извлекать самые нежные звуки из всех, которые я когда-либо слышала.
– Да, в цыганский оркестр с этим не возьмут, – согласилась Мария, листая ноты произведения, написанного специально для неё композитором Монтеверди, с которым она была лично знакома. – Довольно трудно танцевать, подыгрывая себе на арфе.
Жанна оценивающе посмотрела на свою полупрозрачную руку.
– Дрынь-дрынь-дрынь… ум-ца-ца, – неизвестно к чему провозгласила она и вернулась к пролистыванию книги, которую снова повернула ногами вниз, а головой – вверх. – Что слышно в Совете?
– На мой взгляд, гораздо важнее: что слышно за его пределами, – возразила Мария, рассеянно перебирая струны одной рукой.
– И что?
– Я считаю, просвещённым кэлюме пора объединиться. И сделать это надо не за счёт каких-то административных мер, а с помощью идеологии. Нужна принципиально новая система взглядов, которая отличала бы нас от людей, мотивировала бы… к чему-то высшему. Пока что я вижу обратный процесс: кэлюме заимствуют всё у смертных. Нам нужен – я не знаю – какой-то символ, точка отсчёта, с которой мы могли бы начать свой, уникальный путь.
Жанна задумчиво промолчала. Она ещё не посвятила Марию в свои алхимические изыскания, но многое, подмеченное этой изящной придворной дамой, удивительным образом совпадало с её собственными целями. Общаясь с Марией, Жанна убеждалась, что красота и благородство свойственны королеве не только внешне, но и – что было редкостью среди вампиров – внутренне. Жанна украдкой бросила на собеседницу изучающий взгляд. Сейчас, при надёжном, ровном свете роскошных внутренних покоев дворца, отгороженных от тревожного мира ночи крепкими стенами и обитыми железом прочными ставнями, была особенно заметна какая-то по-домашнему нежная, лучистая красота Марии: полное, стройное тело, холёные руки с хрупкими пухлыми пальчиками и прозрачными розовыми ногтями, глубокие золотисто-карие глаза, которые вместе с мягкими бархатно-чёрными бровями составляли светлым, почти пепельным волосам оригинальный контраст – но не броский, кричащий, а тоже какой-то на удивление утончённый и гармоничный. Мария умела одеваться элегантно и со вкусом, и осыпанные жемчугом светлые шелка окутывали её фигуру, как пышные лепестки.
– Ты похожа на белую розу, – сказала Жанна.
1
Как-то незаметно Мария привлекла к работе помощников, и Жанна с лёгким недоверием обнаружила, что среди кэлюме всё-таки попадались личности, помимо фатального успеха в кругу людвы заинтересованные судьбой расы. Нет, Мария не плела паутину тщательно законспирированного заговора, всё выглядело как собирающиеся по случаю то там, то сям кружки рядовых обитателей замка, беседы о текущих делах – некоторые специалисты потом занимали созданные королевой под их же собственные инициативы посты, и Жанна видела, как естественно, словно сама собой появляется политическая структура, которой отданы все силы, всё вдохновение. Благодаря Марии в обществе устанавливалось какое-то молчаливое согласие, единый порыв к действию, к творчеству. Глядя на неё, Жанна с изумлением понимала, что нетерпимые, себялюбивые лидеры, так популярные среди людвы, показались бы беспомощными в сравнении с этой королевой, с её обаянием и тактом. Мария излучала понимание и доброту. Тонкими, незаметными штрихами она умела выявить лучшие качества чужой души, гармоничное влияние и сдержанное, изящное руководство Её Величества украшали подданных. Рядом с ней каждому хотелось стать лучше.
Порой Мария казалась Жанне в чём-то антиподом Дьёрдя, который – тоже не прилагая специальных усилий – исхитрялся обрушиваться в чужое сознание, как шторм, и выворачивать наизнанку даже то, что казалось уже испорченным. К удовлетворению Жанны, в поведении Марии она ни разу не заметила никаких следов влияния Дьёрдя: вампирский повелитель для неё ничего не значил, хотя рядовых обитателей Чейте одно только упоминание его имени выводило из равновесия, – причём реакции были самые разные и труднообъяснимые: от болезненной неприязни до болезненного преклонения и даже страхов, напрямую к Дьёрдю не относившихся: например, человек вдруг вспоминал, что боится пожаров.
– Я думаю, он сумасшедший, – спокойно говорила Мария, полуприкрыв матовые веки. – В буквальном смысле.
Жанна про себя удивлялась; её смущала категоричность формулировки. Она, хоть и знала отца всю жизнь, сама себе не смогла бы ответить с уверенностью: действительно ли Дьёрдь не в себе или притворяется. Однако цельность характера и ровное, изысканное обращение Марии, которая как будто всегда была во всех уверена и всему радовалась, внушали Жанне доверие, со временем переросшее в истинное, глубокое уважение – чувство, которого Жанна больше не испытывала ни к кому и никогда. Жанна знала, что самой ей случалось – невольно – и напугать, и оскорбить, и вообще она производила на окружающих отталкивающее впечатление, особенно если не старалась специально понравиться. Если бы не Мария, ей никогда бы не удалось поладить ни с кем, а изящная подруга смягчала своей спокойной улыбкой и ласковым, обволакивающим светом жгучую серебряную тень Жанны, чью незваную мудрость иначе никто не смог бы принять. Жанна понимала, что все её непрактичные искания, обретавшиеся где-то в закоулке жизни расы в виде неясных утопических проектов, благодаря Марии обретут жизнь.
1
Постепенно Жанна посвятила Марию в свои опыты по сгущению альрома внутри кристаллов. Мария не рисковала перемещать собственное сознание таким способом, только просмотрела несколько записей и долго молча о чём-то размышляла, после чего подвела итог духовным трудам подруги фразой:
– Я бы на твоём месте устроила где-нибудь подальше от Чейте надёжно законспирированную запасную базу. – Пока Жанна неуверенно всматривалась в перспективу переезда, Мария пробежалась мыслью в означенном направлении чуть дальше и деловито добавила: – А также уделила некоторое внимание изучению основ фортификации и… и работы с агентурной сетью. Потом у тебя уже не будет на это времени. Я познакомлю тебя с одним опытным человеком, он какое-то время был господарем Валахии и поможет нам устроить надёжно защищённую лабораторию. Впрочем, сначала я поговорю с ним сама… Кстати, ты брала уроки фехтования?
1.
Лаборатории Жанны мало подходили для приёма гостей, но Мария мужественно делала вид, что не замечает неудобных деревянных кресел с прямыми, как линейка, спинками и бесхитростно-голых каменных стен, молча давая себе обещание развить как-нибудь на досуге у подруги какой-никакой вкус. Жанна изучала не только кристаллы, но свойства энергетических полей вообще; не рискуя вмешиваться в опыты, Мария обходилась подсобной работой, добросовестно вникала во всё, что удавалось понять, оформляла, систематизировала, подсказывала, как получалось, – в основном наобум, но Жанну это порой наводило на свежие решения. В принципе, Жанна могла бы работать и одна, но Мария обеспечивала ей нечто большее, чем исполнение мелких канцелярских поручений, – уважение и сочувствие, без которых легко было уходить в странствие за горизонты сознания, но трудно возвращаться. Если бы Жанну не удерживал ровный свет чьего-то внимания и веры, всё, что бы она ни нашла, осталось бы при ней и ушло вместе с ней, – в этом Мария не сомневалась. Душа, принадлежащая к иному миру, отмеченная даром провидения, необыкновенной силой памяти об истинной природе вещей, не стала бы ничего навязывать, рекламировать свой талант, как билет на цирковое представление. А между тем раскрытие новых способностей сознания могло произвести радикальный переворот в жизни всей расы… так, по крайней мере, повторяла Жанне Мария, тщательно сохраняя невозмутимое выражение лица. Однако опыты Жанны, льющиеся из ниоткуда вереницы причудливых видений, скользящие по застывшему с плотно сомкнутыми веками лицу и прячущиеся в зажатом в бесчувственных пальцах кристалле, где теперь будет вечно идти, вечно повторяться чья-то жизнь – кто ещё на такое способен?.. Сколько на это нужно сил? И, главное, зачем?.. Что, если эта дорога тоже никуда не ведёт?..
1
Жанна заинтересовалась добытым Марией отрывком рукописи, в которой кроме надписей на неизвестном никому даже из вампиров языке содержалось большое количество рисунков, изображавших неизвестные никому даже из вампиров и определённо не встречавшиеся на окрестных землях растения, а также довольно странные фигурки, как бы совмещённые с растительным узором. Иногда соотношение масштабов просто поражало: получалось, что люди в огромных количествах текут внутри какого-то стебля и живут в зёрнах исполинских плодов; иногда какая-то фигурка вдруг как бы прорастала веточками и лепесточками, в общем, творилось нечто либо крайне аллегорическое, либо очень инопланетное, и будь растения не лишены тщеславия, книга бы им, наверное, польстила. К сожалению, прежний хозяин рукописи – а скорее всего, просто гонец, не знавший, что перевозит – погиб при невыясненных обстоятельствах, похожих на нападение разбойников, а рукопись Мария нашла случайно, заглянув в брошенную карету: непонятные рисунки грабителей, видимо, не привлекли, а потому частично разлетелись по ветру, а частично дождались новую владелицу в распоротой ножом сумке. Жанна дала неразгаданному произведению условное название «Люди как растения», с увлечением вертела картинки то боком, то вверх ногами и даже ползала по полу, стенам и потолку, вживаясь в образ: ещё ни одна книга не удостаивалась такого энтузиазма, – а потом села на мягкий турецкий диван, задумчиво откинулась на бархатные подушки и протянула:
– Знаешь, а ведь Пульс был растением, как ни крути. И очень крупным…
– Так ты всё-таки веришь в Пульс? – встрепенулась Мария, листавшая в это время свежее сочинение очередного парижского теолога. Жанна слегка сузила ярко-серебряные глаза, так смущавшие неискушённых сородичей, и пожевала полупрозрачными бесцветными губами.
– Я в нём жила, – неопределённым тоном призналась она.
1
– Я вот думаю, – серьёзно заметила Мария, созерцая волны воздушных серебристых кудрей Жанны длиной до пола, – если сделать тебе высокую причёску, обмотав волосы вокруг головы, какого размера получится пучок?
– Я чувствую, твоя интеллектуальная жизнь на пике активности, – уважительно кивнула Жанна. Она разглядывала семечко гиацинта в микроскоп, пытаясь заметить хоть самые слабые токи альрома.
– Глядя на тебя, я начинаю понимать, что на самом деле означает выражение «волосяной покров», – продолжила Мария размышления в избранном направлении, и Жанна фыркнула, что в переводе на шкалу эмоций среднеарифметического кэлюме означало смех.
– Отдохни немного, – в третий раз активизировалась Мария. – Хватить лупиться в окуляр.
Жанна, приняв к сведению практическую часть прозвучавшего, отодвинула наконец прибор и откинулась на спинку жёсткого неудобного кресла, но некоторое время продолжала сидеть, задумчиво глядя перед собой, а потом почесала серебристую бровь.
– Земные цветы слишком маленькие, – подытожила она.
1
– Я в детстве была уверена, что города света, ну то есть высший мир, находятся в грозовых облаках, но существуют только во время молнии. И можно их увидеть, если в нужный момент оказаться там, внутри.
– Ты, наверное, все облака излазила?
– Я так играла. Мне казалось, что нужно только поймать момент, когда увидишь молнию рядом. Я, честно говоря, и до сих пор верю, что там что-то такое есть, хотя и знаю теперь, что нет никаких доказательств. Но, если и существует какой-то народ, который живёт только в грозовом облаке, и только во время вспышки, это, должно быть, счастливые души.
Хлестал дождь, и платья насквозь промокли. Мария и Жанна бродили по пояс в чёрной, пенящейся реке, и быстрые волны крутились вокруг них бурунами. Над каменистым обрывом монотонно гудел высокий еловый лес. Противоположный берег лишь изредка проступал из проливной ночи собственным лунно-бледным отпечатком, когда его озарял отблеск грозы. Низко над наэлектризованной землёй клубились дымные тучи. Порыв ветра выбросил в реку такой шквал брызг, что казалось, по тугим волнам застучала густая оружейная дробь.
«В купании под дождём не хватает интриги, – мысленно передала Мария, чтобы не перекрикивать ветер, тем более что Жанна зашла в глубь, привольно разлеглась в волнах и куда-то отправилась вниз по течению. – Брызгаться нельзя».
Поразмыслив над этим обстоятельством, Мария погрузилась в реку и тоже поплыла. Дождь и волны заливали глаза, но всё равно вверху ничего не было видно, так что в бурном беге чёрных вод присутствовала своя гармония, скорее осязаемая, чем видимая. Бушующая свежесть омывала тело, крутя набрякшие водой складки платья, мимо проплывали бесформенные берега, едва заметные на бледно-лиловом фоне мерцающих туч.
«Грамотное отношение к электрификации и водоснабжению спасёт мир!» – внезапно отозвалась Жанна сквозь толщу воды, причём, судя по слышимости, её уже отнесло довольно далеко.
III. Океан
0.
…Снилось, что она летит над городом с необычной архитектурой. Там были небоскрёбы цилиндрической формы и приземистые параллелограммы подсобных построек – всё покрыто гладкими плитами из тёмно-серого, с металлическим отливом камня, похожего на магнит. По многоярусным трассам, крест-накрест пересекавшим ночное небо над городом, носились взад-вперёд рои жужжащих, с пылающими красно-рыжими фарами машин – обтекаемых легковушек и нахохленных фур. Но главной частью города были искусственные реки. В гуще трасс и дорог на разной высоте величественно располагались вместительные каменные русла, заполненные прозрачно-бирюзовой водой, которая светилась изнутри. По каждому из таких каналов мог бы свободно проплыть круизный лайнер, но на воде не было видно ни одного средства передвижения: для транспорта использовались бегущие тут же рядом, параллельно, дороги. Реки изящно и свободно лежали в каменных ложах, как ожерелья в тёмном бархатном футляре, и светили вверх холодным, чистым серебристо-зелёным светом; волшебный блеск их волн проникал прямо в душу. Жанна поняла, что именно в этих, словно наэлектризованных, водах и сосредоточена истинная жизнь города, тайное движение его лучших сил…